[X] Помощник

[Gaze]

Лабиринт Орфея

Усталость, как кажется, сладко утопить тебя в мягкой подушке, вокруг темнота и сон...
" - Я помогаю тебе летать!
- Но я не имею крыльев...
- Ты же видишь меня, хочешь вернуться ко мне!..".
Ничего не сидит в голове, кроме этого разговора, он произошел ночью, между мной и молодым волшебником, что из редко появлялся и давал мне возможность поучаствовать в сказке...
Что за милые, трогательные сказки - в них есть радужное солнце, и снежно-светло-розовыми звуками наполняется мазок картины о единороге, миг - и уже гуляешь с ним в светлом-светлом лесу (где-то в глубине слышится хруст веточек - мои верные друзья - белоснежные, огромные полуморские свинки-полульвы - кады - вы все так же радуетесь мне...
И темные коридоры, глубины моря, восторгающие моржи на берегу, дворцы в пирамидах - все подарил мне ты, Орфей? С твоими глазами как-то сталкивалась, в них читаю лишь одно: "Смотри, это все, о чем ты на самом деле мечтаешь, смотри, будь со мной!..".
И тепло, и мягко, и спокойно, но... не оттого ли я иногда пытаюсь убежать от этих миров, что мне слишком больно, от того, что они закончатся, сейчас дождь, удобно размыслить - как быть?
Ведь еще миг назад мне было хорошо, я была воительницей (хотя не умею стрелять из лука или не поверю, что не боюсь при битве поранить соперника), принцессой, хоть это время прошло и та страна с пагодами и вишнями далеко; увлекающимся детективом, что смотрел за снежной пещерой с самоцветами, куда отправились двое бурундучков - отпечатки моего детства, моего внутреннего мира, бессознательного...
Именно так - отпечатки, осторожные дверцы, что приоткрывает мне он лишь на время, нашептывая, как мне легко будет освоить игру на арфе, как здорово писать, нет ничего лучше снова возвращаться в память, в ее дрему - так тягостно и незаметно солнце, как неподвижное, в той же точке вдруг становится белым...
А все ради одного - чтобы оставить у себя бродить по лабиринту (Орфей, зачем тебе это?) мне стоит не спать, не хочу спать!..
" Вижу три ряда ступенек, каких не приходилось встречать - на каждой из них по несколько более мелких, и, как в зеркале, они отражаются в потолке, из-за туманной синевы вокруг - пузырьки, метающиеся огненные кругляшки, что выдыхает дракон... Твой страж..."
Я победила его, почти всех, и ты не выпускаешь, Орфей, вижу, как смотришь на меня, стоящую перед тобой в белом платье, в тон волосам и коже (вероятно, ты уловил, как привлекательны, странно интересны мне альбиносы, или мне так красивее, несомненно, ведь ты не можешь оторвать от меня глаз).
Ты и сам такой, только старше, таинственнее, твоя внешность закрепила в моем сознании, что от тебя надо бежать со всех ног - зачем ж тебе эти разноцветные глаза и приоткрытые губы (ты все сказал сам собою - "Останься у меня навек!) А зачем - лучше б и не догадывалась...
Но намеки у тебя выходят прекрасно, ужасающе - я до сих пор помню, как пряталась лестницами от твоих обличий (у тебя их так много; и теперь настоящее - белый, кажется, невинный и тихий, а глаза так и смотрят...
Вернись, прошу, вернись в место, откуда ты прибыл - в заэкранье смартфона, в странички неосязаемых мифов, и сделай свое царство мирным, без черных жуков и белых слизких масс, ты мне не даешь их убить же, ну я знаю - они выжили, жалость моя творца к ним победила рассудок (и я оправдываю, я прячу их уродливые формы, чтобы умилостивить тебя, и наврали твои биографы - не Апполон повелитель муз, а ты - под твои чары они навевают сюжет или реплику...
Ты все даешь, а просишь взамен одного - "Будь со мной", но разве я тебя люблю? Спасибо, ты - моя верность и ностальгия, благодарю, ты - моя игрушка в бесконечной паутинке - дом - места - дом (жду, терплю, и все так)...
И тебя, Орфей, хоть может, тебе и больно это слышать, ты чувствуешь себя живым, похищаешь мою память, мой ум и создаешь каждый раз новый иди похожий мир для меня...
Но я чувствую себя гостем в твоем лабиринте, поражающими воображение многоэтажками с перевернутый и оборванными лестницами и огромными пробелами в парапетах, с мягкими обивками огромных залов для концертов или цирка, ты приносишь мне в дар самые изысканные украшения, сласти, ты погружаешь в сон во сне и о сне, где сон о...
Твоих несказанных мыслях (это они ко мне тянутся щенками, такими радостными и маленькими, восхитительный щенятами?); я завожу легко машину и еду в надежде проехаться по твоей логике и расставить там все точки, но...
Не получается, и точек нет на ее картах - с окна моего дома - целый, огромный мир - прямо передо мной - экзотические тропики, по отдали - мини-океан с льдинами и снегами, справа - леса и деревни, замки Евразии, да еще - острова, волшебные джунгли... Или необычный вид - центры, я гуляю дальше от дома, где мне все так знакомо и вдруг...
Ну мини-искушение - полным-полно чипсов, да надоедает ими угощаться, топаю вниз, за угол - сладости, море (им отводится полкухни и все мало ), мало интересно, дальше - тропинка, поворот, проломы, промерзь, (и в реальности так)…
Ты грозился мне давным-давно алой больницей с костями и богомолом на розе, что ничего милее твоих владений не будет, и заставишь меня слушаться, заставишь...
Но нет, Орфей, не выходит, я уважаю, тебя, ценю все, что ты мне даришь и даже стараюсь перенести на творения, и пусть они прославят твой труд, но...
Мое будущее ты сохрани, будь другом, ведь ты бог снов, импульсивный, но понимающий - прошу, не трогай мое сердце...
Орфей, ты все смотришь и читаешь, алчешь прочесть все, что было, чтобы воспроизвести, спрятать в свои образы и, приведя меня, убедить: "Но все, что ты когда-то желала - здесь, останься со мной!"... Может, я права и ты хочешь сделать меня богиней своих сказок, вместе ими владеть, передавать и быть довольными, что я приношу их в мир и получаю дары, но...
Ты закрываешь глаза на то, что я мало спала, рано уходила из твоего царства может, не знаешь или наоборот интуицией чувствуешь, что когда возвращаюсь, я не смотрю на тебя, просишь подойти - не подхожу (чего ждешь ты - неясно...)
" -И я жду того же! Или ты думала иначе?..
- Прости, но... Ты лишь мои сны!
- Но не я ли отражаю все, что ты хочешь?..
- Пора вставать, покидаю твой лабиринт… Надеюсь, ты меня простишь...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:55

[Gaze]

Розовый танец

... Я не могу его забыть, как снежинки уходили вдаль, они утешали меня и говорили: "Ты найдешь покой"; я пробовал жить, не обращать внимание на холод, но его стало много...
В лесу я долго, словно всегда жил среди вырезанных белых веток и тишины, холод был мягким и успокаивающим; "Все будет хорошо" - уверяли отблески легких его перышек, словно пухом летали, гладили щеки...
И, как бы мирно сосуществуя, любуясь ими, не трогали, не закрывали в равнодушную твердь лепестки дикой вишни рощи, хрупкие, радующиеся искрам снега, какая красота...
Быть может, она - моя ниточка надежды, аромат ее перемешивается со свежестью воздуха, ягодки, словно капельками алых глазок сказки, увлекали в себя взгляд...
Ты словно любишь мои шаги, мое осторожное дыхание, очень, как будто не сможешь без них дальше жить, твоя красота бессмысленна, если ее никто не видит, хочешь сказать ты, день проходит улетающей белой птичкой...
Слышу ее голос сквозь тяжелый, вытягивающий силы, сон - уносящийся ввысь, легкий, и каждый лепесток на выточенном белоснежном деревце дрогнул - слышит ее...
Бреду на звуки - теплые, утишающие, каких не слышал никогда - воображение радостно цеплялось за их ласковые незримые бусинки, осторожно рассматривало их, изумлялось чистоте этих снежных, невидимых лучиков...
Влекусь дальше, с замиранием сердца наблюдая, как ветерок поднес волшебную мелодию ближе, она становится ближе, распускается танцем розовых лепестков среди переливающейся белой тишины...
Иду дальше и вижу - в нежно-розовом кимоно танцует девушка, я никогда таких не видел - тихая, с добрыми глазами, прекрасная, кто она и откуда? Не нахожу ответа, только падаю на снег в бессилии...
Она танцевала, точно белая птичка, светлая, от нее он медленно развивался, стыдливо скрываясь в лепестках и снежинках, он украдкой касался меня, забирался куда-то глубоко внутрь, лоб, глаза, губы, шею,.. - все укрывал, как невесомый дождь...
Все это отражалось в ней, от нее, во мне, каждое ее движение, осторожно, в душе, и она дрожала от предчувствия, неслучайно я встретил эту девушку, она необычная, почему я не могу оторвать взгляда от ее танца?..
Вот она приподымается на цыпочки, как будто кружится, взлетает с открытыми крыльями, хочет лететь, но не может - вокруг снежинки и лепестки, розовые, точно грустили, что останутся одни...
И она аккуратно наклоняется их, обводит, точно стараясь погладить, утешить, взять на ручки и подтолкнуть к белому высокому небу, где-то там оно тихо рассеивается розовыми искрами в закате...
Уж близко ночь, как быстро, холод становится ниже и сильнее, а я не могу, заставляю себя подняться, но не могу - не хочу уходить из этого бело-розового леса, его феи, танцующей так красиво...
Дрожу, тянусь к ней - тяжело, это не иллюзия, я замерзаю, не покидай меня, кто бы ты не была! Пусть я стану забавой твоего леса, пусть... - про себя страстно молю, но не смею сказать ей...
Она посмотрела на меня, подошла, тихонько и ласково стряхнув с пряди на моем лбу снежинки, и опустила взгляд, прочитав в моем: "Я могу бесконечно смотреть на тебя, я... тебя люблю!"...
"Да... Твой розовый танец - моя душа, она ожила, даже сквозь снег, в закате, я становлюсь частью твоего леса и тебя!" - продолжали мои глаза, я впервые боялся темноты - вдруг она заберет эту белоснежную сказку и тебя, ее фею?..
Закрываю глаза, целую эти мгновения в сердце, не в силах отпустить от век хоть одно движение, небесно легкого, белоснежного танца девушки, что осторожно стала мне их гладить, ее рукав был мягким, как облако...
Она напомнила мне мою жизнь - я шел все вперед, в поисках покоя, но нашел его в ее лесу, где все тихо кружатся лепестки и снег, и она в танце, под тихие плавные мелодии, сквозь сон чувствую это...
... Я не смогу это забыть, как снежинки уходили вдаль, они утешали меня и говорили: "Ты найдешь покой"; я пробовал жить, не обращать внимание на холод, но его стало много...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:55

[Gaze]

Тропою троллей...

