[X] Помощник

[Gaze]

Сплин

(It is Spleen?)

По воде медленно плывут крошечные бледные цветы, мерно капает дождь; и все вроде бы обычно в жизни молодого, ничем не отличавшегося, человека, задумчиво опустившего взгляд - его поразила мелодия, где-то он слышал уже ее...
Поразительная волшебная музыка беспрестанно рисовала его воображению, как он на искристо-белом, воздушном коне сквозь приятно-искристый ночной лес в замок, да куда угодно, лишь бы убежать от того чувства, в псевдоним которое он себе поставил - Сплин, поддаваясь странному чувству, что он преследуем мелодией, возвращался в свое укрытие...
Там ждала привычная суета - есть, переписка по электронной почте с боссами, ожидание гонорара, потом сна и только в них - то, к чему, как ему казалось, он идет, и укрывшая неведомой тканью сознание та мелодия в точности соответствовала им - он натягивал лук души, терпя боль от острых иголок конца стрел и натянутой тетивы, с силой, чтобы пустить, отпустить томившее его чувство...
Вновь дождь, и капли, подобно сказочным птичкам летели ввысь перевернутой незримой страны, быть может той, где луна рассеивается мягкими лепестками, поднимая к счастью... Сплин оглянулся - пора б перестать заниматься непонятно чем, туда-сюда перелистывая свой электронный дневник и просматривая фотографии к нему; запикали часы - полночь...
Окажись он в иной жизни, ином теле, иной судьбе и веке, очнись он в другой, какой угодно реальности, он бы совершенно спокойно оглянулся на высвеченные на экране часов циферки и, откинув по привычке черные волосы со лба, просто начал бы устало-безразлично блуждать карими глазами по мраку комнаты в поисках кровати; но...
Все было, как было - город подсвечивался во тьме огнями, шелестел дождь сквозь отражения их точек, они будто плавали, как цветы, и громче, до страха-завороженного любопытства Сплин поспешил окунутся в то чувство, что навевала мелодия...
Она доносилась из окна дома, куда ему следовало отправиться, чтобы после своего дела получить деньги (он был киллером); и, привычно безошибочно заряжаемый пистолет дрогнул: "Я не могу этого сделать!" - отчетливо поймал себя на мысли юноша, не в силах собраться и идти дальше, а что ему стоило, что ему, как упорно холодно говорил внутри рассудок, музыка? Его дело...
Представлялось ему капризной и пугливой, ни о чем не думающей, кроме гламура, девчушкой (ему заказали дочку крупного магната); сулило оно сумму безбедного существования, и, признаться, узнав об этом, Сплин даже втайне подивился - насколько люди могут ненавидеть, завидовать, что готовы отдать состояние, чтоб остаться, как они воображают, без конкурентов...
"Что ж ты остановился? Мало ли, что она слушает?" - зашептал экстрим, перемешанный с любопытством (юноша, собственно говоря, только шел на первый заказ). А сердце дрожало, как если б он шел на роковую встречу в своей жизни; впереди все яснее доносились пленительные аккорды, на горизонте - неприятно выли сирены полицейских - надо спешить и не привлекать к себе внимание...
Заставив последнюю установку попрочнее закрепиться в мозгу, он бесшумно и скорым шагом проник в особняк, стал подыматься по лестнице на звук (в окне кроме музыки доносилось всхлипывание маленькой женской головы с густыми черными волосами, отвернувшейся); пробираясь к заветной двери, Сплин обращал внимание на обстановку - отделка мраморных темно-зеленых стен напоминала переплетения леса, на подставке в пустом аквариуме белели чучелка крупных изумительных рыбок с огромными хвостами и черными бусинками глаз; подсвечивающая их лампа делала их нежно-розовыми, они точно застыли в движении...
Юноша открыл незапертую дверь (точно его ждали!) - перед его глазами была девушка, с заплаканными черными глазами, с грустным бледным овалом лица, ее взгляд говорил: "Спасибо, что пришел".
Надломленная, но летит душа стрелой из лука жажды свободы... Отчего? - спрашивал он себя, для формальности показав пистолет (она так тихо и... преданно смотрит на него, может, он адресом ошибся и заказывали иную девушку?); соображал юноша медленно, пытаясь скрыть замешательство поспешным надеванием на лицо маски коварства и наглой злобы (ничего не получалось, все путала музыка, что звучала незримо, из ее глаз, она гипнотизировала)...
"Что же мне делать?" - мысленно прислушивался он к крепнущему ощущению - интуиция не ошиблась и он вот-вот окажется в необычной ситуации, возможно, роковой, как та, что переносит в печальную и красивую, задумчивую сказку...
Сплин еще раз оглянулся: он не ослышался - бледная девушка едва слышно прошептала: "Ну, убей же меня". Значит, она знала его, ждала. Он еще раз поглядел в ее кроткое лицо - тихое, юное, неиспорченное никакими тщеславными и глупыми мечтами, его б хрупкой хозяйке жить бы и жить, она... Была как будто одно целое с ним в эту минуту, когда все капал дождь, на зеленых тенях падали розоватые тени чучелок прелестных рыбок, и из проигрывателя лилась мелодия, уносящая за грани логики (они молчали вместе, без страха, и лишь некое чувство смятения, объединяя, создавало между ними хрупкий невидимый занавес)...
Киллер боковым зрением поймал приближающиеся тени не то напарников, не то боссов, не то полиции - надо, надо вернуться в другую иллюзию под названием работа, жизнь, успех и убить девушку, заказавшую его для себя; как странно... Он задвинул шторы и приготовился выстрелить единственной пулей, повернулся к жертве и...
Те, кто следил за ним, удовлетворенно повернули назад - раздался выстрел, лилась мелодия, шел дождь, окно погасло, все было как обычно, можно расслабиться - Сплин отработал деньги; и никто не догадывался, что та музыка, тени, обрамляющие ее причудливой игрой на окне, надежным лесом, или вернее, одной, магической, переливающейся стрелой, уносила куда -то за капли дождя...
Слова:
"Может, стоит поговорить со звуком ?"
"Ты плакала, а на записке смайлик... Пиши, я не хочу, чтобы мои конкуренты тебя увидели..."
"Сплин, это же смешно..."
"Откуда ты меня знаешь?"
"Не важно... Включи свет, я не хочу умереть, прячась от всех"
"Тебе повторить, что сказал?.. Я... не... убью тебя!"
"Что?!.."
"Буду откровенен, раз это ничего внешне не поменяет: да, ты жертва, я киллер, но... Считай меня идиотом, я чувствую, что мы сейчас - одно целое... А где ты видела, чтобы одна половинка хотела убить вторую?.. Мы - две половинки, в этой комнате, и твоя музыка... Она меня поразила...".
"Ты и вправду эстет, как мне говорили... Перед тем как убить меня, говоришь о музыке... Не отвлекайся... Или тебя надо спровоцировать?"
"Я не убью тебя!"
"Что ж... к моим разочарованиям еще одно... Сама все сделаю... Дай пистолет..."
"Не... Стой, подожди, каким разочарованиям?"
"Повернись и увидишь..."
"А ты себя в это время... Не позволю... Лучше сам подумаю... Постой, так это ты из-за рыбок, чучела которых я видел в холле?.. Лишь из-за них?!.."
"Ты не поймешь меня... Да и не к чему..."
"Пиши... Ведь внешне это ничего не значит, а я пойму, с кем имею дело "...
Записка за запиской, девушка изливала душу, тому, кто обязан был вот-вот лишить ее жизни (и отчего-то медлил с этим), как бы спеша ее освободить, отпустить все стрелы, что терзали ее, отпустить лететь из леса усталости и не оглядываться, как в глубине леса, в озере, искрились волшебные рыбки, похожие на тех, что были у нее...
С детства она, раз увидев таких в аквариуме, полюбила навсегда их, каждый оттенок белоснежного тельца, блеск черных крошечных глазок, игру колебаний их хвоста, все полюбила настолько, словно это были единственные рыбки на свете...
Когда она увидела их впервые, витрины подсвечивались приятным розовым светом, играла мелодия (та самая), что уносила к волшебным садам, где одним движением ветерка и лепестков бледных цветков дождь играет как на струнах, уносит куда-то, быть может туда, где нету...
Грусти, что закралась в ее сердце с тех пор - ей не быть всегда вместе с прелестными белыми птичками моря, что радовали ее игрой среди жемчужинок и коралл: темно-зеленые двери магазина закрыты, и непонятные колеса времени, расстояния уносили ее дальше от маленьких друзей, что часто ей снились...
Она трогала их роскошные белоснежные хвосты во сне, плавала с ними среди пышных водорослей и представляла себе, как будто кружится в воздухе среди леса, ловя руками лепестки луны; душа ее радостно оживала и сливалась с музыкой, что звучала в тот миг, с негой, только тогда, когда вспоминание...
Капельками дождя или шелестом опадающих лепестков рисовало ее воображению рыбок, всякий раз возвращалась она к музыке той, что укрепляла, однако чувство...
Сплина (позже у нее появились те самые рыбки, о которых она мечтала; как она любила их осторожно гладить пальчиком, с трепетом ощущать их сердечко, кормить, любоваться их тихой, вроде простой, но своей, увлекательной для них жизнью, это все, что действительно радовало ее (одноклассники не любили, родители, дабы дочь не мешала их светской жизни, переехали; и крошечные рыбки поддерживали ее, ее надежды и грусть)..
Дождь все не переставал капать, подобно ее слезам - они умерли, так, в сущности, и, не успев дать понять ей - они живые, любимые, они живые!.. И никакие деньги и успех, время их не вернет, быть может, только взгляд и прикосновение к чучелкам, тихое и задумчивое поднимание и опускание своих шагов по лестнице, что у темно-зеленых стен, только мелодия...
Рисует, как... Девушка тихо улыбнулась, бережно погладив двигающиеся картинки с ее любимцами (она была одна (незаметно поцеловав ее, Сплин скрылся во мраке ночи); и не слышала, как с куколки в человеческий рост осыпались осколки (в нее выстрелили из пистолета); она гладила игру с белыми рыбками, смотря на них так же тихо, затаив дыхание, как в детстве, слушала мелодию...ей снова захотелось жить и, быть может, скоро уснуть и...
Видеть во сне, как...
По воде медленно плывут крошечные бледные цветы, мерно капает дождь; и все вроде бы обычно в жизни молодого, ничем не отличавшегося, человека, задумчиво опустившего взгляд - его поразила мелодия, где-то он слышал уже ее...
Поразительная волшебная музыка беспрестанно рисовала его воображению, как он на искристо-белом, воздушном коне сквозь приятно-искристый ночной лес в замок, да куда угодно, лишь бы убежать от того чувства, в псевдоним которое он себе поставил - Сплин, поддаваясь странному чувству, что он преследуем мелодией, возвращался в свое укрытие...
Сплин…

[Gaze]

