Light of your smile
Снаружи гудела толпа, в ожидании обещанного чуда, многие уже успели обзавестись фото с нашими собачками и белым какаду, отпраздновать этот сувенир чипсами с колой и приятными светящимися безделушками. Я не питал иллюзий по поводу интереса и благодарности, прислушиваясь к недовольным тирадам шепота в духе: "Когда уже начнут?!". Потому мне оставалось только думать о том, что в отличие от них, спешащих поделиться после представления впечатлениями на смартфонах и планшетах, приглядывая елку и игрушки к ней, мне останется... Перебинтовать ушибы и растяжения, смыть душный грим и лишь осторожно приоткрывать занавес мечты о том же празднике, что и у них, между заученными движениями...
Кстати о них, в этом шоу мне их досталось преогромное количество. Мой брат сочувственно отрабатывал прыжки на батуте (счастливчик, если не считать пару появлений, у него один номер). шелестела из установок на декорацию холодная вода, подчеркивая свой леденящий дух сквозняком из пяти выходов на арену. Тем временем на пробу запускался сладковатый дым, суетились уставшие и несколько обозлённые очередной задержкой зарплаты коллеги. Капризно лаяли псы, урчали сонно подростки-медведи, вновь пропускающие спячку, противные павианы орали, бегая по всему корпусу закулисья и скверно кусаясь.
В такие моменты я чувствовал, что не понимал людей, которые любят цирк; но тут спасительно-ободряюще вспоминались восторженные рукоплескания и крики "Браво!", встревоженные охи при рискованных трюках, неизменное скандирование: "Молодцы". Да, в сути, мы работаем за спасибо, но ведь и сами когда-то малышами также восторгались артистами той профессии, которую избрали, наверное, именно этот момент радости в их глазах дороже всяких денег, и он один умиротворяет и поддерживает в приятном чувстве перед выходом на сцену.
Заиграл синтезатор, заезженный получше всякой пластинки и, после слова актера-Деда Мороза, мы бравой походкой легонько выбежали по кругу.
На первый раз нам с братом достались просторные шелковые рубахи и штанишки, и колпаки с бубенчиками; из макияжа было много пудры, очерченные чёрной линией края лица и тени с нарисованными капельками под глазами, чуть очерченные алым губы; эдакие куколки. Как-то пришло в голову, что все же о нас заботятся, раз вкладывают столько краски и придумки в нашу внешность; но потом вспомнилось, сколько эта красота будет меняться, несомненно, чтобы зрителю было интересно; весь расчёт на него.
С трудом поддерживаю общую сценку и улыбаюсь, первая волна аплодисментов, но внутри меня все росло чувство, что в этот раз чуда не случится (хотя скоро Новый год) и вместо искренней радости зала в конце будет только его суетливые шаги к выходу.
К арене пошёл наш товарищ, осторожно приподнимая полы плаща и накидки, чтобы не повредить провода и всякие установки, за порчу которых директор голову оторвёт, было видно, что ему тяжело от нелегкого микрофона и подсветки, прикреплённых к массивной маске черепа (он играл злодея-мага), ещё и эти накладные ногти с перчатками, бедняга! Под зловеще-трагичный саундтрек он водил руками в воздухе, наверняка жмурясь и терпя боль в глазах от лазера, непрерывными пучками преследовавшего его руки. Зритель же наблюдал красивые спецэффекты, веера разноцветных лучей, россыпь искусственных звёзд и молнии, световые вихри, кольца, дым и лучи, лучи и дым, и открывал рот в изумлении, судорожно фотографируя и записывая видео с номером злодея и лазерной магией.