...Идти очень опасно и все же увлекательно, донельзя интересно, в какой момент схватит за носик или за хвостик этот чудик с толстыми торчащими ушками, жадно охраняя...
- Сокровища... Их там будет, наверное, столько, что хватит на одну Вселенную арахиса, конфеток и... чипсов! - мечтательно закрыл глазки Дейл, разминая лапки, приготовившись пролезать через опасные узкие ледяные формы, увиливать быстро-быстро от падающих сталактитов, примеряясь к снежной пещере.
Он собирался постигнуть ее один, и потому никому не собирался говорить, что она есть и что в ней есть, там же наверняка богатства, а делиться ими - это то, что бурундучок любил меньше всего.
Красноносый кроха браво ступил на глубокий холодный белоснежный ковер, стелящийся тропинкой вдаль, холодную глубокую, но от этого не становящуюся менее соблазнительной для путешественника.
Только он нагнулся, чтобы забраться в снег, как...
- Да ты что, того? - покрутил у виска с присвистыванием Чип, видно, выследивший своего товарища, что было несложно - Дейл всегда с шумом и пылью перемещается во времени и пространстве.
- Иди к Рокфору! - отмахнулся, показавшийся из недр снега с недовольной мордочкой второй бурундучок.
- Ты собрался в снегу сокровища искать? - продолжал его друг.
Тот аж подпрыгнул от возмущения:
- Ты еще и подслушивал?!..
Чип понял, что сейчас собеседник станет красным от носа до пяток от злости, и, дабы замять скандал и заодно исправить свою вину, быстро предложил:
- Пойдем вместе, пусть меня Вжик поцелует, если я проболтаюсь кому!..
На том и порешили, и двое бурундучков отправились в царство пещеры. Кругом было ослепительно бело и свежо, на стенках переливались радужные блики.
Дорога была спокойной, что удручало Дейла - от скуки он предложил вырезать надпись на стене пещеры, в память и доказательство тому, что были они тут, и будет им чем гордиться на старости лет, и потомки прославят их пещеру; на что Чип с испуганным охом быстро отговорил товарища, заверив, что это небезопасно, что тролли по этой надписи могут их найти (на самом деле он просто не хотел, чтобы другие путешественники забрали их сокровища).
После перебранки по этому поводу, друзья успокоились и решили оставить также в покое стены огромного сооружения природы, где переливался снег, а на стенах радужными бликами рисовались причудливые узоры.
Потом Дейлу, спустя несколько поворотов в лабиринте пещеры, снова заскучалось и он предложил сфотографироваться тут, утверждая, что ничто так не подчеркнет его хвостик и носик, как радужные тени на белом фоне; на это второй бурундучок сказал, что щелчки фотоаппарата разбудят хозяев пещеры, и тогда...
- Тогда тролли утащат тебя, чтобы ты фотографировал им сокровища без перерыва, пока не надоешь, и они тебя не с едят! - устрашающе взмахнул лапками Чип (ему просто не хотелось, чтобы на фото был его соратник и соперник в борьбе за любовь Гаечки, пусть лучше он будет среди этого радужно-белого чуда, без него).
- Что ты врешь?!.. - кисло спросил Дейл, скучающе почесывая лапкой нос, - Ты даже не знаешь, как они выглядят!..
- А ты будто знаешь! - язвительно парировал тот.
- Да! Они мелкие - вдохновлено принялся сочинять упертый малыш, забавно закатив глазки, - И... злые, как... Валенок... - многозначительно и неожиданно вдруг заключил он (на пригорке неподалеку от них одиноко стоял упомянутый предмет).
Чип окончательно вышел из себя и, бурча, расплылся в тираде в духе: "где ты видел таких троллей?!..", давая нежно щелбана и натирая снегом носик Дейлу, чтобы привести его, как он думал, в чувство.
И вместо того, чтобы гулять с замиранием сердца вглубь пещеры, не отрывать глаз от радужных теней в белоснежном царстве глубины и холода, бурундучки не отрывали взгляда друг от друга и увлеченно давали друг другу взбучку.
И тут раз - в них метко, зловеще полетел... тот самый валенок, что был злой, как тролль, что наверняка притаился за снежными буграми тут и тихонько хихикал вместе с радужным мерцанием в белоснежном своем королевстве, чуть обидевшись на то, что был злой не как тролль, а как он и запустил им в незваных гостей!
Они настолько впечатлились этим, что сначала разбежались и схоронились за ближайшими сугробами, глядя во все глаза на безмятежно лежащий себе предмет, что совсем не обещал быть злым.
- Это он!.. - пискнул Дейл, рожицей показывая Чипу, что был прав и что тролли бывают и в виде валенков.
- Как думаешь, он очень злой? - мысли сердечного Чипа вконец перепутались и он, для себя и отныне, решил слушаться друга.
- Очень!... - патетически раздалось из-за бугорка.
"Что делать?" - только и читали друг в друге бурундучки, со страхом глядя на тролля-валенок.
А на стенах пещеры все так же заманчиво сверкали разноцветные пятнышки, змейки, складывались в мишек, цветочки, облачка; сколько золота, серебра, белоснежного камня, жемчуга, алмазов, рубинов, сапфиров, изумрудов, янтаря, аметиста, и других, и прочих драгоценных минералов, белая пещера ласково хрустела тропинками, переливалась, казалось, живыми звездочками, приглашая все гулять и гулять в себе...
"Была ни была!" - решил Чип, пожалев свои силы и находчивость приятеля и, отчаянно-храбро приосанившись, поклонился и выступил с речью к... валенку, все валявшемуся себе:
- Дорогой тролль, мы только заблудились...
- Да ты что, того? - раздалось с присвистом внезапно из-за бугра.
Дейл аж выскочил - сейчас их отшлепает тролль, злее любого валенка, осознав это, он стремглав побежал к другому бурундучку и они, как по команде, сделав невинные глазки, обнялись и задрожали.
Показался... Рокфор, в одном валенке, полные лапки которого, казалось, исчезли от восхитительных самоцветов в них, Гаечка, несущая увесистые куски янтаря и Вжик, умирающий со смеха, с капелькой жемчуга.
- С валенком разговариваете уж!.. - усмехнулся Рокки, вывалив горсть рядом с бурундучками, чтобы они могли рассмотреть находки, поправляя пышный ус и залезая другой лапкой в карман курточки со словами, - Это от голода, вы угощайтесь, ребятки!..
Последовал совместный обед орешками и восхищение найденными сокровищами.
Дейл и Чип были рады, что пещеру открыли раньше их, ведь это были их друзья - с ними весело вырезать на белоснежной стене пещеры рисунки и памятные слова, в роде: "Жу!", "Были вместе!", "Ура, нашли..!"; фотографироваться и гулять, этою...
Тропою троллей...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:54

[Gaze]

Праздник "Стального грифа"

(Лучший подарок - это... )

... Это когда все пираты вместе, спокойно пьют себе ром, играют в карты, танцуют и поют песни, по крайней мере, так было всегда, но раз...
Когда на море образовалась пена, что складывается в узоры, а в календаре капитана красным обведены были цифры 3 и 1 рядышком, "Стальной гриф" стал как сам не свой.
- Вот тут поставьте лестницу, вон там посыпьте ее снегом... - Запыхавшийся Рашпиль бегал по всему борту, чтобы успеть выполнить все желания их молодого, но грозного хозяина - Дона Карнажа.
- А зачем? - только и умел промычать его великорослый и малословный друг Самосвал.
- У пиратов - свои причуды! - философски изрек тот, поправив красную шапку с белым бубончиком, надетую наспех поверх повязки, он озабоченно рассматривал список всего, что уже сделано. - Так- так... Осталось нарядить елку...
- Я - елка! - восхищенно вдруг проревел гигант-напарник.
- С чего ты взял? - выдохнул забегавшийся Рашпиль.
- Потому что Дон, как я что сделаю, обращается ко мне: "Да елки-палки! Опять ты так сделал!"...
- Ко мне! - распахнулась дверца его кабинета, что было б для этой парочки равносильно путешествию в Бермудский треугольник.
Пираты обреченно вошли - более маленький - трясся от страха, Самосвал был невозмутим и серьезен.
- Что такое праздник? - спросил Карнаж, как всегда с приятным взглядом, улыбкой более радушный и даже веселый.
- Когда мы еще живы! - с намеком пискнул Рашпиль.
- А еще? - подмигнул ласково ему капитан и обратился к горе-Самосвалу.
Тот долго напрягал мозг и воображение с памятью, потом решился и хмыкнул:
- Когда я - елка!
- Да елки-палки! - вспылил Дон Карнаж, с досады перерубив саблей старый стул, не понимая, как можно не знать, что такое праздник.
А друг щупленького пирата счастливо улыбнулся с видом: "Ну вот, я говорил, что я - елка!"; Дон Карнаж не смотрел на них - он стыдливо смотрел вовнутрь себя.
Быть может, каприз бывает и хорошим? - задавал он себе вопрос. И ответ просился...
Бело-синим шелестом. Он подошел к окну - снег, что был на волнах тяжело и уныло плескался... Ветер - снежинки взметнулись, легко, радостно.
"Свобода!" - подумал он, романтично потупив взгляд, с облегченным сердцем провожая снег. "Красота в ней..." - размышлял он, совсем забыв, что двое пиратов верно ждут его поручений.
Он еще раз взглянул на них - да, порою, они испытывали его терпение, подводили, но ценили, несомненно ценили в глубине души, хоть, чтобы скрыть это, боялись и обзывали за глаза.
"Да, все верно!" - решил он и, обернувшись к Рашпилю и Самосвалу, тихо сказал:
- Праздник - это подарки! Вы свободны!.. Удачи и не поминайте лихом!..
Он отдал приказ спустить шлюпку им и дал провизии с сувениром на дорогу, провожал глазами в окне, задумчиво, с улыбкой, услышав эхо Самосвала - "Я - елка!"...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:54

[Gaze]

Дождь сакуры

(Kabuto)