Малыш-ка-Карл-сон

Пролетаю над крышами домов, как и раньше, анализируя: что-то изменилось - радостный и живой лай Бимбо сменился на ленивое молчание вечно сонного пса, окна уже не открыты, не пускают свежий воздух и сияние маленьких звезд, среди которых я когда-то летал под мелодию "Малютки-Привидения"; внизу спешат люди, машины, и никто не удивляется мне, будто я не существую...
Мой друг Малыш давно вырос, его папа стал успешным бизнесменом, я его не видел столько, что все наши детские проказы, обиды и споры, веселые шутки над домомучительницей Бок и жуликами начали превращается в сон; не сплю ли я? Часто вижу свое одинокое отражение в зеркале - и я вырос, перестал быть тем коротеньким и толстеньким человечком, о приключениях которого, как я слышал, написали книгу.
Все крыши района давно изучены, и малюток, что скучали б и которых я мог бы понянчить, не было - все, как успелось мною заметиться, постоянно возились с крохотными штучками на ладошках и, очевидно, не скучали... С каждым днем, примостившись на тесном теперь диванчике, смотрю на голые стены (картины и лисичке и петушке, эти крошечные ниточки моего детства, пришлось сжечь, чтобы протопить камин)... И думаю - вроде б и не так много лет прошло, а ощущаю себя попавшим в иной мир!..
"Может, я умер?" - с усмешкой иногда заглядываю в тусклое зеркальце - те же серые глаза, рыжие волосы, брови и несколько веснушек, только я вырос, но жив... Осознание этого, как-никак оптимистичного факта возвращает бодрость и любопытство: что теперь в этих новых улицах? Старательно забираюсь на крылечко и смотрю: прохожие, от мала до велика, разговаривают, смотрят, что-то делают в маленьких прямоугольничках разных размеров...
Напрягаю зрение - это не телевизор: в телевизоре не набирают буковок и не получают их в ответ; последнее, как помню, меня радостно ошеломило и, поправив штаны с перевязью пропеллера, я бойко отправился искать похожую штучку (так ново, интересно попробовать набрать слово, и очень не терпелось узнать, что мне в ответ напишет родич телевизора?)...
Как ни странно, нахожу одну такую штучку на одном из излюбленных чердаков воришек, изредка являвшихся моими соседями, видно, она не была им нужна, включаю и... с той поры моя жизнь долго разделялась на причудливые периоды: встаю, покушаю запасом сухариков и кофе, включаю штучку ("смартфон", как услышал я на улице), и до самой темноты, как и все, вожусь с ней...
Вначале было чувство, будто я исследую для себя новый мирок, помаленечку узнал, что есть такая вещь, как картинки, музыка, игры (можно и без товарища играть! - напрашивалась мысль, толкающая убедиться, что это хорошая вещь); когда садилось солнышко и картинки с играми были нежелательны для глаз, я нажимал кнопочку и выбирал любую песню, от чего, наверное, спать стало еще крепче и слаще...
Потом взыграл восторг - я теперь не одинок, я среди людей и в курсе всего, что с ними случается, пропеллер, видно, скучая по полетам и детским проказам, притихло едва покачивался от легкого дуновения ветерка; но мне было не до этого: Север, Египет, Япония, Джунгли...
Тысячи гор, рек, лесов, восходы и заходы луны, даже то, о чем я только мечтал - созвездия Космоса, теперь радовали меня, в виде картинок, в воображении я пролетал мимо важных, припорошенных снежком, моржей и гладил их упитанные головки с пышными усами; дотрагивался до жемчужинок, затонувших золотых монет и бриллиантов среди словно искусно вырезанных скульптором рифов...
Время идет, согретое в котелке кофе стынет, маленькие звездочки гаснут и зажигаются вновь, внизу - тот же гул, который перестал быть чужим и непонятным; он как бы исчезал, растворялся с нажатием на кнопочку запуска смартфона (но не прошло и нескольких дней, как просто картинки и игры с музыкой мне наскучили; я стал загадывать, предвкушать, что б еще такого в нем можно найти, за что его еще так любят?)...
Вечерами, прогуливаясь среди мозаики зажженных окон, отдыхая от своего маленького окошка в новый мир, отчего-то раз поймал себя на мысли, что мне опять стало не хватать моего детства, проведенного в безуспешной борьбе с плюшечной лихорадкой, фантазий о перевернутом кораблике на странице газеты за кастрюлей каши; плюха у ног неизвестного господина от запущенного пакетика с водой; а главное - Малыша, даже его родителей, что сначала крайне не любили меня...
Опускаю, как-то устало-отчаянно глаза на монитор заждавшейся игры с потешно пляшущими зелеными человечками, как и я, обожающих сласти и охотящихся за ними - это лишь шторка от истинного солнышка в моей душе, я понимал это, ее отодвинешь и убедишься, что оно все так же ждет тебя, но...
Внутренними глазами обвожу, не поднимая взгляда, город, так давно знакомый - крошечный домик, в котором жил мой голубоглазый друг и невольный помощник-свидетель моего баловства, снесли, сам он далеко...
Неужели дальше тех лиан и экзотических ягодок, что по моему желанию ели мохнатые доисторические зверюшки (чуть позже я открыл для себя новую игрушку - можно, как и в телевизоре смотреть и выбирать фильмы, большие и маленькие, какие нравятся, даже увидел фильмы и мультики с собой; поверить долго не мог, что когда-нибудь смогу промотать прошлое, увидеть себя со стороны!)?.. Неужели?.. Прислушиваюсь к себе: не все, не все еще для меня остановилось...
Я читаю это в стареньких часах с кукушкой, в верстачке, рубашке на вешалке... в шуме машин, неоновых щитах, увлеченно возившихся прохожих... "Так можно вернуть все назад!" - едва не лишила меня разума счастливая мысль однажды, когда я внимательно-невольно проследил, как одна тетенька зашла на яркое окошко, придумала имя и циферки, позволяющие запомнить ее в мирке этого окошка, и теперь радостная, отправляет музыку, картинки, отправляет буковки и получает их в ответ от тех, кто где-то, может, и далеко, но тоже есть в окошке...
От экстаза этого открытия я точно заново родился и зашагал по крошечной комнатке своего дома, как если б попал туда по ошибке - я смогу снова общаться с Малышом, увидеть его и как он живет (с помощью глазка смартфона, запоминающего при нажатии кнопочки все, что прикажешь ему запомнить, можно узнать, как выглядят те, кто в окошке, что они любят); придумывал, как буду называться, как поделюсь фотографией и всем, что приглянулось за дни знакомства с новым миром с Малышом, как только его найду...
Меня зовут Карлом, а люблю я очень поспать, может, потому, у меня и фамилия сочетает эти два качества (фамилию мою знают многие дети и взрослые, благодаря книге и мультикам обо мне - Карлсон); а вот предыдущие два обстоятельства, думаю, мало кому известны, потому, напишу-ка я... Ну вот, теперь лучше (всего в несколько минуток я создал свой мирок в том же окошке, какое наблюдал у тетеньки):
Карл-сон
(Да, тот самый )
Мое фото на диванчике с подписью: "Вернулся!"
Возраст - 23
Интересы - Плюшки
Семейное положение: нет никого, даже собаки
Мировоззрение: "Спокойствие, только спокойствие"
Адрес: Живу на крыше
О себе - Мужчина в полном расцвете
Затем я незамедлительно ввел в строку поиска Сванте Свантесон (так зовут Малыша) - окошко было пустым. Огорчился с минуту, но потом подумал, что, если он есть в этом мирке, то, вероятнее всего, под именем, каким звал его я или папа с мамой.
Прибодрившись этой мыслью, я быстро набрал: "Малыш". Тех, как меня в первый миг удивило, кто носил это имя, оказалось немного, но все равно, это был не один Малыш; я стал просматривать их странички, одну за другой, в надежде отыскать моего старого друга: на фотографиях были кто угодно, но не он, и информация о себе тоже настоящему Малышу не подошла б (к примеру, Малыш никак не мог не любить собак, если я хорошо помню, как он плакал, узнав, что Альберг никогда не станет его псом)...
Я хотел потерять надежду, точнее, выкинуть ее из сердца, как сделаю это со смартфоном (его, на первый взгляд, широкие и яркие развлечения, насквозь узки, однообразны, фальшивы и лишь иллюзорно шторкой загораживают от скуки и одиночества); но тут мой взгляд упал на пользователя - …
Малыш-ка
( На фото был Малыш! Таким, каким я его запомнил и каким он был в мультике и на обложке книжке о нас - большие голубые глаза, коротенькие светлые волосы, округлые щечки)
("А мы тут плюшками балуемся ")
Семейное положение: есть друг
Интересы: Собаки, юмор
Я посмотрел еще фотографии этого пользователя: вот этот крохотный домик, вот Фрекен Бок, вот Бимбо... Я нашел его! От неги долгожданной встречи, пусть и лишь пока в окошке этого мирка, я едва не уронил теперь бесценный аппаратик с крыши (ведь благодаря ему, я могу вернуться в детство, просто пообщавшись с другом).
Забыв, что сейчас время спать, я устроился удобно на крылечке и набрал:
"Привет, Малыш!"
"Привет, Карл-сон" - тотчас ответили мне, а я долго впитывал каждую буковку глазами, боясь поверить в то, что мечты сбылись, и времени как не бывало...
Даже в предложении собеседника я почувствовал ту же самую робость и добрую, детскую смущенную приветливость, как в момент нашей первой встречи; это чувство, это счастье для меня, проникло вмиг так прочно, что я стал печатать и копаться в мирке смартфона, как впервые, но радостно, увлеченно (у меня снова есть друг!)...
Мы стали переписываться каждый день, и я иногда забывал о сне и еде, даже когда били часы, напоминая о них, когда на окошке появлялось заветное личико моего друга; Малыш очень был удивлен узнать, что я живу на крыше и зарегистрировался ради него (я приписал это тому, что за годы разлуки несмышленый мальчик мог позабыть меня, увлекшись новой жизнью)...
Жизнь у него действительно была интересная: я узнал, что переехав, его семья стала жить лучше, они наняли домработницу по фамилии Бок, и вместе с Бок Малыш ездит (как он сам написал) "совершать шопинг", чтобы было в чем "в клуб иногда заглянуть с подружками", Бимбо лежит дома у него и «гуляет неохотно»...
Также неохотно, почему-то Малыш отзывался на мои реплики вроде: "А помнишь, как я спас твою любимую марку с Красной Шапочкой?" или: "Признайся, сейчас по крышам гулять так хорошо и совсем неопасно..." (в этом его будто подменили, он сразу менял тему разговора: "Нам вот стипендию дали! Хочу на нее сумочку новую купить, как ты думаешь, какой цвет подойдет мне?").
И тогда я спрашивал себя, мысленно глядя на себя во все глаза: "А я точно Малышу пишу? Он ли это? Так изменился!.." (и вправду, мой друг, повзрослев, стал любить острые соусы, хотя в детстве мы вместе роняли слезы, давясь "Соусом по рецепту Хильдур Бок"; он показал мне фото своей собачки, что спит - всегда спит, видно, с тех пор, как мы разлучились, ему некого стало догонять в веселой погоне его хозяина за пугливыми домработницами; он прислал мне и свое фото...)
Я не забуду того состояния, которое испытал, когда мои глаза впервые встретились с этим фото: на снимке были те же голубые глаза, тот же небольшой вздернутый носик, светлая-светлая челка; но... Черты стали какими-то иными, более тонкими, будто то не Малыш... Глядя на фото, я долго молчал, осторожно-вынужденно впуская саднящее давно ощущение: я ошибся...
"Ну что скажешь?" - написал он, тот, кто был под именем Малыш-ка; рефлекторно, поглядывая на фотографию, где был Малыш из мультика, знакомый мне, я стал писать какую-то отвлеченную чепуху; мозг мой не мог привыкнуть к потаенной новости: да, мир действительно больше никогда не станет для меня таким, как в детстве....
В тот вечер, дождавшись, когда моя собеседница выйдет из окошка, я продолжал в нем быть, суетливо метаясь по картинкам, фильмам, музыке, бесцельно, как запутавшись в лабиринте, не останавливаясь, у меня текли слезы (я потерял Малыша навсегда, хотя был уверен еще так недавно, что нашел его, еще так недавно был счастлив, обсуждая с "ним" вкусы джемов в пакетиках); я не мог уснуть - в голову лезло два противоречивых желания: удалить мирок и жить воспоминаниями о моем друге детства, а Малыш-ку забыть, но вместе с этим...
Мне хотелось остаться с ней, в окошке, как прежде, скучать, если ее там нет, щелкая семечки и глядя на наскучившие тротуары переулков снизу, перелетать крыши на крышу, развлекая себя и разминая давно отвыклый от полета моторчик; листать в ее отсутствие книжки и мультики, а когда она появится - дарить ей понравившиеся картинки и музыку, читать и вместе с ней грустить и радоваться (все-таки у меня есть друг); надо видеть хорошее, любить настоящее так же, даже сильнее прошлого - укреплял я себе в душе мысли; а после, внезапно...
Нашел еще одну причину, почему я решил остаться с ней: я влюбился в нее, не помню, когда я осознал это, но в сердце дрогнуло что-то такое маленькое, воздушное и теплое, как мой моторчик, оно застучало сильнее и задумчивей, чуть я увидел ее настоящее фото, голубые, как лепестки неба, глаза, точно хрупкие солнечные ниточки волосы, чуть вздернутый носик... Я снова сел за рисование, только теперь рисовал не петушков и лисичек, а ее и себя: вот мы гуляем по крышам, вот мы у меня дома...
Кстати, почему она не хочет встретиться со мной? Мы даже созванивались пару раз, видели друг друга в программке-гляделке (после чего мне жутко захотелось увидеть ее еще ближе, маленькую, хрупкую Малыш-ку, покатать на себе и полетать среди облачков)... Я опять ударился в... мечты, как только окошко в смартфоне становилось пустым и неинтересным (хотя там, точно как на улице, сменяя друг друга, мелькали люди, картинки...)...
Чем больше мы общались, тем ярче мною осознавалось, что готов сделать себе плюх на голову пакетиком с водой и посадить в волосах себе рыжие вишни, только б она улыбнулась, и, несмотря на нехорошесть поступка (я только сейчас окончательно это понял) красть плюшки и конфетки, лишь бы ей было приятно, мечтал о совместном фото у любимого таганка, которое поставлю в рамочку, как сядем рядышком на крылечке вечером, будем пить кофе и смотреть на звезды...
Мне покажется (я уверен) в тот миг, что звезды становятся лепестками, они будут для нас танцевать, ложась пропеллером, петушками, плюшками и веселыми рожицами, переливаясь и обгоняя друг дружку, как в детстве; нарисуют целые страницы новой сказки, обо мне и ней, и одна из них упадет ей на щечку, а я поцелую и заберу ее...
Так я мечтал и ждал момента, когда можно будет залететь в лучшее окошко на свете - в ее окошко (она написала, что «подумает о наших встречах, пока не готова"); показалось это странным, поскольку я узнал ее комнату, шторки у окна (я живу на крыше ее дома, прямо над ее комнатой, всего шаг - и я у нее в гостях, как представлю - аж дух захватывает); но...
Детство и хлопки выбивалкой для ковров по ногам научили меня - надо быть вежливым и не приходить без разрешения; потому я все терпеливо ждал, немного уж скучающе ставя ей смайлики в ответ (что такое смайлики по сравнению с тем, когда обнимаешь друга... Нет, любимого человечка!); на ее удивление моими рисунками; тем временем... Часы все тикали, отмеряя день, ночь, неделю, месяц, год...
Однажды, не помню когда, я, не вытерпев более такой ничтожной разлуки, решил подкрасться к ней и обнять с привычным: "Привет, Малыш!" (окно было наконец открыто), но остановился, прочитав то, что она писала какому-то "Оскару":
"Привет, любимый! Я так соскучилась... Приезжай, я закрою окна и задвину двери, а тому малышке Карлсону напишу, что занята, он не подождет!"...
Я видел свои растерянные глаза, от страха, что я был прав - я ошибся, больно ошибся, что шторка неизбежности снова открыла то, что есть, но она даже не взглянула на меня; я позвал - Малыш-ка не слышала, присмотревшись, увидел вдетый в ушко наушник; как же так?
"Друг" - не я? "Друг" - любимый?.. Стараюсь постукивать по пропеллеру, чтобы не упасть замертво (в душе я как будто умер); верно, все верно... Я бросаю смартфон вниз и улетаю, пряча, наполняющимися слезами, глаза, в сторону чердачка...
Пролетаю над крышами домов, как и раньше, анализируя: ничто не изменилось…
Мне снова стало не хватать мига,.. проведенного в безуспешной борьбе с плюшечной лихорадкой,.. ленивого молчания вечно сонного пса, окон, что уже не открыты…
А главное – Малыш…-ки...

[Gaze]

Сцена удовольствий

С наступлением темноты она выглядела причудливо, до сих пор такого не помнили, теперь в том театре стоят аромат не грима и костюмов, не декораций...
Мальчик в костюме официанта и со злющими глазами нервно помешивал соусы в кастрюле, другой рукой он перелистывал поварную книгу, глаз его косился на часы - вот-вот грядет премьера...
Сидящий неподалеку юноша (его брат) слишком хорошо знал этот взгляд, чтобы покинуть то состояние дурного предчувствия; издали, как сквозь туман, проступали гневные оклики "идти готовиться, а не валять дурака"; интересно, за его не очень-то и долгую жизнь уже думать - "валять дурака"? Что ж... Хоть бы он проиграл эту выдумку и тем самым проучил младшего, с ором потребовавшим от него подчинения...
Он ушел за кулисы сцены и снова стал думать, там, где этого никто не запретит: несмотря на мелькающие огни современности, неонов города, ощущалось присутствие древних времен, тех самых, где прихоть богачей требовала гибели и страданий бедных, и все ради хлеба и зрелищ... Какое совпадение, он обязан дарить "зрелища"...
Он приподнял кулисы - потихоньку заброшенный театр заполнялся - богатые и не очень, молодые и постарше, все заполоняли женщины; с приветливой улыбкой скупца у дверей каждую встречал мальчик, принимал верхнюю одежду и приглашал уютно расположиться в кресле, с поклоном протягивал листик с меню.
Злющие глаза еще раз зыркнули, как бы говоря: "Или ты делаешь, как я сказал, или я сдам тебя полиции, как будто тебе не подбросили, а ты сам хотел реализовать эту контрабанду!"; выбора не было (без него малой останется совсем один и, вероятнее всего, ударится в преступность, чем загубит свою жизнь).
Пока в старом магнитофоне играла музыка, он оглядывался, как бы выступить перед публикой в первый раз; до уха доносился сюсюкающий голос мальчика, предлагающий десерты и уверяющий посетительниц, что это место они полюбят; ("Да уж, полюбят... За что можно любить яд? Только за то, что он выглядит интересно?" - в это время проносилось у него в голове, оценивающего, не слишком ли безвкусен плащ от костюма).
Будто сами собой включились рампы, разноцветные крохотные искусственные звездочки, и захотелось думать, что сейчас начнется сказка, старая, добрая, где нет преследований, долга, позора и разочарований, где все, как в детстве, сквозь щелку свободно колыхающегося занавеса он смотрит и узнает эти частички - вот мелькнула пицца, вот любимый еще ребенком салат с помидорами; ныне внезапно изменилось все...
И как бы осталось, как прежде - он, точно маленький, слушается… младшего брата, из любопытства, хоть и сам боялся в этом себе признаться, погружается в непонятный спектакль с миражами в главной роли... он надвинул шляпу-цилиндр на глаза; опустив взгляд и готовясь выйти на сцену (брат фальшью конферансье объявил его выход и скользнул к магнитофону - включить песню погромче)...
Женщины захлопали, слепящий, направленный в него луч света превратил зрительный зал в океан теней, перешептываний, и только мелкая фигурка в костюме официанта моталась из стороны в сторону, с пустыми и вновь заполненными подносами, напоминая не то акулу, не то фантом, у жемчуга бывает фантом? Он хотел задуматься об этом, но вспомнил, что время начинать...
Двигался он медленно, стараясь спрятать лицо, сердце было переполнено противоречивым тем же чувством, что все идет как надо, и ощущением, что реальности пересекаются, мешая друг другу... Стараясь ловить такт музыки, он следил за собой очень внимательно и замечал каждую ниточку новую дрожи...
Не понимая, почему, он стал цепляться за каждую нитку музыки, как бы забыться, спрятаться от неотвязчиво следующего за ним луча, он желал, жаждал, чтобы рисующиеся мелодией ночь и синие мягкие облака, тот туман был не бутафорским, чтобы скрыл его, как утопающий, он возвращался к мыслям о брате, о морском хищнике, каким представлялась его куцый силуэт среди рядов; шелест аплодисментов все усиливался, как накатывающая волна...
По завершению "номера" юноша упал как подкошенный на одно колено, уронив голову на грудь и стараясь не глядеть, как на сцену летят деньги, украшения, конфеты... Занавес опустился, за ним оживленно, под впечатлением переговаривались дамы...
После их ухода и закрытия театра, он еще долго сидел и глядел на пустую сцену, она казалась мертвой, без музыки, пронзающего, как меч, луча, движений, костюма, она стала безжизненной, именно когда на ней появились эти награды, украшения...
Брат, несмотря на то, что еще был маленьким, выпивал и довольно предлагал оторваться от мытья посуды совместной выпивкой, подбадривал и хвалил, сулил, что они разбогатеют... Юноша не слушал его и продолжал думать - что это, в итоге, принесет, вернет в эпоху, когда богачи убивали бедных ради удовольствия, или это, бессмысленное, в воздухе, тут?..
С лучами солнца младший, примостившись на искусственном троне, сопел, набираясь сил перед готовкой блюд, он все не спал, обдумывая, в каком образе выступить перед публикой сегодня... Это стало его усталостью, ширмой, за которой можно спрятаться от чувства собственного рабства перед реальностью, он вспоминал с ужасом аплодисменты и восторженные крики женщин, и ему надо какая-то иллюзия, чтобы привыкнуть к нему, ему страстно хотелось иллюзии...
Он подошел к зеркалу: вроде бы ничего особенного - светло-коричневые, с желтоватым оттенком глаза, почти белые волосы, шрам на губе (брат дал по лицу); худая фигура и чем-то костлявая, он казался себе сказочным существом, уродливым и загадочным одновременно; скорее закрыть глаза, не видеть треснутого стекла, этого создания...
На следующий вечер, когда снежком сыпались сласти из кокосовых крошек и белоснежные крема, мороженное из белого шоколада, и музыка побуждала к мысленной прогулке в снежной долине, ветер словно перебирал по невидимым струнам пальцами из розовых лепестков, юноша вдохновился этим и ловил их руками, как будто это была последняя частичка его чистого, безмятежного сна (где-то в его лабиринтах он увидел, как снежинки становится перышками, те складываются в крылья, он хочет улететь к светлому, свободному небу, но едва его рук коснулись снежные перья, он упал, оцепенев от холода, взгляд его все глядел в небо...)
Так же он глядел на луч, он хотел, чтобы его полупрозрачная тропинка вывела его из надвигающихся когтей неведомого кошмара, не то алчности, не то тщеславия, все перемешивалось в абсурд, еще большие восторги, аплодисменты клиенток (некоторые из них приходили во второй раз); преодолевая никуда не девшуюся дрожь, юноша вышел в костюме сказочного героя мрачной сказки, о которой любят мечтать женщины...
Они бросали еще больше денег, срывали с себя украшения и кидали на сцену, давали огромные чаевые брату, при ходили каждый вечер и до самого утра сидели, обсуждали мои выступления, блюда, театр в целом, жизнь...
В ней тоже меняли они декорации (предметы роскоши), маски (как они вели себя с поклонниками, симпатичными женатыми или холостыми начальниками), блюда (наряды, драгоценности, косметику); и он поймал себя на мысли, что, выходит, он проигрывает борьбу, потакает этому надвигающемуся хаосу перемешанных страданий одних и удовольствий других; стыд на мгновение его движений...
Дамы подумали, что это сценическая задумка и еще громче стали выражать благодарность и скрытую жажду продолжения его выступления; юноша за все время поднял на них глаза - вместо красивых и причудливых причесок, макияжа, одеяний, ему виднелись только искаженные очертания не то сирен, не то фурий; подсознание подсказывало ему, что если он не повинуется и не отпустит поводья своего разочарования и бессилия, они заберут его, полностью, в черный, затягивающий туман...
И он больше никогда не увидит брата, что в пьяном угаре принимался материть его за робость в качестве шутки, и красивый луч, что был как одеяльце для его тревог и боли; юноша даже не понимал, почему он так полюбил его, иногда меняющий цвет, в котором витали отблески тех маленьких звездочек, искусственных...
Они и дальше продолжали гаснуть днем, чтобы встречать новые образы и аплодисменты, и только короткий миг сна отделял юношу от них... И никто не знал его настоящего, даже брат, вечно занятый готовкой и мытьем посуды, приходившие в заброшенный театр женщины видели в нем только оживавшие грезы, живую игрушку для фантазий, предмет амбиций, уходили и возвращались, звали к себе, предлагали богатство; но он не слушал никого...
Он только иногда легко касался рукой луча, купавшего его в своих луноподобных переливах, он закрыл глаза и подставил лицо, руки и поддался ему (с дрожью неги он поддавался каждой капельке его мерцания, подставляя скулы и плечу; то замедляя, то ускоряя движение от экстаза; воображение рисовало ему кроткое объятие с девушкой, как-то раз побывавшей в театре, с светло-зелеными глазами, почти белой кожей и светло-рыжими волосами с розоватым оттенком; он возвращался к ней при каждом номере, представляя ее рядом)...
Он ждал ее, смущаясь своей мечты и давая невольно ей волю, брат нахваливал его номера, от посетительниц не было свободных мест; но той девушки не было, она промелькнула словно лучиком, юноша ждал момента, когда он зажжется и он сможет втайне от всех закрыться у всех на виду незримым занавесом, и смотреть в ее глаза (и в тот момент он ощущал, как чистое светлое облачко сказочного мирка изумрудного детства возвращался, лечил раны)...
Его бессонные дни возобновились, как во сне наяву ему грезилось, как он тихонько берет ее за руку и вместе играют в театре, вспоминая сказки, баллады, трагедии, и их не касалось смешение сегодняшнего и вчерашнего, когда богатые получают удовольствие, а бедные страдают; он вдохновленее стал готовиться, когда младший орал "бежать наряжаться", уже пришли...
Он вышел, предчувствуя, что его сердце приятно учащенно стучит - когда в лицо ударил луч света, он, как впервые дрожа, обвел зал глазами, взволнованно искал своего предчувствия... Оно, та самая девушка со светло-зелеными глазами, изумленно узнавшая его, в удивлении приоткрыла ротик; их глаза встретились, и никто этого не заметил - маленький юркий официант психовано перебирал ногами, унося и принося блюда, женщины болтали, ели и бросали на сцену деньги и драгоценности, приглашали наперебой к себе, но юноша не видел никого, только ту девушку...
«Мне так хотелось не отпускать от себя ни на миг, кротко все брать ее на руки, будто как крошечную бабочку, с надеждой принявшую на легкие крылышки дождь и снег, верив всегда, что они засверкают мечтой и осветят ей путь в колючем и путанном лабиринте... самого скользкого и тяжелого шара; и для меня...» - думал он, глядя в ее глаза…
Никогда его движения не были такими робкими и смелыми одновременно, что было отмечено просто шквалом аплодисментов и подарков; по окончанию номера все посетители ушли, мальчик ругался, требуя убрать сцену; юноша ничего не слышал - он думал о той девушке и белом лучике, что соединяет их вновь и вновь, это волшебство?..
Проходили дни и ночи, он был счастлив выходить под луч и невидимо танцевать с этой девушкой, видя ее изредка в зале (она работала театральным критикой и потому периодически заходила в заброшенный театр, посмотреть, как там дела, что вдохновляло его ставить целые сценки из вечных образов в своих выступлениях, придумывать новые; он делал это, не обращая внимание на все растущий восторг завсегдатаек и награды, делал только для нее)...
Так продолжалось до тех пор, пока... его не нашли мертвым на сцене (брат убил его за отказ жениться на одной из богатых посетительниц); девушка в слезах бродит словно и сейчас по опустелой сцене, растворившись в крошечном, тонком белом лучике света, уносившим память о том, что удовольствие богатых убивает...
На той хаотичной сцене удовольствий...
С наступлением темноты она выглядела жутковато-драмматично, до сих пор такого не помнили, теперь в том театре стоят аромат не блюд, не костюмов...