Далее были ещё громче рукоплескания (и даже горько озираюсь на наших кошек, которые в репетиции старательно царапали две дощечки передними лапами на высоте, добираясь до крошечного корма (сейчас этим уже никого не удивишь и не умилишь, зато электроника вызывала бурю оваций). Представляю, как будут зевать во время моих номеров. "А ну бегом на сцену!" - кричат униформисты, выкатывая две железные пружины и толкая впереди моих партнёрш по номеру огроменный куб из железа. Ах, совсем забыл, а ещё переодеться и на грим, а ещё проф-взнос сдать, и подписать бумаги. Когда я уже перестану витать под куполом?... Нет, не в прямом смысле, это была аллегория. И только, и только.... Кричу брату, чтоб разжигал факелы и приготовил копья, и удаляюсь быстро-быстро в гримерку, отсчитывая секунды перед выступлением, пока клоуны в образе ведьмочки и тролля развлекали публику миниатюркой с надувным молотком.
Дробь драм-машины, выходит процессия танцовщиц в красных туниках и позади два монаха в алых капюшонах, несущих зажженные копья. Один из них начинает жонглировать огнём, второй (то есть я) скидывает плащ и, еле успевая сделать пару па на скользком от воды полу, чтоб и в ритм музыке попало; быстренько берусь за куб и начинаю вращать. Ух, какой же тяжелый! Окружённый рампами, в несколько рядов, разных расстояний, цирк слепит падающими лучами, как искры, мелькающими то тут, то там на моем снаряжении (из последних сил держу скорость, только не медлить, только не сломаться!). Не в этот раз, когда из зала пошли одобрительные вскрики, а некоторые глаз не отводили от моей белой, открывающей одно плечо, туники и нарисованной золотистой маски, обведённой черным, на мраморно-белом лице. Да и когда по бокам стоят огромные раскачивающиеся железные пружины, а по кругу скачет, размахивающееся во всю мощь, копьё с огнём на двух концах, сам инстинкт самосохранения подскажет держаться, как только возможно. И все же, быть может, потому, что я понимал всю важность происходящего (мы только открывали новогодний сезон), мои мышцы отказывались слушаться и куб с каждым мгновением ощущался все более тяжелым, ещё чуть и...
Но пронесло, номер наконец окончен, мы с братом кланяемся и, первым делом, потушив копьё, устремляемся к столикам с водичкой и к пуфикам, что легко терялись среди больших приспособлений для воздушных гимнастов, укротителей, иллюзионистов... Но хватит об этом, пока перехватили инициативу колуны и артисты Снегурочки со сказочником (и такое придумали), жизненно необходимо присесть и попить; и вспомнить, что брат тоже живой человек, работавший с не менее, а может, и куда опаснее трюком. Перевожу дыхание и бросаюсь его рассматривать - нет ли ушибов и ожогов. Он улыбается и со смешком уверяет, что все в порядке, не в первый раз. Но тут... Опять пошли первые аккорды новой темы программы, где снова необходимо было присутствовать (грим и костюм тот же, хоть и на этом спасибо, все нервы вынимают эти перевоплощения); гляжу на, любезно уносимый для меня на сцену реквизит - вращающийся шест с коварными скользкими точками опоры. Брат желает удачи, обнимая и заботливо смазывая мне ладони пудрой; пора...
Не знаю, о чем думал наш звукорежиссёр, но мелодия под этот номер была выбрана неудачно - это был тонкий, медленный и даже какой-то любовный мотив, наводящий истому и расслабление; там, где необходимо быть собранным и контролировать каждый импульс тела (тут у меня и вращения, и поднятия всего корпуса на одной руке из горизонтального в вертикальное положение и художественные выгибания ногами и спиной, и та же скорость, и замедленно-плавные движения; противоречивый, сложный номер; я понимаю, зрители любят необычные переходы, но каково мне (и как назло, это не моя специальность и именно это непостоянное несчастье мы репетировали под конец и меньше всего; чувство, ещё немного и я провалюсь!). Благо, публика, по большей части, окунулась в гаджеты и еду с разговорами; но впервые это ничуть не оскорбило моего артистического достоинства: внешне все было, как ожидал постановщик, но не было главного, чего я всегда требовал от себя - идеи, совпадения с музыкой, как бы сказать, внутреннего... Просто отработанная механика без души.