(..." Каждую его капельку провожаю с грустью, уже ль она больше не будет такой, как однажды?" - вздохнул Кабуто и нехотя отошел от балкона своего дворца, на перила, крышу которого все падали тихо розовые ароматные лепестки)...
"Мне говорили мои дальние родственницы - Их Высочества Селестия, Луна - "Ты не грусти, в твоей стране же полно таких деревцев, и каждые из них цветут или цвели так же красиво"..." - размышлял молодой король дальнего края, где с алым солнцем тоже вставали и общались, играли, любовались черно-белыми мишками и маленькими лисичками неунывающие пони.
Они любили этого юношу-пони, который с тихим радушием проведет в покои, выслушает, поможет всеми силами, защитит, и каждая лошадка знала, что даже когда она спит, ее охраняют его чуткие карие глаза; приятно-зеленый с темно-синей крышей замок его был виден из любой точки дальней, сказочной страны...
"Может, они... правы?"... - задумчиво опустил взгляд Кабуто - на груди и плечах блестел массивный ошейник из сияющего металла мягкого зеленого цвета, капелькой в его середке был нежно-розовый камешек в форме... лепестка (все в тон аккуратненькой короне, все напоминало о сакуре!
Он еще раз поднялся в высоту на огромных сильных крыльях, чуть переливающихся, почти прозрачных как стекло, темно-синеньких, формой напоминавших не то крылья дракона, не то - бабочки - и совсем близко оказался белоснежная ягодка луны, от нее тихо-тихо падал сияющий пух на синие волны травы, на камешки и мостики, журчащие ручьи и... На живые розовые облака садов, шелестящие, дышащие, распускающиеся и сливающиеся с дождем лепестков, что, вроде бы, так были похожи на них, но...
"И все же - это моя сакура... - пони-правитель все раздумывал, осторожно опустил голову на массивные доспехи, в тон ошейнику, что охватывали передние его ноги, приземлившись на сгусток тумана, жемчужно мерцающей паутинкой пронизывающего синеву, - И пусть она в чем-то похожа на другие, не единственная на свете...".
Тут его щеки коснулась розовая капелька того сказочного дождя, что пришел так неслышно - она гладила его вырезанные черные контуры обводки бровок и глаз, уголка мордочки, так аккуратно, что ее прикосновение казалось лишь мгновением; и сколько было в нем одном - точно не желал улетать в неведомый край, боялся, что больше никогда не встретит уютной розовой мягкой перины из похожих на него, своего хозяина.
Кабуто прочувствовал это и посмотрел ему вслед, не обращая внимания на то, как ветер треплет ему коротенькую черную гривку, с длинной челкой, искристую, через которую чуть просвечивался его темно-синий лобик, как бы говоря ему: "Что тебе одна сакура, целые сады ее - твои!.. Не тревожься и радуйся!..".
Он полетел за ним, хотя сонные лунные лучики укрывали его темно-синюю фигурку дымкой дремы; летел, не оглядываясь, за цепочкой таких маленьких, в чем-то скромных, но таких родных ему светло-розовых лепестков (когда-то они впервые открывались под влажными глазками росы, они смотрели на большой и широкий мир, а он каждый день поливал, взрыхлял почву, смотрел на них и... наклонялся над хрупким невысоким деревцем, что родило их, и мягко обнимал, стараясь не помять), что, беспомощно кружась в порыве ветерка, уносились вдаль; летел, с трепетом осознав одно: "И, что бы ни было, это моя сакура!.. Я очень ее люблю, я, я... Не покину ее!..".
Миг всего этого снова отчетливо пронесся перед юношей-пони, он встрепенулся и остановился - а как же то тонкое черно-коричневое ароматное деревцо, которому, должно быть, совсем холодно без своего розового пуха? Как он красив, мягок, не хочется с ним расставаться, не хочется, чтобы он улетел...
Но деревцо... "А как же ты? - подумал о нем он, ощутив, как от душевных метаний у него часто бьется сердце, и оно шептало: "Кабуто, ты же говорил мне, что любишь ее... А готов бросить, только чтоб не расстаться с улетающим ее розовым дождем?.. Ты ли это? Или был влюблен лишь в ее цвет?.. Но он уходит... А она еще есть, все еще нуждается в тебе... Ее ли вина, что улетели те красивые лепестки?.. Ответь теперь - любишь ли ты ее?..".
"Да!" - закрыл глаза он и бросился обратно - в глубине дворца, незаметная, стояла взращенная им сакура, казалось, она поникла красивыми веточками, с них опадали и улетали последние лепестки.
"Я с тобой!.. Прости меня!" - одними глазами тихо произнес ей пони и, не боясь быть уколотым острыми холодными ветвями, обнял ее крыльями, стремясь передать тепло, согреть тревожным дыханием, невольно, как в беспамятстве, вызывая магию длинного острого темно-синего рога; а вокруг них все танцевал лепестками ветер, грозясь забрать последний лепесток, что Кабуто отчаянно придерживал грудью... Вдруг...
Он открыл глаза - перед ним стояла, как вырезанная из снега, сакура, робко переливающаяся в лунном свете, на веточках один за другим распускались... лепестки! Он оглянулся - в страну пришла неслышно зима - дождь все ронял капли, только теперь они были обыкновенными, быстро мерзнущими и покрывающими все вокруг белыми снежинками...
"Ты... Такая красивая!" - пряча слезы, прошептал дереву, что не переставал обнимать крыльями, он - холодный чудный невидимый ножик снежного мастера, вырезающий ее более тонкой и загадочной, пушистой от белого своего пуха, словно сделал сакуру птичкой, покрыв очаровательными перышками, но ранил и не дал взлететь (на ее ветках повисли тяжелые ягодки, переливающиеся, алые, приятные)...
Принца не усыпляло очарование ее красотой, нечто проводило в самую его душу каждую застывающую ягодку как слезу - она все грустит... Быть может, о лепестках, быть может, о том, что они летают; щемяще принял это в мысль Кабуто и решительно тихо кивнул головой, выпуская силу рога... И маленькая белоснежная бабочка, с алыми ободочками крыльев, светящаяся, с бледно-розовыми пятнышками в каждом крылышке в форме лепестка, радостно запорхала к луне...
Он долго смотрел ей в след, порываясь улететь, но чувство долга перед страной и отчаяние не давало ему сделать и шага; он только сказал себе: "Надеюсь, больше ты не будешь грустить... Не скучай по мне, моя красавица... Лети...".
Снова вспомнились ему слова Селестии и Луны, и лучик воспоминаний, радости и маленького тихого счастья, что останется с ним, и, кто знает, с ней тоже: "В твоей стране сады сакур цветут и теряют лепестки"; он смиренно вздохнул и хотел пойти вздремнуть ("Счастье будет, если мы хоть иногда будем вместе хоть во сне" - ручейком вливалось к нему в сердце утешение); надо развеяться, хоть на миг увлечься, забыться заботами, хобби (однако фехтование в воздухе мечами с отражением и беседы с пони-самураями из стражи, приемы и театр, чай с гостями и прогулки - все это будет уже не прежним, без нее - быть может, похожей на других, но его сакуры)...
Тихо-тихо что-то опустилось ему на щеку вновь, и торопливо он открыл глаза, надеясь, что все это только снилось ему и деревце вернется, вновь уберется розовым дождем; но - тишина, синева и... Маленькая белая бабочка почти слилась с луной, сияющая, полупрозрачная кроха, улетая вдаль... Он опустил глаза и... Крепко-крепко прижал к себе то, что они нашли - маленький лепесток, что они сохранили, нежный, как ее дыхание...
("Я всегда тебя буду хранить... Спасибо, что ты есть!" - погружаясь в сон, сказал Кабуто, бережно укладывая в крыльях его ближе к сердцу, не то ему, не то ей, не то... Дождю сакуры, что укрывал его вспоминанием о мечте)...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:53

[Gaze]

У... огня

(мир глазами народа)

...Пришла пора разжечь костер - белое сияние ночью не греет, и не так будет скучно в синей темноте.
Может, и он как я - беспечно сияет, пока только зарождается (пока был маленьким, мне казалось все таким праздничным - и песни табора, и ржание коней, бренчание гитары; золото проблесками радовало всех нас, а зачем?)
Всякий цыган, как я, признается себе, что не сможет ответить - для чего так пленяется золотом, отчего его манит красота девушки, вольный бег коня и забавы с медведем, почему он не боится огня...
Его искорки разгораются и напоминают распустившиеся листья, наперебой шепчут: "Вот ты и вырос, вот и волен идти и делать, что хочется"; как лукавит судьба в нем - нет господина ему, но без рук человека он не сможет долго гореть, нет господина и нам, но хлопочем, бродим по миру, чтобы из века в век, каждый из нас смог найти то, что называется "радость"...
Но как незримая и солнечная птичка летит все она дальше, быть может, туда, где живут в тишине храма и ничего не надо, только ощущать рассвет на своих глазах; а, может, она там, где выковывают историю мечи и суровые морозы; мы же ищем другого...
Оно рисуется в сумерках в переплетениях искр, ручейков огня, зовет, туманит ум ради воплощения себя, но что это и когда придет к нам - смогу ли ответить? Исправно выполняю поручения табора и вожу медведя, продаю коней, и нахожу золото, приношу...
Карты, вино и яства - вот во что оно превращается, в мое будущее, где все так же забавы надо покупать и свобода звенит золотыми оковами; а не их ли мы жаждали более всего на свете, не о них ли тоскуем, пытаясь обмануть грусть песнями и танцами, не эту ли печаль скрываем под пестрыми рубашками и платьями, под украшениями и образом беззаботного народа?..
Так думал я и смотрел на огонь, безразлично тянувшимся ко мне краешком язычков (просто любопытно, это что-то новое?) Подумать только - и им, как нами, движет любопытство - тоже приходим в новые города (быть может, там будет новые мотивы?); заводим новых лошадей и подруг (с целью проверить иногда - какой оттенок ощущений появится от свежего бега или новых черных глаз?); меняем наряды и еду...
"А все по-старому - наверное, думаешь ты, мой молчаливый жаркий приятель, хрустя сгорающими поленьями, - Вот сидит что-то большое, о двух руках и ногах, с головой, где карие глаза очень внимательно на меня смотрят, точно спрашивают... Ну что я могу тебе сказать?.."; и каждый раз одежда приедается, песни городов об одном и том же - о хлебе, зрелищах и любви, и порою, даже она становится чем-то знакомым, не несущим прелести новизны, как и знаешь так же, что и самый быстрый конь устанет бежать, и цокот его копыт - ритм один, хоть будь самая необычная у него шерсть; все как было, есть, и будет...
В подтверждение своих незримых слов огонь щелкнул, разгораясь, чуть отклонившись от порыва ветерка, но, в сущности, он и раньше так делал, и у меня, и у соседей, и в странах, где красиво идет снег, совсем редко, мягко, и где он чаще, чем успеешь подумать: "Вновь снег"; огоньки чуть меняются в алых бликах зари, в мерцаниях ночных светлячков, приятно светятся бледнее в солнечных лучах, но они все на своем месте - в поленьях, на которых разбил костер...
Так и я - ждал все увидеть особый блеск в их глазах, переливающихся золотисто-алой игрой лепестков, что могут обжечь, и в своей внимательности не слушал иногда песен друзей, что старались меня развлечь, не смотрел на, вздыхавшую по мне украдкой, девушку, не играл с медведем, очень грустившим на привязи, и золото не перебирал - что мне его суетное сияние, когда у огонечков живое, волшебное, оно согреет и выслушает, не посмеется, не позавидует, оно останется со мной навсегда, не то, что что-либо другое в мире...
И вправду - как-то незаметно, тихо мелькали в мерной их песне дни и ночи, года, стороною прошли дожди, распускавшиеся живые и нежгучие листья, теплое солнце, друзья мои ушли с другим табором, девушка в надежде на радость убежала в город, медведь от тоски по лесу умер, конь покинул (я остался совсем один, и только огонь впереди, жизнерадостно все мерцает себе переливами, как бы говоря - "Еще успеешь"...
Быть может, он не прав и не стоило так ждать чуда - оно, настоящее, тихое, такое привычное, прошло стороной, и другие поймут это раньше, и насладятся этим и будут рады, если будет у них любимая подруга, верный быстрый конь и возможность посмотреть на город, попеть песни и потанцевать, поиграть с медведем у костра; возможно, и они так же быстро осознают, что все это и для других, и не навсегда, но будут рады, очень рады, хоть на миг, если он встретится им!..
Прислушиваюсь к огню - хочется сказать себе: "Глупые счастливцы!" (да это лишь зависть?). Еще внимательнее слушаю свое сердце - нет там ничего, не зависти, ни гордости; я прожил, как другие, впитывал огонь, и его мотив был мне милее; да только сейчас, лишь сейчас я тоже испытал радость?..
По-тихому, медленно горят последние огоньки, если не подложу веток в костер (еще не поздно оглянуться, заново ожить, искать - каждая искра пробует сказать это, но лишь тоненько напевает грусть - не вернуть того, что было когда-то, в миг, где все было праздничным, а я был несмышленым, где стремился узнать, что будет, упражняясь с картами и амулетами, где задумчиво перебирал струны гитары, думая, отчего мне не спится, после того, как встретил девушку)...
Смотрю на огонь - там... словно мелькнуло ее тихое лицо, черные локоны и глаза, тонкие смуглые щечки, ее одно объятие было таким мягким и теплым, как дуновение его; а вот огненным туманом пробегает мой друг - вороной жеребец, как жарко он скакал во весь опор, чтобы я смог обогнать ветер, чтобы мог ощутить себя птицей; сыплется-сыплется золотыми блесточками в огне словно золото - пестрые танцы, песни в каждом блике, города, стремление к радости - моя жизнь, какое счастье, что ты хранишь я в памяти костра, как хранится память в устах моего народа...
Ты все гори, я не буду тебе мешать, впереди у меня еще - жизнь, простая, но такая же волшебная, как твои живительные искры...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:52

[Gaze]

Элисон
("Моя любовь... - " )