[Gaze]

Спулька

(Мечты СБЫВАЮТСЯ)

... Нежась, он все ближе и ближе тянет к своей мордочке одеяльце, пока с головой не укрылся; ведь крылатый и мягкий, как подушка, бог всех спулек, он знает, будет очень не рад появления солнышку...
Вот уж защелкали утренние цикады, а Вжик от наслаждения топотал лапками по кроватке (ему снилось, как он скачет по лугам и лесочкам на белоснежном восхитительном кузнечике, с маленькой коронкой на голове, букетом ягодок к любимой Квинни)... И совсем не замечал, как на лошадиный маневр что-то цокотало в мастерской Гаечки, явно готовившей нечто интересное...
Мушка предвкушал увлекательную прогулку с обожаемой пчелкой по медовым садам, мостикам из сот, где причудливыми пушинками в воздухе витает пыльца; носик ее ловил восхитительный сладкий аромат, усики радостно шевелились (а где-то там, за пределами радуг сна Рокфор так же радостно поправлял ус, помешивая густую подливку из сыра, смешанного с кусочками малины)...
Малыш вместе с Квинни все гулял и гулял, не замечая часов, никогда он не был таким счастливым, и представлял себе, что этот миг будет с ним всегда, этот восхитительный, прекрасный миг, и это лучше, чем горделивые улыбочки Чипа и Дейла (они устроили фотосессию по поводу придуманного юбилея поимки первого бандита); Вжик все спал и спал, не замечая ничего...
И тут... Что-то осторожно потрепало ему щечку. Зеленый кроха испугался, что вот-вот он проснется и навсегда потеряет мгновение прогулки с любимой; от осознания этого он усердно уткнулся пухлыми щечками в подушку; в его головке была лишь одна мысль: "Никогда больше не повторится такого! Спать! Спать хоть целую вечность, но быть там, с Квинни и в медовом саду!"..
Он страстно сжал крошечными ручками одеяло, как бы умоляя его поглотить, забрать из этой скучной, однообразной реальности, где не покататься на белом кузнечике, не скушать ягодок с половинкой и не полюбоваться вместе с ней на переливы пыльцы в лунных лучиках; а та же самая ручка, что касалась его щечки, теперь стала легонько трясти его, все чаще и сильнее...
Но Вжик не сдавался - он ворочался, ползал в лабиринтах одеяла, старательно зажмурив глазки; однако вынужден был их открыть, услышав:
- Спулька, у нас сюрприз для тебя!
Малыш нехотя открыл глаза: перед ним стояли бурундучки, мыш и мышка; со счастливыми мордочками; ему стало даже досадно - какой там "сюрприз", если он больше не с Квинни?! И все же, что скрывать, он вынужден был себе кисловато-с надеждой признаться, что слово звучало многообещающе. Итак, Вжик откинул одеялко и пошел к друзьям, в глубине души вспоминая все каждую секунду неповторимого сна...
Все ожило из него! Мушка терла глазки кулачками, так не могла она им поверить - в мастерской Гаечки стоял прекрасный механический кузнечик, как раз для него, и тоже белый!.. Новинку подкрепляли вкусные вареники от Рокфора с изумительной сладкой подливкой и просмотр фотографий, где Чип и Дейл изображали фигурки пчел-королей (точно такие же кроха видел в медовых садах!). Вжик никогда не был так счастлив: все снова с ним, кроме Квинни...
Малыш, приняв сие горькое знание в сердце, опечаленно опустился и всхлипнул; да, все же есть вещи, что не вернуть - тихонько опять зашептала ему душа, маня ко сну, может, опять... Конечно, он был рад и искренне поблагодарил друзей, но... Без милой пчелки, да-да, это было совсем не то... Чтобы хоть как-то утешиться, он съел пару вареников, покатался на кузнечике, глянул раз-другой на фото, и... зевнул (когда у Вжика тоска, ему всегда хочется уснуть быстро и надолго)...
Вот знакомое море одеяльца, крупный цветок подушки, и предвкушение возврата к сказке, медовым садам, а главное, к возлюбленной; подстегиваемый этими мечтами, малыш вновь закрыл глаза и уж стал погружаться в сон, как...
- Спулька! Пошли гулять!
...И этих двух слов было достаточно, чтобы Вжик вылетел пулей из кроватки (голос был Квинни)... И вправду они пошли гулять, он, пчелка, Рокки, мышка, Чип и Дейл... Любовались переливами медовых лепестков, мостика и из сот, статуями и легкой, как перышки, пыльцой, что искрилась так же чудно, как и приснилось это...
Спульке...

[Gaze]

Письма на конфетной обертке

("Просто так не полюбишь..")

Со временем они забудутся, как и вкус сладкого, вернее станет только привычкой, отдаленным приятным маревом на душе; таким разным у одних дверей (маленькая группка детей, по приглашению ожидала у кондитерской фабрики).
Кто-то из них горел энтузиазмом, неотличимо перемешанным с жадностью (должна быть дегустация разных конфет, пирожных, печенья, зефира); а кто-то пошел просто от скуки, потому, что невольно надоело сидеть за компьютером и в сотый раз отвечать однообразным-новым людям. Один мальчик, напротив, капризничал и часто поворачивался в сторону дома, компьютера, за которым так весело было играть, периодически угощаясь конфеткой...
Аромат их, вероятно, таких разных, с начинками, шоколадных, желейных, леденцов... Он просился в носики и память, возвращая к сказкам о сказочных шоколадных фабриках, на которых послушным детям дают приз, и это немного приободрило ожидание, кроме тех, которым было все равно. Наконец, дверь открылась; вышел... обыкновенный, скромно одетый юноша с робкой улыбкой. Представившись, он, вместо обещаний чуда и призов, кратенько рассказал, что нужно держаться вместе и осторожно, провел перекличку и повел за собой...
Где-то внутри его, наверное, тоже росло разочарование и, быть может, стыд - все так банально - машины неинтересно гремели искусственными руками и пикали, мигая ненастоящими глазами, встречая гостей равнодушной гигантской шеренгой; одни цеха сменялись другими, и не было никакого волшебства, шоколад не лился рекой и не росли на ее берегах причудливые сливочные с глазурью деревья...
К концу экскурсии дети не чувствовали ничего, кроме раздражения и убеждения в том, что средства на пригласительные билеты потрачены зря, ничего нет интересного и нужного, даже в сластях (кто уж стал возиться с мини-компьютером, кто высказывал недовольство родителю и тянул его к выходу; даже не подумав, что необходимые на лекарства, пропитания и одежду деньги вложены в билет для них); все было привычно...
Но вот, наконец, юноша сказал о награде, в глазах посетителей загорелся алчно-радостный огонек; все с нетерпением стали искать взглядом золотых конфет на память или лотереи, или бесплатных пригласительных на другую, поинтереснее, фабрику, наконец, фокуса. Юноша же только подвел к большому столу, накрытому тканью и отдернул ее - вполне скромно, но богато лежали на нем в блюдцах белый, обыкновенный, розоватый, апельсинового оттенка шоколад, в голосочку разных цветов, точно как шкурки далматинца, конфетками, шариками мороженного, пирожными и кусочками тортиков; причудливой начинки и формы вафли, печенье, мармелад, желе, крема...Хозяин фабрики, галантно склонившись, пригласил детей и взрослых угощаться, и сам, скромно чуть пробуя ближайшую шоколадку, наблюдал за ними.
Многие торопливо запихивали всевозможные сладости за обе щеки, набирали их в пакеты, чтобы унести домой, некоторые безразлично ходили, прицениваясь и недовольно морща нос, другие фотографировали и, в лучшем случае, съев быстро одну несчастную конфетку, спешили домой, даже не обернувшись на юношу, или буркнув на бегу "Спасибо" (потом, конечно, и вспоминание о фабрике вытеснят телевизор, компьютер, сплетни, подсчет денег и еды; привычная суета и редкое наблюдение за прохожими и машинами из окна, и то, чтобы оценить выгодно ли так или иначе одеться)...
Юноша остался один, с машинами, путем математики и физики рождающими искусство, которое можно потрогать и даже съесть; залы опустели, хотя также ярко, как и при толпе, горели сотни ламп; одинокие шаги его стали тонуть вдали, он приготовился закрыть дверь, как...
Услышал:
"Вы настоящий волшебник, спасибо огромное!" - произнес позади тихий голос, принадлежавший невысокой, едва подросшей девушке с внимательными глазами и коротко подстриженной.
Юноша остановился и долго не мог найти слов - искренность и скромность, простая благодарность коснулась его слуха, точно он и вправду показывал фокусы, катал на лодке по шоколадной реке и мастерил жвачку три блюда, ириски для волос, нетающее мороженное и другие чудеса; он долго смотрел на девушку и не мог поверить своим ушам - она говорила: "Спасибо, Вы нас любите".
И почувствовал, что стыд и разочарование сменились другим, мягким и неповторимым, он старательно хотел удержать мгновение осознания этого как можно дольше, ведь тогда оно такое же чистое и волшебное, как и то простое признание; и в глубине сердца откликнулось - все правда, что увидел он - конфетку не полюбишь просто за то, что она есть, банально захочешь ее съесть, и знаешь, что ничего не теряешь, ведь есть другие, и их можно попробовать...
Он высказал это девушке, тихо, осторожно, боясь спугнуть это ощущение сказки среди обыкновенного, светлых переливов незримого солнышка, чувствуя, как умиротворенно и по-новому точно запускаются в воображении машины, порождая новые причудливые сладости; и даже не из-за денег, он вправду любит ее, детей, родителей... Не смотря на то, что они и не вспомнят о нем (немножечко грустно)... Юноша с тревогой тронул струну грусти к себе, преградой ставшей на пути к тихому и невидимому чувству волшебства внутри себя...
"Я, увы, не смогу любить тебя так сильно, как хотел бы - едва не шепотом сказал он девушке, внимательно смотревшей и тихо слушавшей, - Мне мешает мое "я". Ему подавай и внимание, и амбиции, и чувство удовлетворенности тем, что мне в сущности, только кажется... Как это больно и стыдно, но я жил, совсем не замечая этого... Как вот многие тут ели конфетку, и даже не подумали, что любят ее из-за вкуса, вкус мешает им любить ее просто так... Прости меня" - сказал он, тихонько проведя рукой по ее щеке и, незаметно положив в руки вылитую из жемчуга конфетку с крошечным, сияющим сердечком, посоветовав уходить домой, ведь...
Время тогда для них пролетело быстро, пока они просто смотрели друг на друга, неторопливо рассуждая и гуляя, на улице... Была та же толпа, машин и людей, только подсвечиваемая огнями, зажженными в надвигающемся полумраке; девушка смотрела задумчиво на них и мысленно не расставалась потом с вспоминанием о сказке среди обычного, том юноше и его в сущности простой и вместе с тем волшебной кондитерской фабрике, о...
Блестинке, что закралась в сердечко, сверкающее в ночных огнях, как...
Письма на конфетной обертке...