Нужно было спасать ситуацию, иначе не оберёшься потом нотаций и лишения уплаты; но как? С тревогой в голове перебирались варианты, пока руки и ноги с туловищем жили, как до сих пор удивляюсь, точно своей жизнью и оттачивали повороты и наклоны, углы и амплитуды. И внезапно... Вспомнилась девушка, аплодировавшая мне в других номерах громче всех (сидела она близко, не трогая ни телефона, ни еды). У неё были удивительного цвета глаза - светло-тепло-зеленые, как тонкие листики с росой, влажные от удивления и радости! Вот оно! С благодарностью и мысленным трепетом мысленно устремляюсь к ней, и... словно рядом, она смешно-усердно старалась повторить мои движения, хваля и поддерживая (я даже слышу её тихий голос, звонкий, как ручеёк)... В реальности, параллельной той, куда я внутренне уносился, мои движения становились более робкими, более мягкими, и, как нельзя лучше, подчеркивали романтичный лад музыки... Её голос все ближе и осторожное дыхание, спешившей с мороза, ко мне, коснулось лопаток... Я как во сне! Ой... В глаза попала струйка (это фонтаны, совсем забыл, что в этом номере задействован наш водный аттракцион с его завсегдашней подсветкой, пронзающей воображение и глаз)…
Мне вдруг сделалось грустно, и непроизвольно я сделал особенно выразительную растяжку, что встретилось особо бурными аплодисментами, но в этот раз я их не замечал; что мне до них, когда, будто от дымки переливающихся капелек, неустанно бьющих по всему кругу арены, ускользала от меня моя крошечная сказка. Вздыхаю и готов поклониться (номер окончен), однако какой-то, громкий, нечужой, единственный из тысячи звук сам собой поднял мне глаза на зрительный зал - это рукоплескала она! Девушка с необычными глазами и изумительным бледно-розовым ротиком, сложившимся в улыбку восторга и чувства, которое согрело мягкими крыльями мне сердце - благодарность, каждой ниточкой её светло-светло-рыжих волос укрывала меня, и, непомня себя, делаю ещё импровизированные фигуры и кланяюсь, теперь глядя только на неё...
Чтоб вернуть меня из-под моего внутреннего, нового, светлого-светлого купола, оттенённого чем-то нежным (неведомый светло-апельсиновый с розоватым, голубок парил под ним, и я... вместе с той, чьи волосы были такого дивного оттенка), брату пришлось свистнуть мне в ухо и сунуть под нос схемку - мы вместе прыгали, рисуя в воздухе фигурки, на батуте к декорации, с занавесом воды, трюк не из легких, надо б пройтись ещё раз по нему. Тем временем на арене катались мишки на мотоцикле и забавно бегали по кругу, норовя укусить собак, кувыркавшихся по самому ободку арены, к радостным воплям детишек; катили ногами шар со стеклянными вставками коты и прыгали с махонькой трапеции с подушкой на руки дрессировщице; клоуны кидали в публику шарики и брызгались водяным пистолетом, под искусственным дождем жонглировала зонтиками наша гимнастка.... Все это было, а я и не заметил! У меня перед глазами все стояла та девушка и её: "Спасибо!", её улыбка и взгляд...
И ещё близился антракт, и притом надо было вспомнить, как держать равновесие (сейчас пойду по канату с шестом, и не один, а с братом). Грим надо было смыть, ограничившись легкой подводкой глаз и скул, а тунику сменить на белый пиджачок с золотыми узорами и лосины в тон пиджачку (я прямо принц из сказки, только не хватает короны на, наспех напомаженную укладку, этот образ меня немного смущал, и мысль, что она увидит меня таким, какой я есть, придавала трепета). Брат остался в штанишках и рубахе с колпаком шута, с макияжем тем же макияжем аля-арлекино (он был водостойкий и едкий). В голову лез шум барабанной установки, рабочие приставили лесенку к первому канатному мостику. "Ну, держись!" - шепнул я брату, и он, поднявшись выше меня, прицепив пояс страховки, взобрался ко мне на плечи, пошли…
Никогда ещё канатоходец (моя профессия) не казалась мне такой... легкой: я почти не ощущал груз на плечах и мне представлялось, что иду просто по узкой дороге, и вместо нелегкого шеста - два перышка (и четко осознавал почему - внизу была девушка с мягко-зелёными глазами, и переживала за меня; что-то внутри диктовало: "Не думай подвести её!". Музыка слегка напрягала весь зал и брата, чьи чуть дрожащие ноги упирались в ключицы, рампы били светом в глаза, но для меня существовало только осознание того, что она верит в меня!.. Дошли до второго мостика.