(To my Love

Раньше я и не мечтала о ней, просто жила, слушала музыку и читала любимые книжки, еще иногда смотрела фильмы, когда хотелось побывать в сказке хоть немного…
Раньше она представлялась мне наполненной необычными красками, говорящими цветами, бесконечными переплетениями солнечного света, и где дождем сыплются конфетки…
Раньше думала, что это – моя любовь. Их я могла есть при любом настроении, когда приходила со школы и отправлялась гулять. Это так чудесно - ходить под солнышком, смотреть на распускающиеся цветы, вдыхать их аромат...
Гуляешь и думаешь, что все так и будет, и цветы будут распускаться для того, чтобы порадовать; они приятно выбирали в себя радугу каждым лепесточком; так легко, что казалось, вот-вот превратятся в бабочек и улетят, щекотать тебя за щечку или ладошки...
Но вдруг - мною замечается стайка пчел, стройно летящая на лужайку, и пушистыми брюшками показывающая, что всем, кто будет им мешать, они покажут жало, а это неприятно и больно; а цветы и рады - важно повернулись к ним, чтобы над ними суетились, танцевали в воздухе вокруг них; и не надо им ни искреннего моего восхищения, ни поэзии, которую иногда им посвящаю...
Что ж, немножечко грустно, и все ж - хорошо, что они есть, эти живые сердечка радуги; вздыхаю и смотрю вслед, издали... Ощущаю мягонькое прикосновение мокренького и мягонького на носике, оглядываюсь - щеночек! Самый маленький, восхитительный на свете, подпрыгивал и просился на ручки.
Беру его и прижимаю к сердцу - копошится, как ребеночек, тычется мокрый носиком в бок, ближе к карману, там где конфетки... Наша общая слабость, дивно, что ты есть и объединяешь нас - отламываю кусочек и угощаю щенка. Он благодарно еще больше потом лезет ближе к лицу, лизнуть...
Гуляем, по-новому смотрятся и не надоедают пейзажи, приходу домой, купаю, укрываю полотенцем (малыш хотел спать); смотрю на его крошечные лапки, головку и думаю - как хорошо заботиться о ком-то...
Проходит день, ночь, так летит год, другой, быстро, по-волшебному незаметно превращая меня в какое-то новое состояние, и щенок стал выросшим - чуть-чуть жаль, и оглядываюсь назад - на мгновение, когда думала, что цветы распускаются для меня, но где они теперь? Ветер проносит знакомые лепестки мимо окна, капельки дождя напоминают пчелок, что суетились вокруг них, но тем было все равно...
Какое ужасное слово - никогда нельзя быть в нем, привыкать к нему, иначе маленькое солнышко, теперь выросшее, но все такое же внутри маленькое для меня загрустит - пронеслось отчетливо внутри меня и беру на ручки песика, а он смотрит на меня тихонько, внимательно, как будто что-то хочет сказать...
Он, теперь я понимаю,.. очень рад дышать, бегать за пролетающей бабочкой, жить, видеть меня, есть со мной иногда конфетки, гулять и видеть... и мою любовь...
Он однажды встретился мне, как по волшебству, тихий, с добрыми глазами, казалось, тоже искал того, о ком ему счастье будет заботиться, и мы увидели друг друга…
Он спас его от колес машины, а мне подарил новые краски в жизни, я чувствую это в миг, когда… просто вместе дышим, гуляем с песиком, улыбаемся солнцу, любуемся цветами и падающими листьями, угощаем друг друга конфеткой, смотрим на дальнюю возню пчелок весной, понимаем это без слов, просто… через взгляд, объятие, просто через поцелуй украдкой; и теперь, когда он рядом,.. даже зимой для меня распускаются цветы, невидимые, но свежие, сказочные, и пчелки-снежинки кружатся над ними...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:51

[Gaze]

Дела-живинки..

(О Великом и Прекрасном... Вжике)

...Список с ними, которые надо сделать, раз, когда снежок отсчитывал секунды до праздника, а с кухни раздавался запах сырной запеканки...
Вжик нехотя закрылся одеяльцем получше, скучающе приоткрыв глазки и отметив, сколько всему надо сделать...
"Не люблю это слово!" - прожужжал он, выбрав глазками наугад слово из списка. "И это не люблю!" - вторил он, уцепившись за другое.
Так он прошелся по всем выражениям из него, а они были прекрасные: "принеси игрушки для елочки", "Зажги свечи для нее", "Укрась нетающим снежком". Вот и, собственно, весь список!
Но для мушки, так сладко спавшей и так хотевшей спать еще, он казался самым огромным в мире, самым трудным на свете, самым суровым и неприятным испытанием судьбы.
Вжик повернулся к нежащим подушкам и теплому мирку снов, закрыл глазки. А усики вопросительно шевельнулись - всего-то одно дельце, и будет праздник, веселые истории, вкусняшки, поздравления, радость друзей.
Зеленый малыш в предвкушении этого заворочался, счастливо стал тереться круглым носиком о подушку, уже представляя на ее месте подарок.
И открыл глаза - но этого не будет, пока он не нарядит елочку. А так хотелось б, очень хотелось бы... Не долго думая, крылатая кроха понеслась за ватой, старательно, не боясь колких иголочек, насаживая на веточки ее мягкие, непослушные облачка.
Потом она осторожно зажгла свечи и развесила хрупкие игрушки, долго любуясь, как они переливаются, напоминая снежинки, искорки чуда, что были ближе с каждой минуткой; явственнее хрустел снегом мушкин Дед Мороз, он осторожно заглянул в окно ко Вжику.
И, конечно, уже приготовил для него много подарков, за его дела-живинки, быстрые и маленькие, но волшебные, точно искрившиеся за окном снежинки...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:50

[Gaze]

Штрихи на стекле...

Lost Muth of Creation

Они прокрались сквозь память и, когда бы то ни было, теперь чувствуются ярче, они рисуют мне счастье, восторг, трепет, от которого стучит учащенно сердце... И все ж что-то резко просвечивается через эту мягкую блестящую дымку (это было не более, чем треснувшее стекло).
Через него вижу капли дождя, впервые чувствую, как грустно шелестят они, как крылья бабочки (несомненно, Королева Червей, ты все еще рядом, только бабочкой). Откуда ты превратилась в нее, могла ли ты? Ведь давно ли лицо было твое холодным, строгим, взгляд суровым, Немного некрасиво, слишком вычурно куцее платье вырисовывало твою тощую фигуру; где она теперь?)
Мне боязно было с тобой находиться, и все же я надеялся, что ты такая только потому, что так требовала сказка - в ней тебя брали с полки, смотрели с содроганием в глаза и потом сажали на трон, украшенный из карт; и ты деланным голосом хозяйки произносила фразы из книжки, это была забава... Скоро ты к ней привыкла, так скоро - я не узнаю тебя, и твои настоящие глаза стали надменными, как презрение читаю в них...
Я заслужил его за то, что говорю вслед за автором: "Подумай, дорогая, ведь она только ребенок, и не более!". Мне сложно держать корону, и не жалею, что отдали ее тебе (моя шея совсем тонкая, фарфоровые руки у меня на шарнирах, да и Король я Пик); тем не менее, мы в одной сказке, мы там имеем "детей, милых крох, идущих парами и держащихся за руки", там ты мне жена. И придворные вновь падают ниц, им завидно, что они не я, не так ли?..
Даже не знаю, смогу ли я им сказать, что жизнь моя на самом деле пуста и тускла, по сути, я немного развлекаюсь, только когда меня берут на руки, поправляют мне стриженные черные пряди и скромный плащ с костюмом, где мелко-мелко виднеется знак пики, потом подводят к зеркалу ("Ну и ну! Удивительно, как я - Король!") и гуляют со мной по дому - лестница, этажи, свечи, красивая, свежая новогодняя елка с бриллиантом блеска от игрушек - это необычная ночь, я ощущаю; что-то...
Внутри меня говорит: "А теперь посмотри назад". Хозяйка, как прочитав мои мысли, переворачивает меня лицом назад - виднеется столик с пыльными карточный домиками - две сдвинутые вместе крупные шкатулки, одна из них с черными ракушками, мой трон, другая - с крупными алыми бусинками - трон Королевы Червей, вон она глядит, насупившись, из-за стекла на полочке, уродливо выкатив худощавый и непропорционально длинный живот в, как всегда, жутковатом платье, и во взгляде ее читаю одно: "Хорошо тебе, мерзавец!.. Вот тобою поиграют и выкинут!.. Непременно выкинут!".
Последнее слово едва не выкрикнулось вслух, недобрый блеск от ее глаз впился в душу и стал терзать, сильно, как никогда раньше. "Мы же правим одной сказкой, где мы женаты и имеем детей, зачем ты снова так?" - тихо я потянул опустившуюся голову к ней - Королева ушла всей фигуркой в потемки, точно спешила убежать, стать еще не красивей и недоброжелательнее. "Ты разлюбила меня?" - прошептал ей мысленно, заранее зная, что она ответит - а ничего, отвернется или наорет; зачем я ей? Всматриваюсь - от души, как от усталого дерева, слетала привязанность, с болью, грустью, с отчаяния мне казалось, что то треснутое стекло стеной нарастало между нами...
"Пусть! Я соглашусь с тобой! И я так хочу!" - бросил я в сердцах и повернулся вперед - впереди мерцали огни из окна, улицы, весело усыпанные снежком, доносились запахи духов, елок, сладостей, пересыпались жемчужной игрой салюты; все навевало мысль: "Вот это будет мое новое королевство, больше я не вернусь в старую сказку, хочу новой, а старую забуду!..". Я жадно ловил ощущения, когда хозяйка со мной каталась верхом и брызги снега попадали мне на щеки, когда она и я слышали музыку, и она кружилась со мной; смотрю на нее и не могу отвести глаз - карие глаза, светлые, чуть золотистые в гоне свечей волосы, щечки со слабый румянцем, юная, прелестная, чистая и тихая...
"У нас будет будущее, новая сказка" - повторял я себе, любуясь ею, и все искал и открывал в ней заботу, ласку, то, чего, казалось, никогда не было у Королевы Червей, я крал у времени мгновения, когда она осторожно прижимала меня к сердцу или расчесывала пряди, когда оттирала от грязи лицо, а они все бежали вперед, сменяя друг друга и не давая подумать, насладиться, уносили нить синевы в стрелки, что глухо и часто забили "бум"; тогда она шепнула, что "пришел новый год, новая жизнь" и легонько поцеловала в щеку.
Голова моя невольно наклонилась и вышло так, что губы мои чуть коснулись ее шеи; она подняла мне голову и, очаровательно слегка смеясь, посмотрела в глаза: "Холодный ты!", понесла, как она сказала, "греться". Не помню как, очутился у камина, хозяйка рядом в кресле читала книгу, огонь был рядом, перышки жара брали за лоб, умоляя очнуться - с усилием оглядываюсь - я у нее на коленях, просторно, уютно, тепло; в камине рисуются картинки будущей сказки; край глаза достает до зеркала - с усилием чуть тянусь, чтобы посмотреть еще в ее глаза, смотрю - там...
Штрихи на стекле, где-то вдали, сгущаются, покрываются полупризрачным туманом - паутина! Она быстро и подобно реке уносит прежнюю мою жизнь, сказку, где все мною помыкали, и где была Королева Червей; я все еще вижу ее лицо, опущенное и взгляд, который хотел казаться гордым, равнодушным, но я читал в нем ненависть, ревность и ненависть за ревность; "Что ты хотела?" - пробовал я важно улыбнуться ей, но... Не дает чувство, что без нее я не Король, мы разные, но у нас была одна сказка, в которой мы были женаты и имели детей...
С другой стороны, вот моя хозяйка, она придумает новую жизнь, где все интересное, не старое и жуткое, как у тебя... Ты живи себе, старушка, паутина не будет заступаться за героинь, будет тебя слушаться и, несомненно, ты можешь ей рубить голову и придумывать, где у нее голова... Ах, я ли это? Что я думаю? Меня охватил страх остаться без имени, без судьбы, без прошлого и по просил уставше-поникшей фигуркой отнести меня на полку...
Вдруг она говорит: "Как ты тускл... скучен!" и, брезгливо-скоро слушается - несет на полку, а потом закрывает дверь и уходит... Что это? "Моя новая жизнь?", это ли сказка, о которой я мечтал? Смотрю в сторону, где жена... Ее уж нет - это, конечно, только так кажется, но ручей паутины и темноты, штрихи стекла все растут, точно уносят ее, как воды... Смотрю, бессильный что-то сделать без хозяйки. "Кто из гас кукла, чья, отчего?" - терзалось размышлением сердце... Куда идти? Что была вся моя жизнь - увлечение, желание, прихоти, игра в сказку?
Не нахожу ответа и с грустью смотрю в сторону Королевы - медленно, алыми бабочками рассеивалась она, оставляя одни вспоминания; "На помощь!" - закричал я, сам не свой, бросаясь изо всех сил на стекло, не боясь быть задетым им, но... Сила физики, логики, реальности, держит на месте, в уютном месте, которых еще не коснулась пыль.
"Откройте! Пустите меня!" - кричу, но никто не слышит, вдруг... Открывается дверь, с моей хозяйкой входят еще несколько девушек, юноша, отдаленно чем-то похожий на меня черными прядями, простенький костюмом в тон волосам; он танцует с ней, а она улыбается ему, как не улыбалась мне, своему, как она сама говорила, "милому, доброму Королю"! Так вот кого она на самом деле целовала в моем лице; пробую нахмуриться, отравиться ревностью, но вместо этого - равнодушие к своим чувствам, странно, взгляд отвернулся от них; "Было ошибкой влюбляться в тебя, ты просто хозяйка, к тому же забывшая меня, когда я действительно нуждаюсь в тебе" - кружится, как холодные снежинки в голове лишь это, глаза смотрят в сторону Королевы.
"Прости меня! Я исправлю все, забери меня с собой!" - плачу я, как убитый, бессильно опуская руки и роняя голову на грудь, она тянет всю фигурку ниже, на глухой мрамор ступеньки - в самую грудь незримым ножом - трещины от стекла и мрамора разрывают мое фарфоровое тело, стремясь освободить истомившуюся душу, скорей бы, пусть она летит в сказку, где "робкий и покорный, сидит рядом со своей женой, староватой, злобной Королевой Червей юноша-Король Пик; он смотрит на процессию, где все падают ниц, как переливалось радужными знаками блики на стеклах тронного зала торжество, смеялись и играли их дети..."
В ту, что хранят затянувшиеся совсем, не то снежинками, не то паутиной, не то призрачным ручьем, в тишине и темноте...
Штрихи на стекле...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:49