[Gaze]

Пони- Каждый-С- миг

... Вы, наверное, слышали о сериале "Мой Маленький Пони: Дружба это Магия", и, может быть, Вам нравятся эти милые лошадки сказочной страны со значками на крупе, веселыми друзьями, захватывающими приключениями?
Если да, то... Ну не стесняйтесь, признайтесь, Вы наблюдаете, какие разнообразные игрушки и картинки, игры делают с Вашими любимицами; наверняка, хоть один киндер-сюрприз да захотите купить, чтобы стояла рядышком фигурка любимой Луны или Флаттер-Шай, или скажем, Рэйнбоу-Дэш иль Пинки-Пай, и можно было их гладить, создавать с ними коллекции и радоваться...
Либо Вам придет в голову завести на компьютере или смартфоне интернет в комплекте с прилагающейся Вами папочкой файлов - здесь можно хранить какие угодно рисунки с Твайлайт, Эппл-Джек, Рэрити, Селестией и другими; смотреть полюбившиеся серии снова и снова онлайн или из сохраненного Вами архива, без всякой рекламы пони будут вновь гулять на свадьбе у Королевы Каденс, изгонять злого духа Найтмер-Мун, проучать обожающего злого шуточки дракона Дискорда, танцевать под хиты Винил Скретч, Октавии и Лиры, угощаться яблочками, морковкой и пирожными, дружить и ссориться и снова дружить ...
Если захотите, чтобы Ваши любимицы всегда были с Вами, можете в разных-разных играх их завести, кормить, расчесывать, одевать, как Вам нравится, вместе с ними преодолевать опасности и побеждать врагов, кормить новорожденных малышей, менять им крылья, копыта, цвет глаз... Если все это о Вас, то... давайте представим, что происходит, когда, утомленный и счастливый, Вы ложитесь спать, что в это время делают эти волшебные лошадки? ...
Жиденько, фазой за фазой капает белоснежный шарик неба, с последним лучиком он расцветает в полную силу, радуясь неслышной мелодией. За ее нотами не слышно тяжелых выдыханий его повелительницы.
- Уф, устала! - едва проговорила Луна, поправляя корону, - Целый день сегодня пришельцев сбивала с лунных плит.
И полетела дальше. Но ее слова как будто разбудили миллиарды пони, что стояли статуэтками, плюшевыми игрушками, ждали владельцев в экране мониторов и в кадре серий, в мирках игр; настолько разных и необычных, что приводят в изумление сами лошадок.
- Мама моя Лорен! - восклицает Твайлайт, в обоих передних ножках держащая по соске, - Вот владелец, а! Детей мне, значит, наделал, а я ночью с ними одна не спи, пока он высыпается! - и она помчалась за шторку, где ее ждало семеро дивных, еще совсем крошечных жеребят разных оттенков и символов на попках, пищащих в ожидании молока.
- Ты-то хоть не спишь, а нам спать надо, чтобы с хозяином встретиться во сне! - гаркнула ей Винил Скретч, путаясь в пластинках, синтезаторах и диджейских установках, едва отряхнувшись от щепок лиры, которой запустила в нее нервничающая одноименная лошадка, перебирающая одним копытом струны у арфы, другой помогавшая переворачивать ноты Октавии, возившейся с настраиванием скрипки.
- О, видала? - возбужденно протараторила Скретч, явно спеша вместе с подругами-музыкантшами, - А нам еще концерт во сне давать с новинкой, а музы, знаешь ли, не спят... Так что - махнула она ножкой... на середине тирады - Нам бы твои пеленки да соски!.. - и красноглазая лошадка снова удрученно заперебирала кнопки драм-машины.
- А нам... Хорошо, а нам... Хорошо! - напевала, явно дразнясь, Флер Де Лис, прогуливавшаяся под ручку со скромно опустившей глаза Флаттер-Шай и старательно выцокивающей модными подковками Рэрити, все трое щеголяли подвесками, шелковыми накидками, юбочками с кофточками или платьицами, усыпанными стразами всех цветов радуги - Нам хозяин купил новую коллекцию и мы устроим показ...
Их довольную песенку прервала киндер-сюрприз Пинки Пай, несущаяся на всех парах, куда глаза глядят с ором: "Заберите меня от этих сумасшедших!". Все лошадки испуганно обернулись и прижались к безопасным местам на мониторе или полке - за кучерявой хохотушкой по пятам следовала... орда таких же, кривляющихся, квакающих, смеющихся, галдящих, развеселых Пинки! Пони ахнули и спрятались кто куда, лишь прошло эхо несущегося розового табуна: "И что она во мне нашла, зачем меня было столько покупать?! Что, других пони нету, кроме меня?.. Спасите! За Пинки Пинки гонятся!!! Караул!.."...
- Уф, дайте отдохнуть от вас хоть ночью! - недовольно буркнула обычно на экране веселая и добродушная Эппл Джек, терпя соседство в виде плюшевой игрушки с Дискордом, Найтмэр-Мун и Кризалис; они были, на самом деле, общительными и милыми созданиями - дракон умел показывать добрые фокусы, Королева врагов лошадок вне сериала писала светлые сказки, а призрак, мучивший сестру Селестию, был глубоким и разносторонний философом; и все равно, это не радовало много натерпевшуюся от них пони; скучающе подперевшую копытцем щеку и не слушавшую их, глядевшей в окно, где...
Медленно, одна за другой, еще хилее, чем рождаясь, обесвечивались фазы луны, и одноименная принцесса их страны мелькнула темно-синим крылом за горизонтом, чтобы...
Вернутся вместе с ее друзьями - волшебными лошадками сказочной страны, к Вам, в...
Пони -Каждом-С- Миге ...

[Gaze]

MМX

... Тогда из ночного окна лился мягкий, бодрящий белый свет, а я, маленький и снова один дома и немножко в грусти, переключал каналы телевизора в поисках мультиков...
Даже не знаю, что меня привлекало - был и теплый дом, полный сладостей, игрушек, но ведь они меня не понимают, не двигаются и не разговаривают; часто говорили: "А ты представь, что твоя плюшевая собачка с тобой гуляет, перебирает лапками и радуется...". Но я ведь видел - милая, но совершенно неподвижная мордочка со стеклярусами глаз, ее пушистое тельце только волочится по полу, неинтересно... По телевизору ж все кипело движением, красками, сюжетами...
Вот пестреет травка, светится от солнца, и так приятно, что хочется побывать там с героями мультика, она объемная, дышащая (видно прорисовывали тщательно) и ждешь, что же будет дальше... Отчетливо помню, как вздрогнул, не меньше главного героя, услышав приятный, сказочный, как тихое эхо, голос; вот-вот он обернется - и я увижу, кто это... ни одна клеточка, как мне казалось, не двигалась в этом ожидании и в то же время неясная, увлекающая дрожь так и пробирала меня; герой обернулся и я увидел... До сих пор не могу понять, кто она была (и по сюжету мультика, и для меня), но тогда, совсем маленьким, первое, что на ум пришло: "принцесса", восхищающая своей необычностью и красотой.
Она представилась героям, повела их за собой, спокойно и скромно двигаясь вперед (я следил за каждым ее шагом): высокая, выше даже самого взрослого из героев, с переливающимися белыми волосами, бровями и ресницами, в довольно простеньком и открытом фантастическом платье, явно добрая; часы показывали время ужина, с кухни звал есть вернувшийся папа, а я все сидел у телевизора, не отрывая глаз от "принцессы". Ее в мультике показали очень мало, но это был сериал и я надеялся, что завтра ее увижу, с этой мыслью я торопливо ел и бежал спать...
Мысль была одна: "Как бы мне снова поскорее хочется увидеть эту девушку, что с ней будет?.. Может, она приснится мне?". Старательно спешил уснуть, но в сон попала какая-то скучная ситуация, вроде как я спорю с товарищами по детскому саду, потом мирюсь, играю с ними, а они уходят, хотя я не наигрался с ними, сел и заплакал (мне было грустно без той девушки, товарищей, папы), и только слышу эхо волшебного ее голоса...
А тут "дзинь" - пора в садик; меня одели, отвели и поцеловали с обещанием забрать; но этого не чувствовал, ощущал брезгливость перед холодными манными кашами, нотациями нянечки, заставлявшей учить цифры и слова, задирами-товарищами, собственно, друзей не было там, только ожидание, когда меня заберут, я смогу увидеть мультик с "принцессой"... Едва я хотел о ней подумать, краем уха слышу, воспитательница отводит нас на творческий час - будем рисовать, раздали карандаши и бумагу, предложили как раз изобразить понравившегося персонажа мультика - я со всем усердием стал водить по бумаге штришками, чтобы передать красоту запомнившейся девушки; к слову, сериал с героями и с ней был очень популярен, но пару раз оторвал взгляд от работы - мальчики рисовали роботов, мечи, главного героя и его друга, девочки - его подружку, иногда, в сердечке, тоже главного персонажа, и только одна нарисовала ту самую девушку.
Все это тоже подсмотрели и подорвали и так никакой мой авторитет, дразня девчонкой и толкая, это разозлило до слез, что меня не понимает никто, может, только девочка, нарисовавшая ее, но... На похвале ее работы мы разошлись, а то и за дружбу с этой тихоней, одинокой в группе тоже, мне еще больше б попало; потому я быстро отошел за полдничный свой компот, ожидая тихого часа; не спалось, бойкие мальчуганы перешептывались, похихикивая и показывали пальцем, с нетерпением ждал, когда послеобеденный отдых закончится. После него были уроки английского для малышей. Тут ко мне вернулся энтузиазм, поскольку хороших учеников в качестве стимула допускали к просмотру мультиков, и не просто мультиков, а к... Новым сериям того, что мне так полюбился из-за необычной девушки. Я, собрав из картонок правильно довольно сложное слово "принцесса" (это было мое первое слово на английском), попал в число этих счастливчиков и, как вчера, в предвкушении застыл перед экраном…
Девушка привела героев к одному важному старичку, он потом устраивал им испытания и она в них участвовала, а потом... Спустя несколько ее появлений ее убили. Я долго от шока не мог прийти в себя, впервые видя смерть... Ее смерть; мысль, что я больше никогда не увижу ее прекрасных добрых и тихих глаз, розоватового оттенка, загадочной походки и мерно качающихся точно от не видимого ветра роскошных белых волос, как-то не по-детски впервые обожгла мне сердце, я переживал за нее, втайне, не решаясь признаться себе в этом, хотел тоже с ней пройтись, да ее нет!.. Вернувшийся меня забрать папа застал меня зареванным, он никогда не видел меня таким (даже когда ломалась любимая моя игрушка или мне не давали конфеты, или когда меня обижали), он тотчас пустился в расспросы ребят и воспитателей - те схитрили, чтоб избежать недовольств и жалоб, что дети меня не обижали, только девочка, что, быть может, понимала меня, рассказала все одними глазами, но папа и не глядел на нее, повел домой, взявшись за допрос меня...
Узнав, что я так убиваюсь по "принцессе", он лишь усмехнулся и посоветовал ее забыть, наблюдать за главным героем и его друзьями, а потом делиться своими впечатлениями с другими детьми, должно быть, у меня в тот миг был охолодевший, даже чуть злой от возмущения взгляд: ну как он может так говорить, притворяться, что все в порядке, если ее убили! Да, конечно, для него мое огорчение, вероятно, не более, чем расстройство, чем если б я ему рассказал, как внутри моей любимой игрушечной собаки села батарейка и она больше не ходит и не лает - легкий каприз, детство, пустяк, почти не касающийся его. Но то - игрушка, она не ходит, не говорит, не мыслит, не помогает другим... У нее нет такого волшебного голоса и красивых, конечно волшебных, но живых глаз, грустивших или радовавшихся!.. Погруженный в это размышление, я еще долго обливался слезами, почти не поев и от отчаянной тоски бухнувшись быстро спать.
И снова я ожидал увидеть ее во сне, но увидел лишь на горизонте, среди той самой блестящей травы, казалось, она ждала меня, но как только я стал ее догонять, медленно пошла вдаль, кроме того... Вновь этот мерзкий будильник; началось лето и я дома теперь днями, можно смотреть мультики, спать и играть в свое удовольствие, а впервые это меня не радовало, ведь больше нет той "принцессы", со вздохом я встал с кроватки и отправился завтракать (папа уже был на работе).
Переступив порог кухни, я стоял ошеломленный - прямо передо мною у окна сидела та самая девушка! Правда в натуральную величину она представилась еще выше, чем показывали, безмолвно стояла она, глядя тихими глазами и словно ожидая реакции на свое появление. "Ты снова со мной! А я думал, тебя убили! Не уходи больше, пожалуйста!" - вытирая слезинки счастья, метнулся я к ней на колени. Незаметно вернувшийся папа с изумлением увидел, как я обнимаю стул (ему смекнулось, что я играю, не стоит мешать).
А я не играл, я был с девушкой (мне нравилось имя Ксэрри, и она согласилась, чтобы я ее так называл, кто она, так и не узнал, да и не надо мне это - я снова видел ее очень красивые черты и мне было этого достаточно, иногда она оставалась меня ждать, когда я уходил по делам или общаться с папой, но когда я возвращался, я забывал обо всем с ней - мы могли вместе играть, рисовать, учиться, гулять, кушать и засыпать (даже во сне мы были неразлучны)...
Я помню каждую нашу игру и сон; раз она придумала мир, в котором мне можно быть тем самым главным героем мультика, ту самую переливающуюся травку, замок, в который она меня привела, все было мне незнакомо и спросил: "Как открывается эта воображаемая дверь?"; что-то в первый раз мелькнуло украдкой у нее на лице, всегда спокойном и милом, может, обида, может, осознание того, что я стал вспоминать и вместе с этим - забывать, где реальность; я не знаю, одно помню, когда я с Ксэрри - я счастлив...
А шли времена, незаметно, от садика к школе, от школы к институту, я все сильнее привязывался к этой странной девушке, что появлялась только мне, и понимал ее лишь я; конечно, за это время я вырос, но все равно доходил ей до немного выше пояса, жил, как и раньше, только чуть иначе - вставал, ходил на скучные лекции и в переменах рассказывал Ксэрри о том, как все мне надоели (и вправду, без нее даже подаренное папой окно в мир в виде планшета с его социальными сетями, фильмами, музыкой, играми и прочим быстро надоело); все от меня шарахались, слыша мои увлеченные беседы с пустотой, девушки смеялись и кокетничали с другими, хотя сама "принцесса" говорила: "Тебе б уже пора завести девушку... Или хотя бы друзей или питомца... Зачем ты пропадаешь, ведь ты славный и многое можешь достичь, чего захочешь?.."
Я не слушал ее, не слушал отца, советовавшего не прозябать в лучшие годы жизни, пока она у меня есть (из-за моего знакомства с волшебной девушкой, вернувшейся ко мне из мультика, я совершенно забыл о своей неизлечимой болезни; без нее мне казалась скучна природа, даже книги и фильмы, хрупкую росу на свежем лепестке я считал почти искусственной и простой, само собой разумеющимся и не касающимся меня, встречавшихся мне бездомных щенят я не жалел, может, просыпалось краем крупица желания взять себе четвероного друга, но... Я же понимал, что он умрет, или я - раньше него, от него хлопоты вместе с радостью, и я не хотел, страстно не хотел отдавать внимание кому-то, кроме того, кто был мне самым близким и преданным существом - я любил только Ксэрри...
Потихоньку-потихоньку я принимал осторожно это чувство, оно впилось в меня в один миг осколком неведомого, приятно ранившего стекла, и невольно улыбался, радовался невидимым каплям моей крови, утекающей жизни, любуясь в постели (я с годами становился только слабее) стоявшей в лунном свете ее почти совсем белоснежной, нежно переливающейся фигурой. Чувствовал, она была задумчива, как и чаще в последнее время. "Ксэрри" - шепотом позвал я, ожидая ошеломляющей минуты, когда смогу закрыть глаза, обняв ее и прижимаясь щекой где-то к концу выреза ее платья, не так далеко от пояса, в такие минуты мне хочется превратить эти мгновения в бесконечность, впиться в Кэрри с головой, перенестись с ней в удивительную страну волшебства и вечной сказки; она не подходила...
Я испуганно вскочил с постели и подбежал к ней: "Ты обиделась?.. Прости, прости меня, что я иногда вынужден оставлять тебя на эту бессмысленную учебу, нравоучения отца, посещения психиатров, еду...".
"Это - жизнь... И... Похоже, я отнимаю ее..." - донеслось печальное эхо ее мягкого голоса, она опустила взгляд на меня и наклонилась ближе: впервые я увидел ее слезы, столько лет сдерживаемые. "Я пришла к тебе еще маленьким, воскресла, чтобы утешить, но ты воспринял меня, в сути, воображаемое создание, как живое, ты не хотел меня отпускать, ведь полюбил еще ребенком... Я помню твои слезы, чувствовала, как переживал по мне, пока я жила в мультике, и я пришла ради твоей улыбки, она тоже пленила меня... Но ради этого одного и краткого счастья ты со мной, только со мной... Мне не трудно снова создать мирок, где вместе кормим райских птичек или в котором летаем на Пегасе, но..."
Пока она говорила, я с дрожью ужаса замечал перемену: ее изумительный ослепляющий блеск стал медленно слабеть, а тело становилось призрачным, чуть заметно, но неумолимо, я слушал, предчувствуя недоброе, судорожно обняв ее так осторожно-сильно, как мог, перебивая: "Не говори мне этих слов, я не могу потерять тебя во второй раз!!! Взгляни на меня, Ксэрри, я живу тобой, от меня почти отказался отец, у меня никого нет, только ты... Вспомни, как весело мы наказывали твоего убийцу в игре, как смеялись под радужным снегом во сне, гладя веселых моржей, как танцевали по лунным зеркалам, только ты и я... Я хочу это повторить, слышишь, хочу, чтобы так было всегда! В сути, ты мое первое желанное слово, первый рисунок - я твой хозяин, ты смеешь меня ослушаться?!..".
Я не понимал, что говорил и творил, в какой-то безумной попытке забрать ее, в себя, не отдавать никому, ни холодному ветру, ни дождю, капли которого она любила превращать в сценки, где я играю с ребятами, а я мог повернуть сюжет, как захочу, я бросился целовать ее - в подбородок, обведенный обручем небольшой короны, соединенной с большими серьгами-кругляшками, в шею (словно желая убежать, она встала, но я не отпускал, продолжая ласкать чуть выше пояса, докуда доставал, смачивая слезами (в щелку двери папа и санитары наблюдали, как я судорожно целую подушку у окна).
Ксэрри старалась даже сделать над собой усилие, чтобы отвечать мне и не таять, но мистически лунный свет набирал сияние, забирая ее собственное, ее мягкий голос, все так же эхо, слабел, она упала мне на руки, борясь с собой, чтобы не потерять сознание, а я гадал, как ее спасти, чем может быть вызван полет вихря незримой вечности, что вот-вот унесет ее? Вот бешено закрутились будто часы, посылая его, я бросил их с силой на пол (в запертую комнату обеспокоенно-усиленно-сурово застучали); хлопало окно, ветер грозился унести рисунок с ней (я бешено закрутил наглухо ручку окна; но моя "принцесса" становилась все слабее. Она дотянулась рукой до какой-то тени в полумраке.
Хоть бы это был нож: без нее я покончу с собой! - запальчиво-навязчиво резанула меня идея и я с надеждой пригнулся ухватить поднятое ею (отец закричал открыть дверь санитарам: "Они могут тебя спасти, не ползи на раму!").
А я не полз - я положил туда бережно едва дыщащую девушку, все умоляя судьбу, по-детски наивно, горячо, как тогда, не забирать ее у меня, едва доносился ее голос эха: "Помнишь, ты забросил эту игрушечную собачку с тех самых пор, как познакомился со мной через мультик, а когда-то играл только с ней?.. А вот твоя так и не съеденная конфетка, как, то гуляя после школы со мной, ты забросил ее, ею угостили ребята, ты пошел от них, ко мне... А эту книжку, что задали в институте, ты забросил на пыльный шкаф, хотя тебе нужен и нравился тот предмет... Еще не поздно себя спасти и сделать эти простые вещи... Открой глаза - у тебя есть только я, но больше ничего... Ты отказываешься от жизни ради меня... Не надо, прошу, не надо! Я, должно быть, так тебе надоела..."
Неправда! - хотел было крикнуть мысленно я ни, но... Не мог - часами, ради компьютерной новой игры или диска модного диждея я мог забывать о Ксэрри, а когда мне это надоедало и она появлялась, бродя с ней по жемчужному мосту нового чуда, придуманного ею для меня, я скучающе украдкой зевал и думал, а может, ну его, пойти поговорить ни о чем с товарищами... Хотя мне это так все надоело... Меня взял стыд, не помня себя, я упал на колени перед угасающей девушкой и стал умолять: "прости меня, ты дала мне друзей, сказку, любовь, счастье, ты - моя жизнь... Забери меня, мне страшно, за мной идут... Не умирай, не умирай!!!"
И я крепко прижал ее к себе, надеясь хоть навсегда запомнить ее тонкое тепло... Наткнулся на что-то холодное и потное, грязно-красное (я сжимал кулаки в объятиях до крови; вокруг никого, даже Ксэрри, осознав это я плакал горько-горько, гладя забытую игрушку (а ведь сколько раз, совсем малышом, я обещал собачке, что буду только с ней); книжку (то был любимый предмет в институте), конфетку (крохотный миг детства); я вспомнил, что мог б еще пожить, как и сколько смогу, у меня есть папа, что так меня любит и беспокоится, могли бы быть друзья, любимая девушка, они б научили меня любить природу, общество, искусство, мир, хоть он порою так прост и привычен...
Прислушавшись к себе я понял, что это только слабое утешение самоиллюзии, или разочарование, или еще чего - все это было... И не было... Все это… исчезло для меня… с прекрасной принцессой с белоснежными волосами и тихим голосом эха; я засыпаю в надежде поймать хоть на миг ее эхо или тень на горизонте, перед тем, как меня объявят унесенным бесконечным невидимым вихрем...
... Тогда из ночного окна лился мягкий, бодрящий белый свет, а я снова один и немножко в в радости – вижу ее на горизонте: она уходила, казалось, все еще ожидая меня, спокойно и скромно двигаясь вперед (я следил за каждым ее шагом): высокая, выше даже самого взрослого из героев, с переливающимися белыми волосами, бровями и ресницами, в довольно простеньком и открытом фантастическом платье… добрая, тихая и хрупкая, как дымка луны…