Брат с завсегдашним: "Ап!" чествующе отвёл руку в мою сторону и стал помогать налаживать второй канат - он был под углом, упирался в третью точку почти под самым куполом цирка, присоединив пояс безопасности, остался на мостике, держа кулачки за меня в прямом смысле этого слова. Снова пошёл, с каждым шажком дорожка увеличивала наклон вверх, шест загулял и канат закачался. Задерживаю дыхание и замираю, отчаянно пытаясь удержать баланс. Все ахнули, и даже инструменты оркестра на балкончике. Словно миг повис на ниточке и дрожал. Я глянул в сторону, повинуясь неведомому, влекущему голосу (в ту сторону, где сидела девушка, наблюдавшая за мной с побледневшим от волнения личиком).
"Она переживает! Соберись!" - приятно повелел разум и ноги послушно согнулись для дальнейших шажков. До последнего канатного мостика я буквально летел, предвкушая, как повернусь и увижу её радость, услышу её ладошки. И спустя несколько секунд я снова мгновение купался в тонко-зеленой дымке её глаз. Слова по роли, когда мы с братом спустились, отскакивали как от зубов. Впервые за всю жизнь я чувствовал прилив чуда и счастья, в мирок которого открыл мне дорогу взгляд причудливо светло-оранжевых с розовинкой волос и маленькой, сияющей без всяких лазеров, их хозяйки... Конферансье за сценой прочитал в микрофон торжественным тоном: "Антракт".
Я пошёл переодеваться, накинув безвкусно-цветастый халат (все-таки дуло из всех щелей), неотличимый от убранства брата (мы и так близнецы!). Но высказывать все претензии костюмеру - не судьба - впереди - выяснение отношений с рабочими, криво поставивших декорацию перед батутом. Правильно, я ещё в нашем цирке только их профессией не овладел! Но, к изумлению перед самим собой, слушая споры и перебранки с братом, обнаруживаю, что... Мне совсем не хочется ссориться, спокойно и усидчиво перевязываю узлы верёвок крепления и цепью поддерживаю частицы декораций (это была маленькая башенка, в три этажа, не считая батута, усердно смачиваемая потоком воды). Прыгаю по всем уровням нашей площадки номера, проверяя прочность, мимолётом ловя на себе чей-то взгляд. Поворачиваю голову - она!
Девушка не пошла за порцией щедро продаваемых вкусняшек, не метнулась за светящимися трофеями, она продолжала смотреть на меня, словно мысленно осторожно вместе со мной пробуя батут и улыбаясь, тихонько коснувшись моего лица (вернули подводочки с капельками на глаза, обводку его чёрной тоненькой полоской и пару алых контуров на рот, смотрю в карманное зеркальце (быть может, такой я и вправду милый). Но память и чувство из невидимого розово-апельсинового моего купола приводит моменты, когда я был без грима, и тогда она больше всего хотела быть рядом и уберечь от высоты). Чудная девушка с капельками светлого изумруда во взгляде....