[Gaze]

Трикси-сюрприз

(История.. в мешке) )

Волшебница и хвастунишка, верная подруга принцесс в сером плаще и просто дивная пони, она однажды...
Оказалась в мешке! В настоящем и плотном, сухом, темном. "Ею совсем не ожидалось!" - самое замечательное в этой лошадке было то, что даже в мыслях она почему-то любила обращаться к себе в третьем лице. Ее первое лицо, симпатичная светлая мордочка искала любопытными глазками дырку в мешке, а второе лицо - магические знания, что-то заволновались и спрятались, как на зло.
Трикси ничего не оставалось, как тихо сидеть в мешке и ждать, что будет дальше. Фантазия и память работали усердно, чтобы не дать своей маленькой хозяйке отчаяться и скучать - ей представлялось, что ее несут на съедение дракону, что готовят к борьбе со снежным духом, что отправляют копать жемчужные рудники... Да мало ли чего придумают?..
"Чем она им не угодила?" - бедственно медленно и скупо вспоминались все огрехи перед пони, что так часто приглашали ее поколдовать и сотворить какое-нибудь чудо: ну да, раз она напрягла магическую силу через пень-колоду - и вышел сюрприз... Бравые фермеры яблочной плантации страны лошадок отлично знают, что вышло - появился коряга-бычок, вреднющий и раз веселый, жонглирующий яблочками и крадущий их, а подойдешь к нему - он в тебя ими бросаться будет...
"Но она ж исправилась!" - поспешно сказала сама себе она и забрыкалась в мешке, пытаясь нащупать дорожку и быстренько убежать; не получилось - ее несли на плече - причем, насколько она узнала по холодным чертам доспех, кто-то из королевской стражи.
"И вы, Ваше Величество..." - горько хмыкнула она в мыслях, вспоминая, как вместе с принцессой Луной пугала светлячков в лесу и выводила радужных, жемчужных, снежных своих, чтобы те навевали лошадкам приятных снов, не было подружки надежнее Ее Высочества, думала она в тот миг.
Тут горе-волшебница прислушалась и задрожала - со скрипом отваливался камень-дверь, гул торопливых шагов выделялся от тишины глубины (заходили в пещеру и некто, должно быть, страшный и злой, выходил к несшему ее в мешке, очевидно, почуяв жертву.
- Эй, лежачие потоки! - сурово окликнул темноту пещеры знакомый ей голос, потом - бум! ("Ой, аккуратнее с ней!" - сердито запрыгала в завязанном мешке пони, как только его сбросили на землю) - Куда? - сильное и внимательное копытце Луны придержало мешок, чуть наступив на него, придерживая, она повторила - Ты, болотодержец несчааастный, выходи, говорят!
- Ваше Вели-ичество! - заикаясь, робко поприветствовал другой голос вскоре, после громкого бух (очевидно, его хозяин мучительно и торопливо отыскивал дорогу к гостье в потемках пещеры).
- Сюрприз! - мягко улыбнулась принцесса, развязывая мешок (в глаза Трикси ударил солнечный свет, она ошалело выскочила, собираясь спрятаться от кары в потемках сталактитов, но только она сделала к ней шаг, как...
- Ты?! Здесь?!.. - охнула она, отпрянув от Стива - речного дракона и старого знакомого, несмотря на давность знакомства, остающегося все таким же малопонятным типом, почему-то до сих пор не вызывающим желания и лишний раз взглянуть на него.
- Только не это! - кисло выдохнул Стив, завидев маленькую волшебницу, жмущуюся к ногам Луны (тоже нельзя сказать, чтобы он был в восторге от ее появления; ее бычок из пня-колоды забежал из города лошадок к нему в пещеру и не давал спокойно отсидеть наказание за то, что плохо следил за рекой: то копытами по камням постучит, то алмазы пожует, то сталактитами и яблоками покидается)...
- Сиди тут и исправляйся! Если ее хорошо выучишь - прощу твои ошибки! - энергично кивнула Луна, обращаясь к обоим сразу, и полетела назад во дворец (старец Стив знал много магии, был старательным учителем и добродушным драконом.
"Вот так сюрприз ей!" - мысли его и Трикси пересеклись и... Произошел сюрприз - они переплелись в примирение, стали прости в симпатию, укрепились в дружбе; удивительно, но это произошло мягко и быстро, в тишине, прерываемой капельками, падающими со сталактит.
Из них Стив научил варить ее волшебную сеть, она потом весело и долго бегала с ними по всей пещере, но поймала бычка; Трикси обернула пойманного в очищающую лилию, которую посадила в реке Стива.
И, как приятный сюрприз на наступающий новый год, живая ленточка владений его, снова ожила, избавилась от тины и лягушек, наводивших тоску на пони заунывным кваканьем, ее живительная прохлада украсилась маленькими жемчужинками, на которые с приятным изумлением натыкались их пьющие или купающиеся носики.
Трикси устроила на рекой салют из сладких капелек зелья, капелька, попадавшая на лошадку, лечила ее болезни, возвращала хорошее настроение, рисовала на шерстке красивый узор; они падали дождем-фонтанчиком, переливались и мерцали, точно падающие звездочки, в лунном свете...
Луна смотрела на веселье пони, долго и задумчиво, потом унеслась неслышно в синеву ночи, тихонько подумав: "Полезно иногда делать сюрпризы "

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:48

[Gaze]

Снежинка

(Она не расстает)))

Легонько отражалась на солнце, она напоминала собою живое облачко, только была... золотой в его лучах.
Ребекка смотрела на нее - какие красивые, ослепительные черты, что больше не повторятся, скоро растают, это было грустно...
Она тихо вздохнула и посмотрела вокруг занимался снег, и белые его пушинки тоже сверкали в лучиках, ласковых, золотых, кружились, и совсем не жалели, что скоро исчезнут...
Девушка-медведь держала снежинку, собираясь отпустить, чтобы она успела полетать, в вольном воздухе, успела пожить, ощутить снег, перед тем, как солнце воберет своими лучами ее красоту; но что-то не давало ей этого сделать.
Она оглянулась - чудо зимнего мороза, она тихо лежала в ее ладонях, как будто сладко спала, и не думала, что выйдет последний сон; маленькая слезинка упала на нее, быть может, она встрепенется, смутится и улетит прочь, ввысь, убежит от солнца, еще поживет?..
Но снежинка все лежала, точно прижимаясь кончиками нарядной юбочки к каждому пальчику Ребекки, утешая и говоря: "Я буду жить, я не простая!".
Девушка печально улыбнулась ее радостному лучику узора, встречая распустившийся совсем цветок солнца, что до этого поднимался из туч - последний снег... Он запереливался, как жемчужинки, снежинки поднялись в прощальном танце и падали маленькими звездочками на него, маленькие и храбрые, совсем не боящиеся солнца...
Ребекка зажмурилась и потом с отчаянной готовностью открыла глаза - ее малышка тоже стала перышком облачка или еще тает, не надо бояться посмотреть на это, оставлять ее одну, решила она и опустила глаза, ища в снегу ее - нету!..
Крупная, переливающая снежинка все еще лежала на ее ладонях! Она радовалась снежной сказке и еще больше сияла, вязью выводила слова...
Девушка прищурилась и... Потом опустила глаза, чуть краснея щечками, уловив запах меда в золотой узорной красавице, спрятавшейся в ее руках, трепетной, точно живой и прочитав на ней: "Бекки от Балу. Тебе, единственная - одна в мире снежинка, что не тает) Я тебя люблю"...
Снежинки все кружились в тишине, заливаясь золотыми ниточками солнца, уносили с собой эту тайну ее и странной снежинки, что не боялась растаять...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:47

[Gaze]

Lunatic

(and Aristocratic - They go...)

В праздник луна-парк сиял во всю силу - аттракционы, переливающиеся лампочки над витринами и ширмами, осторожно следила за ним луна.
Ее осторожное круглое лицо медленно гуляло по своду, осторожно раздвигая ручками-лучиками кулисы и трогая застывшие в бесконечном беге фигурки лошадок из карусели - искристый, волшебный парк удовольствий и вихря впечатлений был в белом-белом искристом сиянии, она заметила, как только вышла из темноты и перинок нежащих облачков - он будто ждал ее.
Тихо было, и только вдали играла мелодия на одном из самых старых аттракционов, гиганту-старику не верилось, что он снова встретится с ней; точно совсем юный и смущенный, он неловко зашумел воротами в себя, как бы желая поправить шляпу из ламп...
Вышел человек, луна давно знала его бедный костюм и белоснежное загримированное лицо, худое, обрамлённое рыжими кудрями и скромным цилиндром с выделяющейся длинной лентой; этот человек незаметно, и как в сказке, словно из воздуха появлялся в самых заброшенных или, напротив, модных местах луна-парка; он задумчиво опустил взгляд - давно не было так снежно и свежо...
Казалось, он должен был грустить, что в праздник все забыли о чудесах этого веселого и загадочного места; луна пытливо и осторожно заглянула ему в лицо, обычно скрываемое им цилиндром и сумерками...
Это был молодой человек, с потихоньку белеющими ресницами (мягко опускаются снежинки на них, укрывая белым узором из себя лестницы, статуэтки парка, были подобны лепестками одной, мерцающей и чудной розы; что была далеко и в то же время близко...
Небесная круглая малышка тронула лучиком его ресницу - живая, она легонько вздрогнула и... Снова опустилась - ее хозяин закрыл глаза; он был не опечален, тихая и таинственная улыбка была на его губах (он был счастлив - давно так не было хорошо в луна-парке - синева мягко переплеталась с белоснежными магическими лепестками поводу, аттракционы и куклы казались движущимися, лампочки - еще больше мигающими, а музыка была одна...
Как и тогда, где он почти мальчиком впервые увидел работающие, кружащиеся на подставках марионетки, сыплющиеся конфетки, мягкие игрушки, украшенные дождиком, ступеньки, зеркала, пересекающиеся, сверкающие; как впервые, хоть теперь все тихо и незаметно укрывается снегом...
Он пошел вдаль, и, почувствовав, что луна смотрит на него и старый парк аттракционов очень радовался его приходу и теперь, как слезинки, роняет снежинки, положил что-то на ступеньку самого старого из них; туман как кулисами закрывал его удаляющуюся фигуру...
Луна осторожно протянула ручку-лучик, как ребенок, сгорая от любопытства, кто этот человек и почему так внимательно он смотрел на нее, как будто что-то нашептывая ей на ушко по секрету; лучик коснулся... Розочки, белой, маленькой, как упавшая звездочка, она тихо дремала на ступеньках старого аттракциона, рассказывая историю о...
Мгновении, в котором, давным-давно, вот также человек взглянул на луну, шел снег и синева укрывала старый луна-парк, переливающийся, как в сказке, огнями в тишине...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:47