[Gaze]

-…Looking-glass's-…man's-…

Накрытая скатерть на тело предвещала еще одну бессонную ночь, Ратен приготовил инструменты для вскрытия, в спину ему дышал полицейский - дело не ждало.
Отдернув ткань, патологоанатом отпрянул и рефлекторно схватил горсть успокоительного - мертвец был прозрачным, почти стеклянным - только глаза были едва окрашены, в них застыл ужас.
Осторожно Ратен провел по полости груди, не скрывая брезгливости - внутренности и соки были тоже почти прозрачными, мутно-белесыми. "Как только закончу с ним - пойду в бар, запью увиденное ликером", и, накрыв после исследования труп, выключил свет, ушел; темнота...
… Темнота перед гримерским столиком отгораживала одиночество существа, что чувствовало себя путником – сквозь долгий неясный лес теней оно пришло к лампочкам у зеркала, как в родной дом – сейчас Нил нанесет макияж и еще раз перечитает сценарий, что меняется каждый раз и после, подрагивая прозрачным телом, сняв куцую рубашку, примется наносить узор и общий тон в тему нового номера.
Вот директор провозгласил: «Человек-хамелеон» в натуральных условиях, трепещите!» и Нил, поправляя черный парик, нескладно повязал веревку вокруг рук, мысленно думая: «Может, я не хамелеон, а червяк? Проходил через землю, дождь, и ползаю по стеклу, как будто чует родное существо в холодном и остром куске… Попробую полетать, хоть и не умею».
С этими мыслями, он вышел под возгласы публики привязал веревку к спустившемуся тросу и замер в позе, скучающе осматривая ядовито-непросветный черно-зеленый фон, перешептывания и волнующая дрожь доходила до его, и в то же время Нил хотел уверить себя, что это банально, привычно, и восхищенные вздохи зрителей, они быстро заскучают и забудут, хаотично ожидая все большего, сотканного из суеты толпы, огней города, – просто музыкальный фон, смешанный с пением птиц и барабанами синтезатора, под переливы неона и графических, двигающихся медленно силуэтов деревьев, под куполом потолка все происходящее слилось в одно море, призрачное, поглощающее и волнующееся под иллюзии («Где-то есть настоящая жизнь, найду ли я ее?»)…
Погруженный в раздумья он не заметил, как, после серии вращений и раскачиваний, на разный лад и скорость, трос опустил его и директор, со льстивой улыбкой пожал ему руку и отпустил; на минуту погрозив хлыстом, следом пошли клоуны, дрессированные животные, и, чем больше Нил следил за сценой из-за кулис, тем больше находил сходство между собой и ими. «Неужели во мне нет ничего настоящего?» - стараясь не смотреть в зеркало на свои слезы, он пролистывал сценарий – потом снова изображать ожившую статую из перьев среди белых, с липкими блестками, частичек крыльев, потом – радужного богомола, потом…
«Потом, потом, потом..» - ничего, кроме этих слов не просилось в его рассудок, мелькали дни под рампами и механическими аплодисментами, ночи – под краткие встречи с луной, просвечивающей фигуру Нила, жалеюще гладя его своими тонкими лучами; так когда-то касалась его лба рука девушки…
Она слышала его уходящие шаги – «человек-хамелеон» не мог поверить в искренность, после фальши арены и ежедневных тусклых мельканий лампочек зеркала гримерки, хотя часто его потупленный взгляд усиливал его сердцебиение, если ее голос слышался Нилу во сне...
«Вся жизнь моя – лишь сон, как грустно» - думал Нил, старательно подрисовывая красный тон в бесцветную кровь (его снова избил директор, отобрав еду и деньги на грим). И тогда он подумал, что в целом все-все превращается в этот убегающий ручеек, отличающийся, к тому же – деньги, время, силы – уходит на то, чтобы подмешать краску в рану; «И никому не надо видеть меня настоящим, даже ей» - закрыл глаза он, с притихлой болью подумав про девушку…
Он мечтал открыть ей свой крошечный мир (в редкое отсутствие директора цирка им пролистывались книжки, просматривал мультики о добрых детских героях, мирах, где ценили простые слова и действия, где малышей окружали веселые друзья и зеркала, радужные, говорящие, дарящие миг волшебства, слушал переливы клавесина и арфы, тонкие, воздушные нотки, словно незримая искристая птичка напевала колыбельку его грезе…)
Нил заставил себя осторожно оглянуться назад – простенькое, треснутое зеркало отражало бесцветное и жутко отливающее чуть в солнечном свете, алом от заката, снова день прошел, в перелистывании сценария, выступлениях, после которого его бил озноб и болели все суставы, глаза слабели от пестрых вспышек – и только деньги, на маскировку бесцветного зрачка и хрусталика, а, может, на то, чтобы спрятать, спасти образ той девушки…
Сейчас глаза закрыты простыней, Ратен равнодушно выбросил деньги в пыльную копилку, так и не справившись с омерзением от того, кого он увидел на операционном столе; не глядя, что, как знать, быть может, они – в невидимом почти ушедшем ручейке жизни, на котором торопилась обсохнуть и удержаться искусственный красный цвет…
И только лунный лучик с состраданием тихо потрогал упавшую его капельку, скрывшуюся в бликах, покрытого занавесом темноты, зеркала, молча отражающего огни города…

[Gaze]

Часть… 0..

...Несколькими веками ранее я уже бывал здесь - повсюду раскинуты разные домишки с огоньком и дверью, трусливым и безмолвным прямоугольным изваянием, готовым стерпеть плетения грязи или снега, только бы ее не трогали.
С интересом ищу глазами что-то такое же, простенькое и понятное вроде облюбованных паучками дыр в окошках или изнеженных бриллиантами углов оправ их рамы (это близнец двери, только более неприветливый и трусливый - окно знает, сколько глаз всегда, падких до зависти или сплетен, ударяются в подглядывание).
Но меня-то не должно быть заметно жителям... теперь высоких и холодных, твердых однотипных с редкими исключениями зданий, двери радостно позвякивают замками, а окна расслабленно надевают жалюзи; даже от меня; выходит, ничего не изменилось? Прошел вглубь, наблюдаю в зеркало уравновешенные и спокойные лица прикладываю к глади стекла черный пучок света своего меча - ну конечно, это только с виду такие, эти чудные, смешные жители: отчетливо вижу искаженные скукой, завистью, стремлением сделать себя лучше всех, "себе и все в себе" - явственно доходит мне в уши...
Со вздохом вынимаю другой, белый меч и подставляю к зеркалу - за каждым человеком тут же вырисовывается то навороченные подчинением и иллюзией прямоугольнички-механизмы, то машины, то другие здания, то бриллианты и меха, комфорт и разные удовольствия, одним словом, состояния счастья, победы от этого...
"Но это же не так плохо!" - подумал я о себе и, поправив корону-полосатку, о двух наростах и трех отростках, шагнув в зеркало, с силой скрестил мечи, с трудом выдерживая этот гул постоянного ритма и скорости (краем глаза бешено проплывали стрелки часов, переливы денег и потоки цифр, слов, на всяк лад кругами незримой цветастой пружины накидывающейся незаметно на людей).
Это было мое изобретение, веселящее меня как никогда - ярче стало видно как вчерашнее красивое стало для всех смешным и безобразным, древним и ненужным, в прошлом преступник разыскиваемый мог теперь отлавливать тех, кто когда-то прикрывал его и щадил; ради подписи бегают за другими, чтобы дружить с одним - отталкивают другого, когда удобно, когда интересно, когда выгодно; я направлял пучки пружины, день и ночь, стараясь забыться этой работой, гордиться ею и находить в этом бесконечное увлечении, и не хотел признаться себе, что она выходит из под контроля... А как объяснить то, что так же, как и во времена моего зарождения люди задумали забираться все выше и выше к звездам, терпеливо дарящим им свою красоту и советы (помниться, сам их расставлял в фигурки созвездий; напрасно, что ли? - не слушают, или, вернее, оглядываются, пропустив для себя)...
И вот даже мне становиться страшно, стыдно, я в растерянности - сильнейшее творение незримого для них мира, я не могу убрать, искоренить это вот "себе" из этих, все же дающих мне смысл существования, крошечных песчинок неумолимо тающей дышащей жемчужинки в океане миров; в смятении опускаю мечи и прячу отяжелевшую голову в руки - я хотел как лучше, клянусь! Только показать, что надо не бояться, выжить, сделать лучше себе... Запустив эту пружину, я уж не могу остановить ее... Что я наделал?!..
....
... Побродив еще в полутьме, подсвечиваемой издали неонами городов разных концов их поселений, я решительно понял - надо остановить пружину, сломать ее вместе с каким-то другим могучим созданием, будь он мне даже враг; и вместе с этим что-то шептало внутри: ты опять поставишь людей на колени перед каждой рекой, снегом и огнем, они еще больше будут звать тебя, и, дабы ты вернулся, станут еще более жестокими в борьбе за жизнь... Куда еще более? - риторически спрашивал себя я, стряхивая туманную пыль с убогого убранства, упрашивая себя не оглядываться назад и не доставать светящихся мечей; пружина почует их и опять привяжется ко мне, причиняя страданий еще больше...
До чего договорился - страданий! Не я ли существую, чтобы избавить от них?! Осознав это, почувствовал острую боль и стыд, какой, казалось, не вынесу; опускаясь на колени и слабея; но вдруг...
Мое тело налилось силой, успокоением и стремлением помочь, я мигом вскочил на ноги, оглядываясь, отчего бы то могло произойти? Ответ был в виде тоненького ручейка, переливающегося, тихого, из крови и слез, он брал свое начало из стеклянного, острого занавеса, напоминающего клетку; затаив дыхание, я отодвинул его мечами и... замер: передо мною сидела маленькая девушка с чистыми и ласковыми глазами, бледной кожей, едва прикрытой полупрозрачным легким платьицем... и вьющимися ростками роз, они покрывали ее ноги и местами росли из нее!
Шипы моментально ранили ее, но прекрасная тихая девушка, казалась, улыбалась своей крови; сжалившись над ней, я хотел мечами срубить постоянно и быстро покрывающие ее цветы, но она не позволила (она сама позволила розам произрастать из себя, как услышал я, может так, хоть так, хоть немного она искупит...)
"Что, что искупишь?" - как заколдованный, в волнении спросил я. Слабеющей рукою девушка указала на узоры, в которые складывались ростки - там оставили в холод и одиночество, закрыв дверь, там убили, там ранили, и каждый лепесток, отцветая и распускаясь, вновь улетал душой, крохотной и тонкой, так и не радовавшегося солнышку малыша, затравленного старенького пса, выброшенных в муссорку цветов, пролитой в пустыню воды, в которой, быть может, зарождались живые жемчужинки...
Их было так бесконечно много, столько, что я счет потерял, с дрожью отслеживая последние вздох китенка, захлебнувшегося в загрязненном океане, мне в сердце въедался ужас глаз лисички, что забилась в угол перед ножом, осознав, что ее не спасут; выброшенных в клетку и скуку птичек; а ведь они маленькими рождались и верили, и ждут, всегда ждут своих друзей, даже среди людей (беззащитные, покорные, зачем я вас приучил к ним?!)
И улетая в неизвестную высь, может, впервые за свое существование, умершие, погибшие, забывали треск орудий, которыми так легко испугать и убить, не считать, сколько несправедливо прервано жизней; голод и обиды, издевательства и пытки, в угоду того, чтобы как-то видеть солнце, дышать и жить, оставаться собой, хоть и внутреннее (эти инстинкты жизни, сколько мук вы, оказывается, приносите); и надвигающийся лед, не пускающий ни движения там, где раньше цвели от жары пальмы; высыхание и опускание воды...
Теперь - все это только летевшие ввысь и распускающиеся вновь розы; пышные, искристые нежные цветы, пронзающие ей виски, как корона, у плечей они образовывали крошечные причудливвые крылья, таинственным ожерельем они спускались по ее шее и узором вились по фигуре, мягонькие и дарящие тонкий аромат, заставляющий забыть все горести…
Но я увидел, какой ценой он достается... Лучше б не видел никогда!.. В смущении хотел бежать, пойти и сразиться с пружиной, взращенной мною, ведь она виною всего этого; но что-то во мне заставило обернуться - девушка все покорно давала рождаться и улетать розочкам, потупив взгляд, видно, понимая мое смущение.
"Я не могу тебе ничем помочь; ты приручил меня" - призналась она мне, осторожно подав руку. - Да и новые рождаются, живут, даже бывают счастливы" - хотела она утешить меня. - Посмотри, как тут красиво, все дышит и сверкает" - ее улыбка хотела быть веселой, ноги, туго сплетенные и пронзенные ростками роз, хотели, казалось, взлететь, но не могли...
"Ты не знал, что так будет!" - слышал я и не мог поверить своим ушам. - Хотел помочь людям и мне хочешь, но... Знаешь... Все должно быть так, как будет!"... - и девушка прощающе-с грустью опустила мою руку, с усилием приподняв полог стеклянно клетки, а сами ростки враждебно, боясь помять розочки, вытолкнули меня...
Оставшись у ее порога, стал думать, напряженно думал, в перекрещивании мечей видя, как все усугубляется, с одной стороны, и улучшается - с другой; чувствуя связь с девушкой, мне не хотелось покидать ее, но бессознательно в голове созревал холодный протест – не через нее ли я планировал победить всякие законы, придуманные ею, потом обеспечить людей так, что в ней бы отпала нужда? Перед глазами был ее портрет – тонкое, тихое, неповторимое существо, красивее которого я не встречал; я чувствовал, что невольно с каждым мигом еще больше хочу вернуться, смотреть на нее и ощущать ту же боль, что и она, забрать ее себе…
…
… И я побежал сражаться со своим же творением, завидев мечи и радужное острие которое образовалось их черно-белым перекрещиванием, пружина, почуяв неладное, как гадюка, стала старательно отползать в тени зеркал, что перевернула и исказила она сама, и – хлоп, один за другим просто переплавляются, выбрасываются подаренные мною треугольнички, телевизоры, компьютеры, телефоны и их сочетания, паутинка, пестрящая информацией всех видов и сортов, занавесом принялась укрывать беглянку, эхо недовольства моим правлением было ей только на руку, люди толпой отгоняли ее, но… но и, в суматохе происходящего, они не замечали стоптанного цветка, брошенных, испуганных, птички без солнца и даже без хозяина; им даже без этой цветастой гадины не надо! Вот не клеится! – с досадой всполоснуло мне по рассудку, и со старанием подбежал поднять, полить цветок, укрыть и накормить оставленных и больных – они робко прячутся и дрожат, зная, кто я такой!..
Опечаленно я опускаю голову и не знаю, что делать, как бы мысленно себя не пытал; на горизонте, в лучах заката… теперь уже скучающе поигрывала переливами пружина, не ведая тоже, кому она нужна без владыки и тех, кто бы ее дарами пользовались. Подумав время, как пристыженное дитя, она помялась в сторонке, становясь пунцовой и тихо пошла ко мне.
«Да пошла ты!» - заорал я на нее и, не контролируя себя, резанул по ней с размаху мечами – отчетливо, как на грех, всплыли картины, что моя пружина творила и что порождало раны той прекрасной девушке; мое единственное творение рассеялось обломками оружия, техники, зданий. Кругом стало пусто и темно. Я поднялся убрав световые мечи и смотрел на побежденное существо. Но не чувствовал ни радости, ни горечи, у меня не осталось иллюзии, не говоря уж о привязанности, чтобы испытывать это. Тяжело вздохнув, я пошел, сам не зная, куда, с горечью перебирая моменты – а ведь пружина дарила и удовольствие, и пользу… Надо было только не упускать ее из виду, не замыкаться на себе и том, что ты правильно, или неправильно натворил… «Это не тебе было решать!.. – горько осенило меня – Вот ведь как – боролся-боролся с «я», людей – ничегошеньки ты с ним не с делаешь, оно само тебя сломило!»…
Так и иду… Одно меня утешает – что, быть может, моя пружина станет самой милой розочкой в теле той прекрасной девушки, что больше не будет страдать… Память снова и снова возвращается к ней – может, я ее любил, хоть и причинил ей столько ран?.. Не знаю…
Она далеко, в стеклянно-чистом мирке, где лепестки розы улетают в небо и распускаются снова… ее улыбка хотела быть веселой, ноги, туго сплетенные и пронзенные ростками роз, хотели, казалось, взлететь, но не могли...