Брат даёт шутя подзатыльник (чтобы отвлечь, я все был незримо с ней) и кивком указывает на кулисы, протягивая пояс для сценического костюма (чёрное трико с красными ободочками и ромбиками, и черно-красные кольца-ленты на плечи и запястья). Жмут. Но вспомнив, что мысленно со мной она, я почувствовал радость и боль как рукой сняло. Взрывы света, музыки и воды, сбивающие не то, что с ног, с батута, с нами старший гимнаст, незаметно подталкивающий и подстраховывающий. Мы начали прыгать с этажа на этаж, тасуясь, точно карты или фигуры в шахматах; кружилась голова и терялось чувство пространства в, будто бесконечной, смене одинаковых окон башенки, сверкающих в рампе струях воды и чёрные костюмов брата с гимнастом. Батут от старости отказывался служить исправно и приходилось ударяться об него со всех сил, и ещё эти позиции на цыпочках на самом краю стены декорации (я не знаю, как мы все это делали раньше на репетициях!). Публика опять скоро отвлеклась от нас, видно ей все ж больше полюбился лазер, чем огонь и фонтаны, но некоторые, очевидно, любители виртуального общения, а точнее, славы, упорно двигали за нами камеры айфонов, в уме уже, наверное, подсчитывая лайки за отснятое.
Я не сужу их, каждому своё увлечение. Моё увлечение - грезить о том, как пойду за кулисы, вытрусь и согреюсь кофе с булкой, укутаюсь в халат и... мысленно обниму её и скажу: "Это тебе спасибо, что ты со мной!" (её фигурка и, неотрывно следящие за мной, глаза узнавались среди всякого водопада). Номер окончен. Солидарные аплодисменты. С заученными ласково-благодарными выражениями лиц становимся в позу для поклона. И вновь ухожу последний, в крошечном замешательстве - нашёл в недрах декорации маленькую игрушку в форме щенка с сердечком, такой плюшевый и... приятно-апельсиновый... Так и просился в подарок ей! Но этикет и ограниченное время вынудили меня вернуться в закулисье. Пока на сцене сходили с ума сами и увлекали туда остальных наши непоседы-обезьянки, норовившие стащить друг с друга штанишки и похитить реквизит и чужой корм.
Раньше я с удовольствием глядел на выступления коллег, отдыхая душой от бесконечной мысли про работу, поглядывал, что делают зрители в моё отсутствие и как они чествуют другие номера. Сейчас же... Я приказывал себе быть прикованным морально и физически к стойке у крошечного буфета, скучающе выбирая маленький бургер к томатному соку. И все же меня тянуло ещё раз посмотреть на синенький сектор, где было… темное платьице с рукавами почти до локтя, расшитыми разными украшениями (так она была одета, та, чьё лицо и голос, чьё дыхание все глубже обнимали моё сердце). И предчувствие, что, возможно, я вижу её лишь сейчас и лишь однажды, разрывало его на куски.
Брат, рассеянно слушавший сплетни хохотуна-силача, заметил мою печаль и, смекнув что-то, как-то подозрительно-нарочито-незаметно близко-близко прошёл мимо меня к кулисам, прямо юркнул. Чего это он? - на мгновение раздался смешок в моей душе, но потом размышления о ней и обо мне в огранке "нас" ввергли её ещё больше в меланхолию.
По плечу прося постучал знакомый палец (это был брат) - он... возвращал мне мой скромный телефон, и, подмигнув, утешающе потрепал по волосам, устремившись вместе с директором защищать честь нашей труппы перед нагрянувшим, перед самым праздником, ревизором. Я перевёл глаза на вручённый мне обратно аппарат и... едва не задохнулся от радости - на меня с экрана смотрели светло-зеленые глаза, бледно-розовая улыбка и волшебно-розовато-оранжеватые волосики той, массивный рукав чьего платья сверкнул в объективе сбоку роем камешков и бусинок. Она смотрела прямо в мои глаза, точно опять была рядом, и мы вместе кружились под искристым куполом нашей незримой сказки...
Украдкой легонько-осторожно поцеловав фото, я спрятал его в нагрудный карман халата и, приободрённый, пошёл узнавать, какие номера ещё предстоят. Ещё два, общий поклон не в счёт. Иной б на моем месте перекрестился б и скакал б от счастья, после всей этой нагрузки. Впрочем, и я от радости скакал, только от немного другой (что могу все ещё немного побыть с ней).