[Gaze]

Юноша-Дракон

(Dragon-Boy)

... Когда-то он был преданным своему императору воином, неутомимо он ездил воевать за честь своей страны, не раз его рука отказывалась держать меч самурая, но он продолжал сражаться, преодолевая страх и стыд...
Теперь это были словно опадающие листья, по которым шелестели капельки дождя, так щемяще напоминавшие ему цокот верного коня, лязг мечей в битве, ветер, капризно витающий над боем, холодный и вольный, играющийся каплями и в мгновение ока превращающий их в снежинки...
Роем кружились они, напоминая мотыльков из волшебной страны, розовые, как лепестки сакуры, в лучах заката, над белой землей, нашептывая тишину; он не хотел покидать это, казалось, в особую минуту чувствовалось им, что больше никогда не увидеть ему такой красоты, и вспоминания, одно за другим, тревожно, как маленькие трепыхающиеся птички, просились к нему в сердце в этих перышках снега, пока не поздно...
"Защищай своего хранителя! - из глубин прошлого доносится наставление учителя, - Он дарит тебе землю, смысл битв!". И, как тихий ручей, лились предания и описания родной земли, пышных лесов и садов, вулканов, белого тумана над ручьем, вырезанного из камня фигурки божества, старых замков, возвышающихся к облакам...
"Все это император доверяет тебе! Храни покой жителей этих мест, цени каждую травинку, и она вберет в тебя твое имя, художники напишут картину и стихи о твоих подвигах" - заключил учитель, отправляя его на войну...
Их было так много, одинаковых, жестоких, каждое их мгновение ложилось раной, голодом, бессонными ночами и холодом, необычным, резким, пришедшим, казалось, из сказочных стран; и грозящей заточить те земли в одну ледяную пагоду; отряд самураев отправили на поиски того злого колдуна, что позавидовал цветущим розовым крыльям их весны...
По дороге много было спето песен, и грусть не пропадала все же, он впервые почувствовал, что не так уж и благороден и велик император, раз отправляет самых сильных и верных воинов на смерть; пробовал потом говорить себе, что это отчаяние и все, как прежде, справедливо и стоит лишь сделать еще шаг...
Но, шаг за шагом, уставали кони, провизия заканчивалась, мечи приходили в негодность, как же, ведь нет их крепче в мире! "Что за рок веет над нами?" - думал он, отправившись на поиски отбившегося во вьюге товарища, остальные ждали неподалеку, поторапливая (сгущавшиеся морозные тучи не предвещали ничего хорошего).
Долго он искал, пробираясь через обледенелые ветки и рискуя утонуть, провалившись под лед; пропавшего все нет... Наконец, он наткнулся на обломленные ветки, на которых застыл ручеек крови и пропасть, все понял. Не хотел, сдавливало грудь от того, что надо принять это, но осознал. Медленно, не видя под собою дороги, вернулся к товарищам, и сказал всего лишь: "Возвращайтесь, мы умираем впустую!".
Так его бросили, посчитав, что он трус и предатель императора, соскучившийся по уюту; отказывающийся выполнять приказ; а он шел дальше, только по другому пути, все еще надеясь, что это была просто ловушка наемников их государя, периодически убивающая самых талантливых самураев, чтобы те не смогли возгордиться и затеять бунт; скакал он во весь опор, стремясь догнать, спросить время и закат, отчего все так?
Многие сражения он мечтал о том, как вернется к старенькому учителю, заменившему ему отца (он был младенчества сиротой), в низенький бедный дом, будет боевым мечом вырезать воздушных змеев, кораблики и игрушечные мечи для детей родной деревни, забудет все ужасы войны, обретет счастье с девушкой, что ждет его лунный и долгими ночами...
Так же, он уверен, и мечтал его погибший товарищ - о простой жизни, где все таланты воина он взращивал не для почета, не для денег и милости императора, а чтобы прокорми и защитить свою жизнь, родину, любовь, своих детей; и ведь был одним из лучших, а был убит; "Ты несправедлив! Мне говорили, что ты даришь все мне и за это я должен тебе служить... На самом деле ты все стремишься себе забрать, а мою преданность воспринимаешь игрушкой!" - самоотверженно смело думал про императора он, что еще был жив и спешил остановить убийцу товарища, пока отряд не исчез от его руки...
Конь едва ступал по снегу, капли дождя, замерзая, кололи его глаза, выглядывающие из доспехов, но лошадь продолжала бежать, словно чувствуя необходимость для своего хозяина догнать, победить; с востока двигалась новая буря, ветер становился все сильнее, все пронзительнее; он... не заметил, как произошел этот миг - нечто внезапно сделало ветер тише, снег - белее и теплее.
"Я подвел тебя, моя маленькая... Прости..." - в памяти всплыл образ любимой, ощутилась сильная тоска по ней; по тихой луне над стареньким домом, учителю, одиночество, холод, но... Не пустота - рядом, живым крохотным существом смотрела на него синева, слезами ее падали снежинки, розовыми крыльями тихо-тихо укрывала она его (он замерзал, упав без сил в снег); была зеленая бабочка - это травинка, с усилием он приподнял ее, ту, что гнул снег в свои равнодушные покровы, стал щупать меч, чтобы совершить самоубийство; он не мог простить себе, что еще жив, как его отряд наверняка, один за другим погибает в бесплодных поисках злого колдуна, что навек забрал их весну...
"Колдун, твое имя - мороз,
забирай мое имя и, если можно,
лишь шепни ветром его любимой"
Написав это на клочке холста, он с усилием еще раз посмотрел вокруг - трогательная, улетающая тихая красота была в этом невидимом убийце, в чем-то желаннее и прекраснее были его снежно-розовые, внимательные глаза, суровые ледяные брови и сжатые в раздумье уста холода золотых пагод дворца императора, душистых и расписных его вееров и выточенных ваз... Травинка, закат, кружащийся белоснежным холодным сумеречным бликом - это подкрепило его стихи, храня украдкой его опущенный взгляд, прячущий слезу (зарисовав соком и снегом капельками крови, он отпустил бумажку в сторону дома, теперь он один, попытавшись спасти вспоминания, веря, что император не заберет их)...
Миг... И он закрыл глаза, снег жадно стал играть с его ресницами, как бы говоря: "Покоряйся, я твой новый император"; и мстя за то, что он один отгадал причину бед своей страны и обратился к нему так же смело, как и к прежним иллюзиям; он стал закрывать ледяными цепями его тело, как бы устрашая и злостно щекоча уставшие руки, опустившиеся на снег (но в одной руке все еще был меч, другая прижата к груди - на ней маленький оберег, что подарила любимая девушка, когда он отправлялся на войну...
Она так и не закончилась для самурая, для его самого, и теперь он витает в облаках; вдали от дворца, охраняя сон любимой, усыпая ее незаметно с высоты лепестками и сильным хвостом ударяя по снежинкам, от этого они переливаются в луне, тихие, сверкающие...
Он летит к родному дому, но отныне не может опуститься на снег - капли дождя и ветер гонять его прочь, в небо; он опустил голову, и три снежинки в форме лепестков упали на землю, сверкнувшие, распустившиеся розовыми крыльями; одно обнимало его спящую девушку, другое - дремлющего учителя, третье переливающим змеем витало над домом; ветер пробовал пробиться, сломить их; но крепко стоят они, осыпаясь лепестками, не пускают снежинки к ним...
И он, теперь Юноша-Дракон, с грустью, тихо поцеловал любимую, поклонился учителю, облетел дом еще раз и, цокая по облакам копытами, полетел прочь, в небо, вперед во вьюгу, не боясь снега, отвергая его подлый блеск на своей груди и бровях, также чествующий и подкупавший бы, как монеты императора товарищей, погибших из-за них; метая его, без устали, смело, непокорно, острой, как меч самурая, шерстью, прожигая ослепительной розовой звездой на белоснежном лбу, укалывая изогнутыми ледяными рогами, ударяя каплями дождя, кружась в них, разрывая призрачно-былыми, сияющими листьями, что летали рядом с его могучей длинной, парящей в закате, лунно-сияющей, полупрозрачной, белой фигурой; надо успеть спасти хрупкое солнце рассвета их весны...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:46

[Gaze]