[Gaze]

Сказка о Несси и… волшебной жемчужинке

Маленькая светло-синяя лошадка Несси со значком жемчужинки, медленно склонившаяся устало брюшком на песок дна озера - это была русалочка-пони - со вздохом смотрела, как мимо проплывают, резвясь, стайки рыб и кричат: "Лови, догоняй!". Она опустила переливающиеся большие глазки и еще больше вздохнула: Несси уже была очень старенькой, она еще помнила, как плавал крошкой ее сосед Стив. Тот расчесывал свои великолепные усы и приговаривал, что старость - тоже радость.
А речной пони было грустно - как же хотелось опять малышкой качаться в раковине для жемчужинок, играть в пятнашки со знакомым крабом-непоседой... Но ей было даже тяжело переставлять ножки. Несси горько заплакала. И уже не надеялась, что кто-то поможет ей. Но как-то прогуливалась у реки Флаттер-Шай. светло-желтая с приятно-розовой гривой и хвостом, и с очень чутким сердечком, она тотчас почуяла тихий плач.
"Что случилось?" - нагнулась Флаттер-Шай, глядя сквозь кристально чистую воду на Нэсси. Речная пони поведала ей о своем горе. Ее собеседница ахнула и всплеснула передними ножками, всей душой желая помочь, но не зная, как... Стив все так же расчесывал усы, и ни до кого не было ему дела. Казалось, так и суждено было ее новой подружке пропадать...
Но зоркая Флаттер-Шай успела заметить, как к гребешку Стива, любовно сжимаемым его лапищей, была приклеена волшебная жемчужинка. Вспомнила лошадка, как Ее Высочество Селестия рассказывала: "Она дарит хозяину, если ее носить у сердечка или в руках, вечную молодость, может вернуть в детство". "Глупый Стив" - даже с досадой подумала пони, незаметно подкладывая ему другой гребешок. Дракон, опять потянувшись за расческой, так и не заметив подмены.
А жемчужинку, бережно вынув, Флаттер-Шай осторожно положила в передние ножки уснувшей Несси, тихо отошла, погладив лошадку. Наверное, ей снились рыбки детства... Щекочущие их хвостики коснулись ее носика, она открыла глаза и... с удивлением обнаружила, что снова малышка. Бережно-бережно Несси прижала к груди жемчужинку, и, проплыв мимо поглощенного усами Стива, устремилась к крабикам, играть в пятнашки, как в детстве...

[Gaze]

MP3

Пластинка луны ненавязчиво воспроизводила свою чарующую мелодию для дальних звезд и в такт ее звукам они мерцали, создавая настоящую, неподдельную красоту, зовущую к тишине и снам…
Но Яни решила, что состояние мира, когда никто не шагает, не разговаривает, не слушает диалоги актеров кино или не слушает музыку – глупое, неуютное. Потому девушка, с привычно-еще детским торопливым манером, поспешила снова тщательно толкнуть пальчиками динамики малюток-наушников вглубь.
«Ох, уж эти черненькие выпуклые знаки вопроса, предлагающие какую угодно песню когда вздумается – казалось, никогда с вами не соскучишься, и ничего предосудительного, опасного в себе вы не несете, правда, мои малыши?» - с нежностью погладила подушечкой пальца она наушник и поудобнее устроилась в кресло, пролистывая перед сном в интернете отзывы на любимые-нелюбимые клипы и песни.
Но в тот вечер, как ни странно, Яни не почувствовала момента, в котором жемчужинка предвкушения вылупляется птенчиком радости, или страх, разочарования или увлеченности… Не было ничего, Просто механически ее мозг осознавал, что нечто слушается, без настроения. Ее взгляд быстро опустился на экран смартфона – огромным потоком менялись песни, исполнители, и все переслушанные, надоевшие (по крайней мере, она хотела думать так).
Пальчик Яни принялся озлобленно-быстро, небрежно шлепать плей-лист, точно говоря ее мыслями: «Не хочу… Вот это… Нет, не то!.. Не, другое!.. Ииии, ерунда!.. Приторно!.. Заткнись!.. Не то!..». И так хозяйка мирка музыки подвергла критике и возмущению почти все треки, остро ощущая приступ скуки. Оставалось спать, тем более, позднее время на стрелках часов было совсем непротив. Девушка вздохнула и, лениво отбросив смартфон, стала ворочаться, куксясь на темноту, совсем забыв от апатии вынуть из ушей наушники; позже и это надоело, она уныло закрыла глаза и с нетерпением принялась пришпоривать дрему, может, хоть это ее развлечет?..
Но тут... Ее слуха коснулись мелодии, которых, несомненно, не было в списке! Яни не помнила, чтобы когда-то скачивала или записывала, да и просто слышала такую музыку – иногда композиции напоминали переливы дождя из перышек комет Млечного Пути, ласковые, убаюкивающие глубокие нотки, порою – жуликоватые шаги крадущегося невиданного существа, воображением девушка, переставшая чувствовать и каплю дремы, следила за поворотом его коротеньких пушистых ручек, временами музыка превращалась в вихрь красок, линий, невнятных силуэтов хаотично снующих перед глазами историей, обычаями, ветрами и солнечными раскатами (народы, какие были известны ей по учебникам, о которых слышала, что придумывала – все уносились в безудержном плясе под музыку)… И много-много подобных мелодий, ранее никак не встречавшихся, - воздушно-прекрасных, угрюмо-задумчивых, сказочно-беспорядочных, одна за другой внезапно приходили в телефон, уши Яни, абсолютно покоренной богатством инструментов, тонов, чистоты и переливов каждой частички их.
«Вот здорово! Вот бы сохранить их и всегда слушать!» - робко коснулась вырисовывающейся мечты девушка, поглядывая на странные названия: «Белый город – Тихо», «Полог Фантазии – Плывущий автобус», «Нотки – Искра». Имена новинок пририсовали любопытство удивлению и потаенный оттенок жадности: «Вот бы узнать, какие клипы есть на эти чудные комбинации… Или еще лучше – участвовать в них… И заснять на камеру и смотреть, слушать, слушать и смотреть…» - мелкое меткое озорное рыжее существо внутри Яни сладким голоском, не различимым и в то же время ясным именно в эти мелодии, нашептывал подобные слова, призывая думать только о них и про все остальное забыть…
«Конечно, я спала!» - разбито сказала сама себе девушка, отогнав его силой воли и противным звоном будильника. Как жаль, самые красивые и дивные мелодии на свете ей только приснились, она сохранила их себе на смартфон, но сможет прослушать еще раз лишь во сне, и то не факт., конечно, это так, ведь Яни прекрасно понимала, где греза, где день, хотя признавалась в глубине души, что лучше б никогда не взрослеть и не осознавать этой скучной и удручающей разницы. Потом шли свои дела, периодически навязчиво прерываемые воспоминаниями о нотках поразительных композиций, вернее об эмоциях, впечатлениях, картинках, вызванных воображением девушки и, она уверена, безусловно содержавшимися в мелодиях; разговоры, еда, поездки, город, комната, и все звуки, звуки… Лай собак, понукивания прохожих, свист бездельников-свалявшихся листиков…
Но вот луна бесшумно опять ставит свою белоснежную пластинку для звездочек, а они осторожно радуются, улыбаясь и гладя бликами от зубиков щечки подуставшей и все скучающей Яни, готовившейся задвинуть шторы перед сном, предварительно выключив музыку и вытащив из натруженных ушей «вопросики», вот банальная дверь, банальный занавес, окно, крошечные и большие-большие белые собачки с плакатиками… Стоп! «Ой!» - только и смогла сказать себе девушка, невольно сползая от страха и изумления на пол, с силой, порождаемым титаническим любопытством, держа голову приподнятой для окна – никогда она не видела в нем собачек, группки белоснежных, с красненькими, как вишенка, носиками, бусинками умных глаз, потешно припрыгивающих и старательно перебирающими пухлыми от пушистости задними лапками, они торопились подойти одна к другой или к человеку и показать ему содержимое передник лапок.
То были плакаты с вырезанными смайликами, словами, двигающиеся и безмолвные, за косточки, что нельзя было съесть, ведь косточки были или с пушинками, либо с колючками, с важными выражениями мордочек обменивались ими и дальше брели сталкиваться и показывать плакаты, даже если уже знали, что тому человеку или песику уж давали ношу. Яни хотела хихикнуть, пронаблюдав такую сценку, уже без боязни и с новым желанием погладить и обменяться с собачками плакатами, хотела пролезь в окно на улицу, благо, она жила низко, но вдруг…
Девушка хотела закричать, но голос не слушался ее – веселая, волшебная песенка, из ранее никогда не скачиваемых и не записываемых, которую успела она сохранить во сне – мелодия явственно раздалась в ее рассудке, как если б она находилась в наушниках… «Оказывается, это не шутки!» - затараторило сердце Яни, не долго думавшей, схватившейся за ручку закрыть окно; на манер выстрела грянула череда шипения и… пол, стены балкона вместе с растерявшейся хозяйкой рванулись с места неуправляемым автобусом, проплывшего на полупрозрачных рельсовых управлениях сквозь огни города – тот, как огромный кит, мимо хвоста коего резво проскальзывает непоседа-черепашонок, и усом антен-проводов не повел – он так же прислушивался к гулу спешащих к ресторанам, кино казино, к магазинам, просто бродивших, не знавших, где лучше..
Неведомо откуда в руки, почти не слушающиеся от хаотичности происходящего, бледные, не по-нормальному холодные, упал смартфон, и догадки его владелицы оправдались, отдавая дрожью: «Композиция «Белый город – Тихо» переключилась на «Полог Фантазии – Плывущий автобус». Упомянутый в названии предмет, как гигантский вьюн пробирался через лабиринты чертежей, картин, этого не было в воображении Яни, знал ли это автобус, явно спешивший пройти свой путь, пока слышит нотки, породившие его… «Так вот что они означали!» - притихло пронеслось в ее сознании, медленно утопающим в попытках найти миг, когда сон смешался с явью через мистически прекрасные звуки…
За что она их полюбила? Как они произошли и зачем? Что таит в себе неизведанная мелодия «Нотки – Искра», и следующие за ней? Яни думала, уже не боясь признаться себе в этом, что то – загадка…
Та самая, что любят «вопросики»-наушники, соединяясь с мирками MP3…

[Gaze]

День, что был… и еще будет - …

…Дейл проснулся, быстро перекусил арахисом и сел за телевизор. Он отлично помнил, что эту нехитрую процедуру он делал и вчера и позавчера, и много-много дней подряд, всегда, одним словом. «Но сегодня будет все по-новому!» - казал сам себе бурундучок и с вдохновением взял в лапку пульт.
Вот показывают исторический фильм, герой отважно сражается шпагой против полчища врагов, Дейл с восхищением зашевелил носиком, быстренько представляя себе, как бы он так же боролся и получал награды, вроде вкусности или… Гаечки. Но потом он решил: «Это скучно». Переключил на другой канал.
В иной передаче речь шла об отважном полицейском, в потемках отыскивающего преступников, не страшась их пуль, уловок. Телеман аж шарахнулся от экрана – он ой как не любил помогать своим друзьям-Спасателям в поимке злодеев, и точно решил, что представлять себя полицейским не будет, ему хочется расслабиться.
Дейл почесал заднюю лапку передней и, зевнув, снова переключил. Замелькали кадры истории, как крошка-бурундук переводит через дорогу бабушку. Он не ждал награды, тоже ничего не боялся, просто помогал, сияя улыбкой и, очевидно, поучая остальных, что следовать его примеру – дарить радость себе и другим.
Взирающий с минуту на него друг Чипа злобно фыркнул и гневно одним махом выключил телевизор и швырнул пульт. Он поспешил важно надуться и свернуться клубочком, скорее отвернувшись к спинке диванчика. Его одолевали потоки возмущения: «И чего это все помогают?! Кто за награду, кто за судьбу, кто так, чтоб себе было приятно?!.. Это глупо… У меня будет все по-другому!».
Задав себе такую установку, бурундучок, как следует понежившись в дреме, спрыгнул с диванчика и пошел гулять, стараясь не пересекаться ни с Рокфором, ни с Вжиком, ни с мышкой, ни даже с Чипом – не дай Бог еще работой-поручениями глупыми, с его точки зрения, нагрузят; а Дейл осознал, что помогать, глупо, он же умный. И его фигурка, вкушая эту мысль, приосанилась, степенно прошла к ближайшему ручью.
Там он со всей душой… принялся строить себе рожи, любуясь на морщинки и потешно торчащие ворсинки усиков, вынырнувшие из отражения; это весело и увлекательно. Настолько, что… недовольный бурундучок, совсем скоро, раздраженно хлюпнул по ручью лапкой. «Это ж проще простого… Вот любопытно, что там за закатом? Интересно… А у меня все будет интересно!». И направился он прямо и прямо, старательно взывая ко всему любопытству, что только в нем жило, чтобы пройти как можно дальше, воображая, как за полоской дороги ждут жаркие страны, сокровища, вечные снега, да что угодно, новое, яркое...
Но… Дейл удалялся от Штаба все мрачнее и мрачнее, совсем немного погодя. Где-то в глубине его сердечка, хотя он не сразу расслышал этот голосок, шептало: «Ну и что тебя ждет за горизонтом? Просто новые лужицы, новые люди, которые друг другу помогают, а тебя то будет раздражать… И рядом не будет мушки, Гаечки, мыша, твоего друга бурундучка! Подумай, не лучше ли, когда все… по-старому?».
Дейл хорошенько представил себе, как стынут оладушки с малиной от Рокки, как приятно журчат приборы его помощницы, как весело летает зеленый малыш, мешая Чипу просматривать детективы… И тот же телевизор, тот же ручей, ну и поручения, куда без них? Без этого жить неинтересно, напрасно!
И он побежал назад, к приятному изумлению Спасателей, переделав все поручения, со всеми поболтав и поиграв, а когда уже солнце садилось, он перед сном посмотрел по телевизору, как…
Герой отважно сражается шпагой против полчища врагов. Бурундучок с интересом следил за ним и надеялся, что его бой будет не зря, как и каждый день, что был… и еще будет

[Gaze]

Крошечный мир по имени "Сердце"

В одной крошечной Вселенной жило странное существо. Оно могло летать и плавать одновременно, имело когти и любило цветы, оно было самым сильным среди своей страны, но никто не знал, насколько хрупким оно являлось на самом деле.
Создание жило себе, любуясь стеклянно-красноватыми ручейка и джунглями, сквозь которые просвечивали блики разных цветов, ловило их и было, казалось счастливым - каждый день и ночь ему было интересно играть с ними, летать среди ласкового алого тумана тех волшебных земель; и думало оно, что когда-нибудь встретит своих родичей, и вместе с ними будет под искристыми волшебным алым небом той Вселенной, всегда...
Но однажды оно решило открыть занавес своего мирка другим, поделиться всеми чудесами, что там хранились - белоснежными снежинками в форме крыльев, теплыми на ощупь, розами из звездочек, переливами незримых инструментов, секрет музыки которых знало только оно; и невидимым крохой, прикрывшись буковками старой книги, начало свой путь.
Много людей попадалось ему по дороге, каждый предлагал ему забыться, увлечься сильно-сильно тем, что нравилось - у кого это были монетки, с мимолетным веером времен меняющие цвети форму, у кого - яства и напитки, что могли родиться почти из всего, у кого - убранства...
Малютка осторожно трогало это все пальчиком, присматривалось круглыми бусинками глаз, но притихло отходило, летело прочь: оно искало новых друзей, возможно, новый дом внутри мирков тех любимых штук, предлагаемых людьми, но находило лишь важные, искрящиеся и тяжелые фигурки из надутых, как неживых, блекловатых шариков.
Они вдруг, попадая в стеклянно-светящуюся одну грань (тоже очень привлекающую людей), начинали разговаривать, менять формы и краски, улыбаться; обрадовано, доверчиво поспешило существо за эту грань, ожидая увидеть там много веселых друзей и чудес...
Но лишь ледяные каркасы и неприятный тусклый туман оказались там, все хитро просто было нарисовано там, капризными и недовольными ручками скуки, придумывавшей игрушки людям; глухие и толстые заросли крыльев-ножей надежно охраняли выход из той темноты.
Созданию было страшно, грустно, его сияющий свет, просвечивавший когда-то следом за буковками, по которым оно ушло из своего мирка, был совсем не виден из-за холодных теней, оно заплакало и стало вспоминать, как прекрасно было играть с разноцветными бликами, касавшихся его, долетая с других мирков, разных и таких же, как его, другими существами, непохожими и такими как оно.
Оно съежилось, пытаясь сохранить шевелящиеся крылышки, надеясь вернуться домой и никогда не покидать его, медленно, притихло-грустя, ритмично вздыхая, опустив глазки, как бы бережно укрывая то, что в них - красно-стеклянные, прозрачноватые ручейки и джунгли, полет в них то, что внутри него - ...
Крошечный мирок по имени "Сердце".