Щенка я тоже спрятал за пазуху, готовясь замереть, как статуя, трюк назывался - "ожившие скульптуры". У меня были ещё две партнёрши, утонченные, высокие и наряженные под прекрасных граций; пошла волшебная музыка и дым, мы двигались среди лазеров и фонтанов на платформе, что была в форме частицы-верхушки колонны. Мне вернули грим золотой маски с черным и сказали изобразить чувства в медленном танце трёх статуй. Но я не мог. Мои движения были безупречными, и смотрелись мы вроде как влюблённые, рассказывающие в меняющихся силуэтах свою историю; увы... Это были для меня лишь заученные манёвры и лишь звуки; мои чувства прятались далеко, в глаза той девушки, что, от волнения за меня (предстояло поднять в высокую поддержку двух женщин) умилительно щипала свой рукав. Я едва совсем не потерял голову, взглянув на её приоткрывшийся ротик, и едва не уронил в фонтаны партнёрш. Но взял себя в руки, прочитав в этом жесте этот бальзам на душу - то: "Ой, осторожно, держитесь!". Держусь! И готов для тебя держаться хоть вечность - отвечал ей про себя я, аккуратно помогая грациям поменять фигуру перед новым поворотом платформы.
Брызнули разом до купола все фонтаны, последний поворот, конец номера. На этот раз публика оглушила зал восторгами, партнёрши с очаровательной улыбкой раскланялись, увели меня под ручку за кулисы, потом каждую минуту хвалили и изумлялись, спрашивали, в чем мой секрет. А я, провожая группку кордебалета в форме ведьмочек, по сюжету, преследовавших Снегурочку из-за волшебного шара (в него, в большой, со стеклянными вставками, мы и тыкали копья с братом, когда он жонглировал огнём, предварительно запустив туда двух ассистенток). Я никому не открою нашу с девушкой тайну. Далее Дед Мороз и его внучка побеждают, помахав палочкой с блестками на конце и злодеи, в лице мага с маской черепа и ведьмочки с троллем, исчезли, последний номер, мой. Под взрыв воды и лазеров. Я приготовился, опять надев белый пиджачок и лосины, грим тот же. Брат подозвал перед самой ареной и сказал, что в этом номере можно выбрать добровольца из зала. Я не мог поверить ушам! Не помню, чтоб я с таким энтузиазмом выходил на арену и кланялся публике (с радостным стуком, моё сердце подсказало, кого выбрать из неё для номера).
Осторожно обвязав себя и её белой страховочной тканью, я бережно взял её на руки и трос поднял нас к куполу цирка, а у меня было ощущение, что я летаю. Глядя в её светло-зеленые глаза и подсказывая, что нужно сделать, я находил, что этот номер с ней проходит, в моем восприятии, лучше, чем с профессионалками. Она крепко держала меня за руку, стеснительно замечая, как от скорости вращения троса, её нежно-апельсиновые волосы касаются моей щеки; над нами раскидывался розово-оранжевый веер лазерных лепестков, рассыпающихся в круги и листики, в падающие искорки; а я замечал только её, и невидимый светлый купол нашего чуда над нами.
Сделав пару кругов, понимая, что второй член номера - обычный зритель, машинист сцены поспешил опустить нас. Как скоро! Но, украдкой передав ей плюшевого малыша с сердечком и поцеловав в щечку, я вложил в эти секунды весь наш полет, когда во всем мире для меня только она, наши объятия, полет, и зеленые, розовые, оранжевые пёрышки крыльев нашего незримого купола...
Увы, наше шоу подошло к концу и выходим с братом, в том же гриме и костюме, в последний раз кланяться. На мои глазах едва ли не слезы (все закончилось и не повториться). Зрители не понимают меня, глядя на мою приветливую улыбку и махание рукой. И только она тихонько вздыхает и прижимает к себе щенка, глядя на меня. И... я понимаю, хоть рампы погасли, у меня невидимо всегда будут кружить звездочки нашего полёта и однажды я вновь попаду под розово-светлый купол нашей сказки, где меня будут ждать её улыбка и ее глаза...