…

(Let Shine

"Мыслимо ль покинуть границы? Наверное, это было слишком просто - сердце мое застучало в аккордах мелодии, глаза были спрятаны за занавесом холста; а теперь меня надо оживить; я прошусь наружу" - Шери Берни поняла, что это не плод ее воображения эти слова - то бродило в бестелесном мире существо ее нового творения, будущей картины.
Ей дали образец и приказали писать так же; она взялась за кисть и думала, что странное слово - "писать" - пишут слова и... картины - выходит, целая жизнь, сюжеты так же проносятся в мгновениях, когда краски наносятся и застывают, как и воздвигаются города и совершаются поступки, когда рука выведет соответствующее слово; она не ошибалась...
За размышлениями об этом Шери стала отклоняться от заказа (исходная картинка была что эскизом, незаконченным, искусственным, оттуда был печальный взгляд ее героя и темные, мрачные аллеи вокруг, хотя белого оттенка было полно ("Надо же, и белый может быть таким скучным, как и черный... Мне тебя жаль" - она внимательно посмотрела в глаза изображенного пса, провела рукой по его пока совсем нарисованному лобику).
"Я хочу на свет, ведь не солнце ли поют нотки музыки, что были заложены в цвете белом? Забери меня к себе" - попросил он, неслышно, казалось, одной тенью, упавшей на глаз и нос, точно слеза; он очень скучал в темных аллеях, что изобразили вокруг него ("Там водятся холод и темнота?" - пробовала приоткрыть дверцу закартинного мира художница, но все так и оставалось неподвижным, загадочным; может, мазки кисти откроют замки его?).
Она принялась за работу, осветляя контуры вокруг пса и превращая четкие коряги-ветви, как крючковатые, драматические руки, в карусель пятнышек бликов и перышек солнца на облачках зелени, смело, не помня, что за отход от композиции ее лишат вознаграждения; взгляд ее с любопытством отодвигал кистью темные уголки и осветлял - солнце, там тоже сияло солнце! Герой картины менялся на глазах - несмотря на морщинки живости, шерсти и складке тени носа, он молодел, становился почти живым (это радость)...
"Посмотри, в кого ты меня превратила!.. Мне... Уютно так, именно таким я думал, что рожусь, таким меня впитывала каждая жилка моей шерстинки, но однажды люди... Нарисовали меня, и мои черты, как путами, покрыли темными аллеями, набросили белые неживые мраморные цвета... - с восторгом шепотом признался ей пес, посмотрев прямо в глаза, у него оказались огромные, голубые глаза, с красивой подводкой из черных бровей и пятен ("Все не так, как видится!" - осторожно делает вывод для себя Шери).
Она осторожно погладила его макушку мазками светло-желтой краски, этого мягкого солнечного оттенка, и он улыбнулся (совсем как живой, он с радостью словно принюхивался к солнечным лучикам, и они щекотали его носик, каждый контур, кружились и играли в прятки между собою в его шерсти; картина... завершалась).
Еще пару штрихов - и пес закончен, будет среди солнечных аллей, висеть дома у какого-нибудь горожанина, которому понравится, а за те часы труда стал... близким, понятным существом, Шери ведь чувствовала его с первых секунд, когда он был просто чистым холстом и эскизом, солнечный свет и радость героя были и ее светом и радостью; секунды тем временем не удерживались дополнительными мазками кисти, все бежали ("Пора!" - она попыталась сказать себе это весело, опуская руку.
"Мы больше не увидимся?" - пес встрепенулся, он оглянулся, в предчувствии этой грустной минуты лучики солнца стали чем-то слепящим, не пускающим к единственному родному существу, что подарило их; он готов был отдать их; как маленькая светлая слеза, скользнул один у его глаз, может ему показалось, и они будут вместе? Как было б это чудесно - она рисует его или оставит у себя, у окна, он с ней, счастливо и тихо смотрит, как оттуда льется солнце...
Но оно с ним, она откладывает кисти и готовиться покрыть его лаком, чтобы краски не теряли свежести, а после будет... Ему все равно что - или его купят, день похвастаются, поносят на руках, погладят, потом забросят в пыльном и темном чулане; или оставят на видном месте, где сияет искусственные лучи солнца, где он всегда будет купаться во внимании взглядов и похвал; он будет вдали от нее; а она единственная, кто услышала, как крохотная, трепетная мелодия родила его прежде всех слов и красок...
"Будь со мной, я молю" - мелодия в нем сменилась на один тревожный аккорд, одно слово и оттенок, что теперь были тонкими как капля, что застывала на солнце, дрожащая, она еще была в движении, еще хотела сделать шаг, вырваться из холста, но не могла; он бессильно смотрел на нее, впервые жалея, что не живой пес, который с ней мог бы находить солнце и в темных аллеях; ("Не плачь, ты ведь вышел таким хорошеньким!" - Шери утешающе потрепала его уши кисточкой, от чего они стали еще пышнее и ухоженнее, больше в них появилось блеска и умилительных крох-кудрей).
"К чему мне моя вечная красота, если я более не буду твоим?" - он пробовал быть суровым, невозмутимым, как ему подсказывала складка мысли на лбу, серьезности у губ, обводка взгляда; но что-то тонкое, мягкое, что родилось в одном этом, таившемся ранее аккорде, слове, оттенке, выразилось в его взгляде, незаметно и мягко обняло ее; как на прощание, щемяще хрупкое, ожившее и теперь снова готовившееся без нее навек спрятаться под слоем краски и композиции...
"Мыслимо ль покинуть границы? Наверное, это было слишком просто - сердце мое застучало в аккордах мелодии, глаза были спрятаны за занавесом холста; а теперь меня надо оживить; я прошусь наружу"…

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:45

[Gaze]

Красный человек

(Yaga)

Он вышел из замка, как только пробило полночь, туман прохладно укрыл ночную улицу, опустевшую; опустилась тьма на замок, выглядевший мирно и величественно…
Темные ветки укрывали и бросали тень, создавалось впечатление, что черные руки ночи сжимали его; красная фигура его хозяина бесшумно скользнула набок улицы...
Он оглянулся - за ним следили; с высокого окна находившегося далеко здания; и красная фигура вдруг пропала, всколыхнувшись, как свеча в потемках; как будто его и не было, можно было спокойно теперь отвести взгляд тому, кто наблюдал за ним и, еще полюбовавшись на темную улицу, редко освещаемую тусклыми лучами и луной, бледной, кажется, призрачной, идти спать и видеть спокойные сны и забыть об увиденном...
Но он не исчез - просто снял красный плащ - нервно, одним движением, от того и показалось, что все пропало; на нем был черный бархатный костюм, почти сливавший его с собственной тенью, сделав это, он продолжил идти, по направлению, кажется, к зданию; жутко и гулко отбрасывалась за ним тень, казалось, красноватого оттенка; он поднял голову - глаза его и того, кто следил за ним, встретились...
"Мир стал вдруг четким, как никогда, ярким, словно вспышка, и потом куда-то пропал" - мог бы записать он потом в дневнике, если бы мог - он - девушка с побледневшим еще больше лицом, дрожавшая и все продолжавшая следить, боясь любопытства и поддаваясь ему, упала из окна, замертво, как только увидела необычно-четко для ее слабого зрения вдруг, его глаза, черные, с черно-красной яркой обводкой, казалось, блеснувшие; больше она не чувствовала боли, не видела, как он подошел и долго смотрел на нее...
Что чувствовал Красный Человек, увидев ее испуг, полуоткрытые губы, что хотели вскрикнуть, светлые волосы и лицо, ставшие от страха белыми, желал ли он этого - трудно было сказать это маленьким глазкам, испуганно выглядывавшим из луны - они принадлежали его замку, его власти; и отлично понимали, что сейчас их за подглядывание отругают.
Потому, прежде чем он нехотя наконец отвел взгляд от жертвы, они поспешили убежать струйкой светящегося тумана назад к замку, нужно было успеть разбудить стражу - трех крох-привидений, урчащих глухо и при испуге пищавших так же, при любой эмоции дрожа кулачками и смотря круглыми-круглыми глазками; трусливые они были, нестрашные и неопасные - неумелые, и потому для важности, придумали только важно ходить взад-вперед, меняясь друг другом местами у ворот; а третий поднимался-опускался по бесчисленным лестницам замка...
Глазки спешили еще зажечь витавшие вокруг три глаза, один зеленый, другой красный, третий черный, что забрал Красный Человек у сильнейших существ - Дракона, Тролля, Летучей Мыши - они точно также просто посмотрели на него и упали замертво, хотя весь мир ночи до тех пор покорялся и боялся их; теперь глаза их сверкали и витали на разные лады по замку и возле него, чтобы никто не забывал, как опасен взгляд его хозяина...
Были в замке Красного Человека и три Руки с когтями, ловящих и душащих все, что хватали; гостями прилетали к нему Духи-Простыни, Тени, Ночные Листья, злые и не очень, богатые и бедные, со всех концов, пировали в призрачном баре, что был пристройкой к замку, скользили по острым, смертоносным шипам, появляющимся там прямо из пола, смеялись, ведь им было только щекотно от них; восхваляли богатый замок Красного Человека, в котором сами зажигались гостеприимно-заманчиво окна, раздвигалась занавесами паутина, и царил искристый полумрак...
Словом, весь потусторонний мир слетался в гости снова, учтиво переговаривался между собой на лету, спеша и боясь прогневать грозного хозяина замка; он славился вспыльчивым нравом, испытывая любопытство - что интересного, нового может им показать призрачная луна над его стенами?
Красный Человек сам встретил прибывших и, ни слова ни говоря, повел за собой, тихо, казалось, он волновался, ждал с нетерпением их мнения; долго они шли, зашли в самую потаенную комнату замка; маленькая лестница вела к полке, на которой что-то большое скрывалось густой тенью; по лесенке верно туда-сюда перебирал кулачками-складочками так усердно, что кончик капюшона трясся, стража-призрачный малыш.
Мягко рукой он согнал его и спокойно сам полез наверх; гости столпились, затаив складки своего существа; спустя минуту хозяин уже спускался - в руках у него была та девушка.
"Все принялись меня рассматривать, жадно, жутко..." - могла б она сказать, если б сумела и ее кто-то слышал; но она послушно бессильно была в руках Красного Человека, что ждал оценки своей добычи.
Наперебой стали находить, что она "слишком худенькая", "маленькая". Человек отпрянул, он отошел торопливо в тень, чтобы скрыть... испуг - они хотят ее съесть! Но он не хотел, не думал, не хотел! Черный его силуэт притворно-невозмутимо понес девушку в сторону призрачного бара; свернул, никто не видел, только призрачные глазки, снова торопливо забрались в луну; они округлились от удивления - на что это похоже?
Это могло быть похоже на что угодно, только не на грозного, жуткого Красного Человека! Он знал это и... не стыдился этого, он не жалея оставил замок и пошел в сторону здания, с которого началась совсем новая его история; в которой он тоже увидел пронзительно мир, сколько всего доброго и хрупкого в каждой капельке дождя, крови, что тихо капала с виска девушки, пока он смотрел на нее; и что же он думал - так и осталось загадкой?..
Красный Человек пришел в здание и, уложив в постель девушку, закрыл окно, чтобы никто ее не тревожил - время поворачивалось в здании вспять, синева и лунные лучи гладили беспечно предметы в комнате, осторожно трогали его костюм из черного бархата; он оглянулся на себя - плаща на нем нет, оставил по дороге сюда...
По этому следу его могут найти; но ему расправы нечего бояться (не было существа сильнее его), всегда был ему почет и богатство, и дань; но девушка... Что-то не давало ему побежать назад, пустить гостей своих сюда; веками бел одним и один он - быть может, в этом причина? Красный Человек откинул одеяло и еще раз приподнял ближе к своим глазам лицо девушки - тихое, тонкое, его хотелось... хранить, восторгаться им, увидеть мысль, радость на нем; как никогда сильно прочувствовал это Человек и стал ласкать, целовать ее, осторожно, отчаянно-долго, до края уха доносился треск стекла, которое сорвали с окна (голодные создания ночи приближались)...
"Когда я открыла глаза, увидела странного юношу, с красными волосами, гладкими и короткими, сливавшимися с его лицом, ломанные линии черной тени застыли на в волосах и на его лице, он был одет в черный бархат... Это тот, кто выходил из замка и тот, кто меня..." - ахнула девушка, приподнявшись с кровати - она была дома, только вся чуть светилась приятным алым блеском (ее искристая фигура показывалась в зеркало); была ночь и... не сон - наяву сидел, опустив глаза, боясь поднять их и больше не суметь отвести от нее, нежно-красного теперь, маленького и пленительного создания, он, Красный Человек, ворвался сон бело-черных простыней, грязно-красных листьев.
"Я могу смотреть на тебя без опаски!" - ужаснулась она, опустившись с Человеком - глаза не покидал странный блеск; он молчал; ожидая чего-то.
Оно пришло - в рядах ворвавшихся прошел шепот, девушка силилась разобрать слова, но они были невнятно произнесены; потом они разлетелись кто куда; Человек остался; он встал и прошелся к выбитому окну, глядя в замок; на лице его блуждала мечта (наверное, девушка оценит его недотеп-стражей, переливы летающих глаз и лап, дождь и туман, ходящие тени огней и гул невидимых колоколов и шагов, рыка духов, с шелестом всегда обитавшие вокруг и внутри темного замка; или это страшно; ему привычно, но ей может быть и жутко).
Тогда можно остаться; днем равнодушно смотреть на насмешки людей, что будут указывать на его красно-черное, с завязанными глазами лицо; выходить навещать порою он будет своих слуг только ночью, когда абсолютно все уснут; ведь представлял, как ее оттолкнет, если она узнает, кто он, что делает с живыми его взгляд; он хотел этого - сносить все лишения, только беречь и быть с ней; его корона мира ночи, его сила, он осознал, не стоили ничего по сравнению с блаженством защищать ее, взглянуть на нее, прикоснуться к ней...
В будущем у замка появятся еще новые хозяева, он с ней может оставить наследников-хранителей ночного мира от остальных существ по всей стране; ведь в ней много больных, несчастных, бедных, он научит своих детей, с такими же лицами и глазами, тихонько облегчать одним взглядом муки, наказывать и уменьшать круг людей-воров, убийц... Тут же мелькнула мысль - но сам он убийца, самый страшный сын ночного мира! Все равно!.. Он снесет все и пойдет на все, лишь бы быть с ней и беречь ее...
Красный Человек подумал еще и сказал тихо, ощущая сильно бьющееся сердце:
"Можно я останусь?".
Девушка вспомнила - этот взгляд погружал ее в себя, когда она не видела, тот, кто обжигал ее им, похитил и целовал ее; осознав это, вскрикнула и прыгнула из окна, надеясь, что умрет; но воздух подхватил ее - она могла летать; обрадованная и все еще испуганная, она поплыла по воздуху, чтобы скорее забыть все, что она видела...
Красный Человек бросился за ней и протянул руки - он не умел летать, не оглянулась, позвал - полетела все дальше и быстрее; он опустился на пол и закрыл голову руками.
"Я подарил тебе свой мир, во всей четкости я красках; что утратила ты, спас от того, чтобы ты пропала больно и навек, вернул домой; и ты не разрешила такую малость...".
Он посмотрел вниз - теперь все снова пусто и призрачно, алая, что все валявшийся во мраке по дороге, роковой плащ, дымка безумия одиночества накатывала на него, он шокировано оглянулся - это не сон (неужели он и вправду настолько страшен?)! Подошел к зеркалу и взглянул в него - Красного человека не стало, один за другим гасли его глаза, руки опустились и рассеялись в облаке, по привычке бродили привидения, все ожидая, что хозяин вернется; и только маленькие глазки с грустью смотрели, как не оглянется на красную его слезу, летящая все вдаль Алая Девушка... Больше ее нигде не видели...
Темные ветки укрывали и бросали тень, создавалось впечатление, что черные руки ночи сжимали его, красный плащ тенью лежал, словно желая вернуться туда, куда ушел…
…Красный Человек…