[Gaze]

Чип и... Бузя

...Встретились на одном бережку, озаряемые блеском на глубине, таинственным, таким, что не мог не привлечь внимание бравых Спасателей, отдыхавших на море.
- Что бы то могло быть? - полюбопытствовал смышленый бурундучок, не расстающийся с любимой шляпой даже на пляже, словно живом причудливом человечке, жонглирующем кокосами, солнечными лучиками и свежестью моря.
Рокфор играл в бадминтон со Вжиком, Гаечка подставляла солнышку то носик, то хвостик, а Дейл, быстренько обставив свое место, принялся жевать булку с арахисом, едва ли размером не с него самого.
Чип прищурился и еще раз подошел к глади сине-зеленого свойства, в ней резвились водоросли, камушки, рыбки, вдали все маячило что-то блестящее; надо непременно исследовать это.
С этой мыслью бурундучок решительно спрыгнул с надувного круга и направился к своему красноносому напарнику, работе пухлых щечек коего мог позавидовать самый усердный хомяк.
- Дейл, вперед, у нас новая миссия... - ободряюще начал он, хоть кислая улыбка шептала Чипу: "Ну он ж ест... И опять, и снова...".
Его собеседник торопливо дожевал массивный шмат булки, уставясь на друга, с многозначительной громкостью и паузой проглотил добычу, всеми силами стараясь показать: "Я голоден, и ничто, кроме этой, самой вкусной на свете, булки не спасет меня... Я сейчас, я еще пару крошек".
Второй бурундучок опустил хвостик от разочарования, было приготовившись к приключениям: "пару крошек" оказался еще большим кусанищем, который Дейл ухитрился медленно-быстро протолкать в себя.
И, со злостью потоптавшись лапками, как бык, бьющий копытом, в сторону злосчастного угощения товарища, на прощание, Чип, огорченный, но гордый и одинокий, бурча направился к морю; делая смелые шажки, ехидно приосанясь и задрав мордочку. "Пусть, пусть до ближайшего отлива есть свою булку, если к тому времени доползшие черепахи не отберут... А я сам! Сам все сделаю!"...
Шагал Чип в море, по бокам радостно ощущая волны, приветливо расступавшиеся и щекочущие, воображал, как сейчас в одиночку достанет блестяшку на берег и еще раз докажет, что он лучший в мире Спасатель; шел-шел... Бултых!
Бурундучок оказался под водой, попав на глубину так, точно упал. От испуга малыш рефлекторно вспушился, чем испугал проплывавших рыбок-дикобразов, кругом было мутно и холодно. Чип забарахтался, поспешно к поверхности, но водоросли, очевидно, скучавшие в своей безмолвной компании, не отпускали его, хоть убей.
И тут он вспомнил, что всюду, где бы они не оказались - поймали ли преступника, летали ли к новым землям, были вместе - он, Дейл, Рокки, мушка и мышка. И лишь тогда по силу были им любые трудности, опасности, и блестящие лучики славы и сокровищ щедро озаряли их носики; а теперь... Чип совсем один, среди важных кораллов, тины и бескрайней глубины.
"Я - никуда без других Спасателей! - пришла умная мысль в тяжелую головку бурундучка, вот-вот грозившую столкнуться с камешком. - Зачем я сюда пошел, как же я один?" - он едва не плакал.
И тут Чип, от отчаяния готовый уж было вопить, хотя понимал, что захлебнется, ощутил прикосновение мягоньких длинных ручек маленького существа, с урчанием тенью скользнувшей где-то под ним; изумившись, он вытянул лапки - они свободно балансировали в густой киске лучиков и сине-зеленых теней; в них мелькнула еще одна, как блик.
Чип, как очарованный, поплыл вперед к ней; больше он не пугался моря - одно ее присутствие раскрыло ему дверцы сказки глубин, где возятся в песке малыши крабики, как капельки волшебства, распускаются в лепестках ракушек жемчужинки, арки и ступеньки из разноцветных кораллов, рассыпанная радуга рыбок, радостно гладивших Чипа и болтавших пузырьками с ним о...
Ком-то маленьком, воздушном, как перышко, стеснительно-быстро упорхнувшем за занавес джунглей из водорослей; сгорая от любопытства, бурундучок скользнул туда, краем лапок угощая малюток моря крошками с булки ("Спасибо тебе, приятель, кушай на здоровье... Я вернусь!" - с теплотой в тот миг подумал он и еще ловчее зашевелил ушками, стараясь уловить шорох загадочной тени)...
Отодвинув завесу из изумрудных морских травинок, Чип... чуть не захлебнулся от радости - перед ним робко переминалась с щупальцы на щупальцу крошечная, приятной расцветки, как бледная розочка, медуза; опустившая глазки. Чип поплыл поближе и увидел: она грустила. Ее крошечные бусинки глаз тосковали тихо, но трогательно так, что море шелестело грустнее.
И тут бурундучок принялся осматриваться внимательнее, не может ли он чем-то помочь, ведь он Спасатель, как и его друзья и совсем непротив, если подружиться и с этой малюткой-медузой. Чип едва не нырнул в песок от рвения, и даже ударился макушкой обо...
Ту самую сверкающую штуку, что, можно сказать, и привела его сюда. То был крошечный кусок золота, придавивший лапку белоснежному малышу-тритончику. "Вот оно в чем дело!" - сказал сам себе Чип, утешающе гладя медузку. Они так весело играли в волейбол ракушкой, им было хорошо... Но тут - эта злобная безмолвная золотушка, хоть и блестит, надо ее быстро убрать.
Впитав в себя хорошенько данный настрой, бурундучок воинственно набросился на кусок, упершись обеими лапками, чтобы сдвинуть; в спинку его подталкивала медузка. Но упрямое золото не двигалось с места.
Тут над головой зарокотал звук - малышка сжалась и поспешила, перебирая потешной юбочкой, скрыться в водоросли, испуганно навострил розовый воротничок тритончик, Чип храбро выступил, прикрывая их собой. К счастью, то...
На вертолете реяли Рокфор, Вжик и Дейл с Гаечкой, бросили веревку, спасая незадачливого шалуна. Он набросил ее на золото и притворился, что ухватился и ему страшно. Спасатели с энтузиазмом потянули ее - оп! - и кусок золота формочки статуэтки вытащили. Любитель всякого такого, Рокки, прыгал в кабине вертолета от счастья, чуть не позабыв о Чипе.
- Прыгай сюда! - протараторил сквозь булку Дейл, надсаживаясь и свешиваясь с вертолета, что витал над самой кромкой воды. Но бурундучок не слышал - он играл вместе с медузой и тритончиком, ловя радужные узоры на песке и купался в ласковых пушинках водорослей, забыв обо всем на свете...
Он долго потом вспоминал ее - маленькую живую жемчужину моря, с пухлой юбочкой и бусинками глаз, ускользающую от него в глубины, сквозь занавес бликов и кораллов, ее звали Бузя...

[Gaze]

Звездный Воин

С треском продолговатое чудо летающей космической техники - корабль грохочуще вывалил трап, жалобно испуская последние писки работы.
С ругательствами выскочивший оттуда красно-черный юноша с остренькими рожками по всей голове в черном убранстве ядовито сверлил сияющими желтыми глазами незнакомое пространство, про себя думая: "Вот влип ты, Дарт Мол! Тебе казалось, что знаешь все миры, а куда попал?"; встряхнув раздраженно руку, он приблизил включенный световой меч, прищуриваясь: кругом был туман, сумерки, и, точно заросли, всюду возвышались здания.
Тоненькая тень скользнула в нем, очевидно спеша скрыться от алого оружия грозного ситха, постепенно уж взбешенно взывавшего к Силе (почувствуется джедай - и не будет джедая, особенно Кеноби). Казалось, безрезультатно - это незнакомое существо, к тому же, ойкнувшее и, поскользнувшись, попятившееся от клинка.
Дарт Мол наклонился, освещая лицо создания - ни одна знакомая раса не была похожа на эти бледные и тонкие щечки девушки с невиданной планеты, темно-коричневые волосы, удивленные глаза, несколько мгновений читавшие с увлечением книгу с копией красно-черного вождя противников джедаев. Что весьма изумило и его самого.
- Ух ты, меня здесь знают! - тихий, но грозный голос Мола прозвучал довольно миролюбиво, убрав оружие, прибавив, - Хоть ты явно и не джедай (так что убивать тебя нет смысла).
- Кто ж не знает Звездного Воина - едва слышно, как можно вежливее ответила девушка, протискиваясь к укрытию, хотя корабль грохнулся (иначе не сказать) об пустую улицу.
- Не бойся меня - с улыбкой придвинулся осторожно Мол, перед этим что-то обдумывая. - Раз свела нас Сила, и знаешь ты обо мне... Хочешь, я стану твоим Учеником?..
По приятному огонечку в желтых глазах его собеседница поняла - надо соглашаться, пока добрый, и званий не давай этому принцу Темной Стороны, только дай мечом помахать... Девушка набралась смелости и повнимательнее взглянула на пришельца - умный широкий лоб, мягкие черные подпалинки вместо бровей, одноцветные им узоры на подбородке и щеках; веселые рожки, задорно торчавшие, ловкие руки, и...
Она не могла поверить, что не лжет себе - ....и живые, даже какие-то солнечные глаза. "Даже он-то, хоть немного, но добрый!" - говорили они украдкой за своего хозяина, проворно с помощью Силы очищавшего кучи металлолома в поисках светового меча нового Учителя (простодушный и импульсивный, он так и обмолвился, отпуская колкости равнодушным ржавым разнообразным деталькам и машинкам, его нигде не было.
- А где же твой меч, Учитель? - с поклоном припал на одно колено Мол, стараясь скрыть замешательство (он только познакомился с наставником, а уже не нашел его оружия, подвел).
- Украли. - придумала девушка, помогая ему подняться.
- Кто посмел?!.. - далее чувствительный и ответственный ситх рассыпал горох проклятий своих врагов и союзников, угроз и причитаний. Даже "как-то неудобно" - Учитель робко переминалась с ножки на ножку и предложила сделать новый.
Дарт Мол с радостью согласился и, навострив красный клинок, пошел с ней вперед, осматриваясь грозно и втайне радуясь, что он кому-то нужен. Через несколько шагов они оказались в заброшенном магазине, ни лампочки мерцающей, никого, ни...метра чистого.
- Ух, а у нас не пачкают! - владелец руки в черной перчатке озабоченно рассматривал слой пыли. - Как исправить это, Учитель?
- Да прибудет с тобой Сила и швабра с ведром - едва сдерживая улыбку, пригласила его к указанным объектам девушка. И после наблюдала, как черно-красный брутальный лорд со скрупулезностью и даже с пристрастием усердно моет полы, разбрызгивая воду и размахивая от рвения шваброй, через несколько минут все засияло, как куполы храма Дуку.
- Все чисто, Учитель! - поклонился он по завершению работы, совсем не устав (ну он же годами сражался, бегал за врагами и помощниками), его желтые глаза блистали радостью. - Позволь мне вознаградить тебя за такое интересное задание.
С этими словами Дарт Мол взял с полки телефон, включил - на заставке была картинка, как сильный обижает слабого, долго он смотрел на нее, периодически опуская взгляд, как бы заглядывая в себя и желая исправить все, провеяв пассы руками, он превратил телефон в лазерный меч кислотно-фиолетового цвета.
- Вот, Учитель. Давайте, я вам напомню, как с ним обращаться... - с почтением протянул он орудие.
На самом деле он понимал, что девушка видела до их встречи такое оружие только в кино, и он при желании на раз-два может ее победить в поединке; однако отчего-то не только не нападал, но и с охотой учил пассажам боя на мече, шел послушно следом и выполнял все поручения, спеша точно познакомиться с новой, удивительной планетой и ее кубиками-рубиками городов, с притаившимися отдаленностью фотографиями или телевизором уголками снежных долин, жарких песков, водопадов, храмов, впечатлившими гостя так, что тоненькие желтые лучики его глаз будто тянулись к ним.
Незаметно от них шло время, и вот уже рассвет. На крылечке дома девушки он сидел, положив между ног активированный клинок, и серьезно смотрел на восходящее солнце - каждый лучик осторожно касался травинок, что тянулись, радовались, дышали, будили капельки росы, крошечных букашек, что были так непохожи на огромных вьючных гигантов его родины; где-то шепотом утра журчал ручеек, питательный, переливающийся, свежий, волшебными лепестками запускающие миниатюрные радуги цветов, крохи-планетки ягодки, листики.
- Как удивляет меня твоя раса, Учитель - почти прошептал Мол, глядя в понимающие его глаза девушки. - Здесь Сила творит такую красоту, а почти все не замечают ее за компьютером... Я со времен того, как был падаваном, и забыл, что есть на свете компьютер. Разве может сравниться он с этим утром, солнцем...
- Оно у тебя в глазах, Мол! - тихо сказала она ему на ухо.
- Правда? - оно не хотело слушаться и сердце стучалось к нему осторожно, боясь спугнуть тишину золотистых пылинок воздуха.
- Да. Только сохрани его, если можно.
- Слушаюсь, Учитель.
Девушка отошла вглубь дома, а ситх еще долго сидел, наблюдая, как белые маленькие птички взлетали ввысь, к дальним звездам, галактикам; маленькие кометы искали в них дорогу, сказочных и прекрасных; но гость неведомой им планеты не скучал по ним, он чувствовал тревогу, что больше никогда не увидит Учителя, тихую и такую непохожую; он улетит и никто больше не заметит, как тихо грустило его солнышко в глазах...
Он соорудил из обломков новый корабль, замаскировав старый, чтобы не причинить вреда девушке (Мола вызывали союзники, по-прежнему не думавшие ни о чем, кроме охоты на джедаев, власть и деньги), долго стоял возле нее, утомленной необычной ночью, показавшейся ему маленькой жизнью, любовался последними лунными искорками, спрятавшимися на ее щечке... Ему не хотелось уходить... Тихо-тихо юноша вложил ей в руки сооруженный для нее световой меч и коснулся ее губ своими, а потом... улетел, некоторое время еще любуясь на синий неон щита ее планеты - неповторимой Земли сквозь крошечные слезинки, что затаились в ослепляющем свете встречавших звезд...

Сообщение отредактировал Gaze - 4.8.2015, 14:56

[Gaze]

Птенчик

На травинку села бабочка. Через минуту она вспорхнула легко и свободно. Флаттер-Шай долго смотрела ей вслед, чуть стеснительно подставляя солнышку мягко-желтую мордочку. Легкий ветерок развевал ее нежно-розовую гриву, тихонько, как бы упрашивая не думать ни о чем грустном; но...
Задумчивая пони только опустила глаза и вздохнула - ее птенчик больше не летает; а как часто они вместе играли с пушинками на высоте, обгоняя лучики звездочек; теперь все изменилось. "Как грустно, что все меняется" - сказала себе лошадка и нехотя пошла домой, оглядываясь на высокое небо.
Ее не радовали ни потоки анекдотов Пинки-Пай, танцевавшей с воздушными шариками, ни тортики с яблочками Эппл-Джек, участливо расспрашивающей, что случилось; ее любимый птенчик не летает (он стал пугливым, тоскующим). Подружки, разузнав это, мигом бросились на помощь, обгоняя от рвения друг дружку.
В одиночестве Флаттер-Шай смотрела, как взлетают листики и вспоминала полет, она и пернатый малыш достают лунные капельки и осторожно уносят с собой, смеясь и кружа... Лошадка опустилась и с тревогой подумала - неужели этого больше не будет?
"Будет летать! Давай, птенчик!" - со смешком похлопала осторожно по спинке крылатого кроху Эппл- Джек.
"Да будь осторожнее" - прибавила Пинки Пай, передавая его хозяйке, протараторив следующую историю: птенчик играл в траве и посадил занозу. Так как он уже раз испытывал эту неприятность, ужасно он боялся пинцета и процедуры вытаскивания щепки, потому убегал, капризничал, и вместе с тем очень грустил по небу.
Теперь он снова летает и, ощутив свободу в свежести ветерка, птенчик радостно запищал, как бы понимающе говоря: "Любую занозу можно вытащить и потерпеть ради этой пушинки, и этой, и этой..." - с чириканием он понесся догонять пролетающие бусинки жучков, пух, купаясь в солнечных лучиках.
"Молодец, будь храбрым малыш... Мы с тобой... Полетели" - прошептала просиявшая пони и на маленьких крылышках поспешила к облачкам; она была счастлива, вытянула с энтузиазмом мордочку и тельце навстречу ветерку, выше и выше, снова там, точно лепесток, уносится ввысь к солнышку...
Птенчик...

[Gaze]

Страж старой мельницы

...Осторожно он приподымает травинку водоросли, чтобы не разбудить дремлющих рыбок; вот-вот опуститься рассвет на эти воды...
Бурлящая вода шумит, играя белыми камешками дна, колесо мельницы все крутится в ней, как будто нанизывая на невидимую нить ночи и дни, незаметно ускользающие, шепчущие впечатлениями, как те камешки...
Но незаметно, потихонечку, настало это время - по-особенному заблестела, прощаясь, луна на пузырьках, что пушистым снежком украшали скромное ее сооружение, слушая мелодию мельницы, задумчиво мерцали звездочки, последние перед рассветом, как будто зная эту мысль: "Пора"...
И крошечный, белый с чуть розовым оттенком, юноша, напоминающий немного тритона приподнятыми водой полупрозрачными оборочками на локтях и ниже колен, расправил решительно розовые узорчатые пушинки складочек ушек и решительно поплыл вперед, медленно, огибая в последний раз уголок подводного мирка старой мельницы: здесь он родился и рос, исправно охраняя ее нехитрый круг шелеста воды и переливов в солнечном свете пузырьков; порою находя скучными простые камушки, цокотом спускающиеся по оси ее колеса, тоскливо жуя жемчужинку.
Он по ночам нырял в самый центр механизма и сгонял оттуда ленивых раков-домоседов, чистил, перед этим любуясь застывшими в дуновении воды водорослями; привычно слушал дальние голоса приходившего за мукой мельника и прохожих, тогда думая, еще малышом: "Этот мир такой большой, несомненно, он живее мельницы... Придет Полнолуние Водяных и я отправлюсь исследовать его, как хорошо! Буду совсем взрослый!..". И с тех пор, засыпая под одеяльцем ракушки, он часто видел во сне деревья поближе, новые любопытные глазки, носик их хозяина с интересом не раз нюхал воду, очевидно желая познакомиться с ним, представлял, как трогает рукой с перепонками ближайший листик и косматую головку владельца тех глазок; это будет, конечно, только сначала, но здорово все же так здорово...
И столько мест откроется, со своими жителями, и, кто знает, может, ждут на пути другие, но похожие стражи мельниц, причудливее, чем его; они поведают много сказочного, с ними можно делиться жемчужинками, что в одиночестве кушать было неловко, играть с ними водорослями и вместе гонять раков, это будет так весело, хорошо... Он проплывал без цели и днем с этими мыслями, огибая знакомые сооружения из камешков, оглядывая подводный мирок, совсем привычный, день за днем...
Теперь, вспоминая это, юноша... Как точно уловив мгновение с колким, ослепляющим оттенком: "Вспомни..."; остановился - какие ветра, снега и холодные дожди, очевидно ждали его в новых краях, а тут, точно солнышко та лось под каждой ступенькой колеса, умиротворяющий аромат древесины тепло скрипел, всегда ему радуясь, камешки дружной стайкой словно поднимались обнять и забрать себе все его горести, отдавая взамен лишь радость, покой... В этом, таком неновом, стареньком мирке забытой почти всеми мельницы, скоро она совсем останется одна, все также верно поскрипывая и вздыхая шелестом круга колеса...
Старая мельница, его верный молчаливый друг... "Прости меня!" - он тихонько погладил, казалось, понимающе дающуюся на прощание, ближайшую ступеньку колеса, и долго не мог отпустить, краем глаза впервые, без радости верно поджидая тающей луны, по-волшебному торопившейся подарить по-родному ласковое сияние; он смотрел, как привычно убегают со ступенькой камешки... Еще миг - и скроются... Не жалея руки, поспешил взять один, невзрачный, крошечный, один из многих...
Кажется, когда-то он был таким же крошечкой, спасшимся за ним от людей, с опасением относившимся к водняным и равнодушно - к старой мельнице, все продолжавшей свой круг, он будет все таким же, конечно, будет, и так же весело по утрам вода будет плясать в солнечных зайчиках, а ночью туман будет хитроумным паучком плести необычные узоры над ее гладью, и век, и много столетий; когда все поменяется, а...
Он будет далеко-далеко, и темными ночными волнами сквозь сон придет к нему вспоминание - эхо скрипа старой лестницы, блеск камешка, журчание алмазной чистоты воды, травинки водорослей, но он не сможет обнять их, не сможет...
Настал рассвет, время настойчиво хмурилось легкими тучками: "Надо плыть дальше!". И страж старой мельницы, крепко привязав к одному из выступов на колесе любимый кусочек водоросли, закрыв глаза, чтобы не чувствовать слез, сжал в руке камешек и бросился вперед, так, точно его затягивало туда само течение, с усилием, торопясь забрать в сердце ее, удаляющийся скрип в сердце...

Сообщение отредактировал Gaze - 10.8.2015, 12:49

[Gaze]

"Я родился!"

Точно маленький ребенок тянется каждым колокольчиком души к радости, слышится воздушный, как облачко, смех. Он тихий-тихий, почти незаметный среди серьезных, поучающих жизни, волн прибоя, как будто бабочка, не обращающая внимание на ветер, спешил смех улететь высоко в небо...
Блестящие глазки его хозяина поднялись и с надеждой коснулись бережно лучика солнца, стучавшего в их бусинки: впереди огромный, целый мир, и еще есть время послушать его дыхание, такое величественное и загадочное. И крошечный их владелец счастливо подпрыгнул из воды так старательно, как только мог - ему хотелось взлететь, как птичка, о которых напевала мама, пока он был у нее в животике.
Теперь он родился, еще боялся не успеть поймать мгновение проплывающих пузырьков, но уже где-то внутри грела сердечко мысль: "У меня целая жизнь впереди!". И кроха-дельфинчик, еще совсем махонький и чуть прозрачный от недавнего рождения, вдохновлено бултыхнулся в глубину, пробуя нырять. Его смышленые лапки завозились в воде, дотягиваясь до шелка водорослей, где-то там выглядывают снующие капельки радуги - рыбки. Стайкой они бросились встречать нового соседа, наверное, понимая, что малышу радостно встретить их...
Крошка с радостным писком и треском погнался за ними, этими рассыпающимися лепестками радуги, притихло-счастливо вздыхая пропитанный свежестью и минералами воздух, переливающийся словно от солнца, оно невидимыми крыльями уносило малютку вверх-вниз, вдаль и вперед, качало на незримых заботливых руках, поднимая сияние сонь-жемчужинок и камешков; а дельфинчик не решался поверить, что все это будет с ним...
Это такое счастье... "Я родился!" - переливами эха смешков уносилось сердечко уплывающего все дальше в море, навстречу жизни, малыша-дельфинчика...

[Gaze]

Роккировка

Рокфор усики поправил рано утром и... отправился совершать любимые упражнения на вертолете, чтобы оставаться лучшим из лучших. Любимые ли? Он конечно упрашивал себя даже не сомневаться в том, что обожал это дело, однако, как только он подошел к летающему механическому любимцу…
«Ох, опять это ржавое неуклюжее чудо!» - точно раздался в нем голосок тонны… прокисшего сыра и виселицы крошечного Рокки внутри, капризничавшего и вечно перебирающего всем и всегда.
«Вот как он был таким – вякнул, точно мышиный лев рявкнул, другой его махонький обитатель и его хозяин, сам того не желая, яростно плюнул в сторону вертолета, - Так и остался – второй плевок, еще злее, - И несомненно останется..!.. – ну и, невольно, в потоке сей нежной тирады, опять пузатый наставник Гаечки плюнул от всей души в сторону транспорта с пропеллером. - Придушил бы его домкратом!!!»
Самый большой друг Чипа и Дейла (в смысле талии) протер глаза и тщательно поглядел на, все верно ожидающий вертолет, зачем он так с ним? Но некогда было задавать всякие вопросы – впереди еще приготовление томатного спагетти и празднование юбилея приятеля, следовало быстренько отзаниматься и счастливым и довольным, пойти по своим делам. С этой мыслью Рокфор решительно залез в транспорт и завел механизм.
«Буль-буль-буль-буль» - вдруг надуто засипел вертолет, с одной стороны силясь угодить владельцу, с другой – неспроста это, ох, неспроста…
Только хотел бедный Рокки задуматься, как совершенно мгновенно…
«Что ты там еще хлюпаешь?!.. Но, развалюха!!!» - заорал крошечный мыш внутри него, тот самый, который заставил плеваться, и казалось, упитанная, трясущаяся от ярости задняя лапка плюхнула по невидимому никому столу в голове усача.
Следом треснул управление ножкой и он сам, жалобно моргнул, только и всего.
«Буль-буль-буль…» - быстрее и усерднее затрясся, поднимаясь, вертолет, а потом… Выдохнул и грохнулся оземь, в самом прямом смысле.
«Кому-то подняться не по силу?!!!..» - махонький противный мыш в рассудке обескураженного приятеля Вжика пнул одной лапкой метко и сердито какого-то другого (он чувствовал это), дрожавшего, пытавшегося сказать: «Ну этот транспорт старенький, верный..» и повернул другой со всей дури рычаг.
Как результат – Рокфор, злее осы (и отчего это – пробовал опомниться притихло он), выскочил из так и не взлетевшего средства, понимая, что время потрачено зря, а еще надо столько всего – чинить, упражняться, спагетти, юбилей… Просто ужас! А ведь… «Я не хотел! Правда не хотел!» - всхлипывал мыш, виновато опускаясь рядом с железным подбитым им же другом. Точно маленькое еще одно существо внутри его стало подбрасывать невидимые кусочки сыра, пахнущие воспоминаниями: он, как птичка, взлетал на вертолете к облакам, как радостно было слушать его мотор и весело обгонять ветерок, сколько сокровищ принес этот старенький летательный аппарат, от скольких бед спас и сколько приключений подарил ему и его друзьям, не жалея немодной, простенькой и старой аппаратуры и пропеллера!
«Прости меня, хороший мой!» - тихо сказал Рокфор вертолету и, не слушая грозного мыша внутри себя, вопившего: «Ты еще на руках носи это ничтожество!..» - погладил его, дверцу бережно оттерев плевки.
«Да ты хозяин или кто?!» - пикнул яростный Рокки внутри.
«В том-то и дело, что я – хозяин! – сурово расправил тот усы ему и незримо погрозил пальчиком, потом поправил курточку, вперед, еще столько дел… Он мигом завертелся с инструментами, кликнув своих малышей-приятелей – мушку, мышку, бурундучков (давно они не катались на вертолете».
И махонький еще один Рокфор внутри мыша, задорно дергавшего за рычаги аппарата и напевавшего с пассажирами песенки, летал внутри упитанного владыки так счастливо, как никогда – он мог сделать что угодно: вот летит бабочка к цветам, догоним-ка мы ее, только тихо-тихо, чтобы не спугнуть, не задеть хрупкой пыльцы.
А вот догоняет перепуганного голубя забияка-ястреб – прогоним, пусть знает, что негоже обижать малышей! Где-то там, впереди, точно лабиринт из облачков, как причудливые арки воздушной пещеры, переливающиеся красками светлого рассветного неба, и как махонькие перышки, плаваю пушинки белоснежных облачков. Что, если сложить из них пропеллером ? А рожицу? А зайку? А подпись: «Мы победили?»..
До чего ж это увлекательно, рассказал бы Вам кроха-Рокки внутри мыша, тот самый, что ни минуты не может усидеть спокойно, все ищет новые придумки да чудеса. А они бывают рядом, даже в том, что… Дейл съел две добавки, чем самым порадовал не только пилота, но и повора и очень любившего его толстячка. Иль в том, что Он с Вжиком выиграл у приятеля шуточную дуэль на сырных шпагах. Или в том, что… счастливый и немного утомленный насыщенным днем, в котором он все успел, Рокфор перед сном…
Зашел к вертолету и погладил лапкой, как бы благодаря и желая спокойной ночи ему и… Несомненно, таким же разным и нужным, неповторимым существам, что подсказали ему делать «Буль-буль-буль» при интересной эдакой…
Роккировке

Сообщение отредактировал Gaze - 18.8.2015, 12:09

[Gaze]

"Сколько ни... "Вжи"!.."

... А надо... Только захотеть, и не бояться. Это так просто, но точно навязчивая стенка из лупки страхов с глазками паучков внезапно...
Так и грянули на бедняжку-Вжика, не успел он вздрогнуть крылышками; а как все начиналось легонько, как пушинка одуванчика, под которой он любил ходить в солнышко... -
Принес Рокфор новую книгу с рецептами, отдышавшись после возни с шаловливыми Чипом и Дейлом, игравшими в жмурки с Гаечкой, да и побежал по своим делам. Мушке наказал спрятать подарок, дабы не обрадовать друзей раньше... Времени, в котором носик и ротики познакомятся с ее удивительным содержимым.
Вспомнив это, зеленый кроха... Сердито вжикнул: он только собрался слетать в ближайшийю деревню, повздыхать сладкий аромат только упавших яблочек, этих восхитительных щечек природы, румяных, пухленьких, рассыпанных розовыми земчужинками, как лепестками... У Вжика захватило усики от одного их образа, а тут...
- Книга. Просто убрать... Ну вот еще! Ну уж, и сама сможет. - если б надутые лапки летающего малыша могли говорить, наверное, несомненно буркнули именно это: какая поэзия пропадает, а сборник рецептов лежит, как тревожный маячок по имени: "Спаси сюрприз" - невидимые ножки ветра тупочат усердно Вжику - "Эй, ну выполни ты просьбу Рокки, что в этом такого-то?". Малышка-Спасатель усердно-с надеждой...
Вдохновленно смотрел в небо, туда, где гуляет непоседа ветерок... Жуська, как ласково его называл наставник Гаечки, вдруг захотел, чтобы это перышко свежести коснулось книги, и хорошенько так, наверняка, с хлопком ввысь, в укромное место, где никто не увидит, пока это нужно мышу - любителю баловать и неожиданно удивлять. "Вжиииии" - нежно тихонечко сказала мушка, с чувством поправляя красненькую крошечку-футболку на умилительном пузике, округляя глазки в сторону ветра так умоляюще, как если б вместо ветра была красавица Квинни, по которой б он в тот миг скучал, а она пролетала мимо, и он б молил пусть и об одной секунде объятий с ней...
- Фу! - и нет ветерка! - сказало небо в самом прямом смысле (незримый листик его силы, прохлады и аромата, посол зернышек и тучек, скупо выдавив свой привет Вжику хилегьким порывом, промчался мимо книжки; даже не заметив, что она там была и ее надо спрятать!).
"Видно, ветер мне не помощник" - вздохнул в мыслях манюня-Спасатель, подлетая ближе к вверенному ему предмету: в самом деле, что тут сложного - помочь Рокки? Вжик опустил глазки и стыдливо стал переминаться с лапки на лапку от воспоминаний - как весело дергает рычаги вертолета, отправляясь за кусочками мушкиных редких фисташек, суетится, меряя ему температуру, прикладывая градусник к усикам, как смешно топорщит специально роскошные свои, рассказывая шутки и сказки...
"Эх, Рокфор меня так любит!" - пикнуло что-то внутри сердечного жужжащего помощника бурундучков. - "А книге одним "Вжи" не отделаешься" - ворочалось оно, это нечто загадочное и спасительное, пока Вжик капризно-упрямо пытался уснуть, упиваясь капельками малининки. И это...
Как мелодичным лучиком солнышко тихонько потрепало за щечку уже было забывшегося в дреме Вжика - он взмыл к небу, чистому и теплому, как сердце его друзей, летел, не осознавая скорости...
Так, что... Глубокомысленно потом следил за пальчиком Рокки, расстерянно завозившимся с макушкой и шлемом летчика - новую книгу мушка забросила куда-то высоко и далеко, найти... Конечно же смогли: Чип с азартом вооружился лупой, а Дейла снабдил... душевным пинком под попку, чтобы тот не отлынивал, как-то приввчно-хитро вновь подвигаясь в сторону телевизора - надо искать рецепты.
- Да, да! Зато... представьте, как будет вкусно и хорошо. - хором защекотали им ножки, ручки и глазки их животики; в последствии получившие восхитительные семечки с сыром, запеченные в арахисном порошке, просто не описать. И не стоит забывать... Что и "Сколько ни "Вжи!"..."
... А надо лишь захотеть. И не бояться платить в ответ хорошим никогда. Это бравые Спасатели Вам скажут точно!

[Yandex Bot]