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:45

[Gaze]

Пуфи-мир

(и тамагочи радуется любящему)

Каждый раз я просыпаюсь, смотрю на тебя и радуюсь - я у тебя есть; моя белая пушистая шерстка впитывает мое имя Пуфи, осторожно с трепетом мохнатые ушки обнимают маленький бантик (мне так красиво с ним); из всех щенят - таких разных и, быть может, красивее и лучше, ты выбрал меня).
Ты меня гладишь и учишь командам, водишь к доктору и в магазин, кормишь творогом и яичками, одеваешь в пухлые мягкие комбинезончики, выводишь гулять, позволяя нюхать и восторженно лаять, обнаруживая диковинные предметы там, играешь со мной; я самый счастливый щенок на свете!...
Иногда выхожу соревноваться с другими - в туннельчиках ползаю, перепрыгиваю через заборчики; и мне все радостно, что могу для тебя достать медальку и гордость за меня; потихоньку расту, учусь и набираюсь сил и хорошею (бываю на выставке, и мною восхищаются, что есть такой белоснежный пушистый комочек)...
Я знаю - мне с тобой хорошо, грущу, когда надолго уходишь; я в синей комнатке, на мягком пуфике, смотрю на снежинки - узор стен и думаю: "Сегодня будет все, как вчера; но... Без тебя тут совсем тихо, не покидай меня надолго; я по тебе скучаю!..".
В это время ты, наверное, смотришь на других щенков, любуешься ими и мечтаешь, вот бы они у тебя были: я чувствую это, по тому, как рассеянно мне дается миска с молочком; как вздыхаешь и смотришь в окно, не обращая внимания на время... А как же я?
Подвигаешь мне игрушку, я с тоской беру ее лапками и грызу, хочется чем-то утешиться; мое сердце живое, оно похоже на твое и потому оно хочет стать для тебя его зеркальцем; ведь тебе же будет обидно, когда тебя будут сравнивать с другими, выискивая что-то непривлекательное, разочаровываясь?..
Но ведь когда-то с восторгом ты брал меня в ручки, гладил, смеялся, приговаривая, что я - "очаровательный песик", что будешь меня "любить", не бросишь никогда! Но почему же тогда смотришь на других, устало обводишь глазами мою комнатку?..
Я ведь... Жду тебя, очень тебе радуюсь; я иногда тоже оглядываюсь на других щенят - им покупают лакомства, игрушки, водят по курортам; и у меня всего этого нет; но я все еще хочу ощущать, что я самый счастливый из них; ведь, наверняка, многие их хозяева просто хвастаются друг перед другом дизайном их модных платьиц и ботиночек, количеством медалек...
Но ты ведь не такой? Каждый день со мной, смотришь в мои глаза и укладываешь пушистые пряди на моей макушке; понимаешь, не надо мне ни салона красоты, ни марок с пестрыми взрослыми собачками, ни пюре с котлетками! Я буду принимать все, как раньше, все, что имею, разнообразный и в то же время тесный круг деньков; правда, только...
Если можно, посмотри в мои глаза снова с умилением, подумай, что в мягком забавном костюмчике я напоминаю малыша, я и есть маленький, когда-нибудь обреченный на нагрузки, связанные с охраной твоего покоя и добра, спортом, выставками с более придирчивыми жюри, ведь в один момент - вырасту, стану немного другим...
Не торопи этот момент, пока я ребенок и в пушистой белой шерсти; забавно прыгаю, встаю на задние лапки, стараясь изо всех достать до облачка, что так на меня похоже мягкостью и белизной; пока мой хвостик напоминает крохотного живого белого снежка, виляющего, быстро-быстро, как только тебя вижу; пока я еще совсем крошечный...
Я - верный твой кроха, и когда стану большим, буду радоваться, старательно прыгать и лазить внутри лесенок на соревнованиях, красиво протягивать лапки на конкурсе красоты, улыбаться ротиком, блеском носика и глазками вместе с тобой, радуясь медальке; буду слушать тебя и кушать и играть, когда тебе будет скучно или грустно...
У меня есть ты, иногда ты хмуришься, иногда тоскуешь, но для меня ты самый лучший хозяин (однажды мы встретились впервые, наши глаза столкнулись, и в душе каждого из нас родилось чувство: "Я хочу быть с тобой"); во мне крепнет оно сильнее с каждым днем, с самого момента, как...
Открываю глазки, с радостью осматривая синюю комнатку со снежинками, и смотрю на тебя (в глазах - блестинки счастья и любопытства - интересно, что мы будем сейчас делать: кушать, учиться, играть, гулять, или пробовать и потихоньку побеждать на соревнованиях иль в конкурсе; пойдем к доктору или в магазин, или гулять,..?)...
Мое сердце навсегда впитало мое имя Пуфи, осторожно с трепетом мохнатые ушки обнимают маленький бантик (мне так красиво с ним); из всех щенят - таких разных и, быть может, красивее и лучше, ты выбрал меня).!..

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:44

[zet09]

Каждый раз я просыпаюсь, смотрю на тебя и радуюсь - я у тебя есть; Вероника женаЧитаю-про меня

Сообщение отредактировал zet09 - 10.1.2015, 23:45

[Gaze]

Новый день...

Brand New Day!

...Маленькие глазки закрываются - скоро настанет новый день... Это очень странно - он уже наступил и еще не закончился старый, или это только кажется...
Глазки сонно приоткрылись, как бы боясь пропустить момент когда по-сказочному это произойдет - будет новый день; это очень интесно - по-свежему заиграют лучики солнца, по-новому зашелестит травка, но сейчас отчего-то все... Так же - синее небо укрыто одеяльцем из тучек...
Спать расхотелось - чудно, что так, необычно, в синей вышине мерцают лунным лучиком крылышки мгновения, оно разворачивается за окном в нескучные ряды домиков и деревьев, они останутся и окунуться в солнышко завтра...
Синева превратится в розовый от рассвета холодный пушистый снежок, все заискрится каждой ноткой нового действия, радости...
Нового дня...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:43

[Gaze]

Карты Отца Абы

(В одном городе, давным-давно..)

Они незаметно проникали в город; яркие, маленькие, твердые пластинки из толстого невиданного материала, на них не было привычных мастей, только картинки, и буквы, что местные не встречали в алфавите...
Отец Аба, как всегда, был сведущ и, при обращении к нему с вопросами, отвечал одно и то же: "Да накажут силы того, кто изобрел их!". Он говорил так потому, что подобная фраза поддерживала авторитет, образ благодушного и справедливого.
Был он толстым, невысоким человечком, средних лет, но с сильной проседью; в былое время исправно служил королю, теперь же... Удалился от своей кельи; учеников его не видать; город по-прежнему хотел казаться спокойным на подобные события.
Тем временем странные карты сыпались, проникали к бедняку, к честному военному, пестрые крошечные ворота в мир, где ждет счастье, нет голода и холода; так говорили люди-оборванцы, в кандалах, подбрасывающие их другим...
Череда тайн запутывалась и еще тем, что стали болеть, стареть раньше времени, умирать от страха, переполнения желудка те, у кого находили карты, несчастные были в порезах, в отвисшей паутине ледяного погреба подвала.
На это Отец Аба ничего не говорил; тихонечко и с каждым разом подходил он к королевскому трону при здравствовавшем государе, всегда такой благостный и чинный; но сейчас остались лишь наследники - двое принцев, мальчики; скучающие, не замечающие, как проходит их детство...
И, словно в наказание, среди... серых туч блеснуло солнце, лучи его беспечно гуляли вместе с принцами по придворцовой лужайке, на озере цвиркали сверчки, клокотали жабы, поминутно слышался хлыст кнута удочки (в городе было соревнование рыбаков).
Ловящие рыбу горячились, судорожно-жадно запихивали улов и все бичевали озеро. Смотреть на это было скучно и смешно. Так подумал младший принц, тоскливо пускающий камешки в воду. "Хотел бы я стать рыцарем, это веселее, чем рыбу ловить! Турниры, принцессы..." - мечты его наткнулись на... любопытство - среди камешков лежал прямоугольничек яркой карты с изображением рыцарских доспехов. Роби, его белый щенок, звонко лаял и не пускал к ней хозяина.
"Хоть возьму!" - урезонивал тот собачку, и наклонился, чтобы взять карту... Вдруг она побежала дальше, ближе к воде. "Я в сказке! Наконец-то!" - восхищенно подумал принц и протянул руку снова, по направлению к скользнувшему предмету. Роби, почуяв недоброе, опередил мальчика и самоотверженно бросился на карту, что притаилась на ростинке у воды.
Он заворчал на прямоугольник и стал кусать его маленькими зубками.
"Фу, фу! Плохой пес!" - рассердился тот и пнул верного щенка.
Тот не заскулил, как он делал это обыкновенно. Принц не обратил внимания на это и, воспользовавшись моментом, когда от пинка собачка выронила карту, он взял ее, упавшую, и самодовольно понес домой, любуясь утонченных граней доспехами.
Роби, еще больше забеспокоившийся, устремился за принцем. Тот, не подозревая беды, забыв о том, что о картах в городе ходили недобрые слухи, все смотрел-смотрел на доспехи; не помнил себя от счастья - давно у него не было такой игрушки. Впитывая глазами каждый контур доспехов вечером (принц играл с картой целый день); он воображал себя рыцарем, что, оседлав собственного дракона, летел на битву с темными чародеями и монстрами. Луна беспокойно замерцала холодным лучом - тень подкрадывалась к мальчику.
Толстая, невысокая, с черными руками; бесшумно прокравшаяся в покои мальчика и теперь приближающаяся к нему. Чуткий щенок услышал скрип двери и старательно-громко принялся лаять, но мальчик все смотрел, играя в воображении в рыцаря на карту и не слышал ничего...
Наутро он открыл глаза - Отец Аба с прискорбным видом смачивал лекарством тряпки; накладывая их на прокусанную кем-то шею принца. Тот ничего не помнил. Роби скулил далеко за пределами дворца, скучая по хозяину, которого очень любил (указаниями Абы его выгнали как "бесполезного и изнеженного пса"; никто не знал, что роковой ночью щенок защищал и лаял во всю силу, но он онемел, от карты, что пропала...
Старший брат принца, вынужденного слечь на многие месяцы, пока не поправится, взял правление королевством на себя, он тоже слышал о пластиночках с рисунками и надписями, что убивали, грабили, избивали руками непойманного злодея, город начинал открывать глаза - случай с наследником престола доказал, что небезопасно давать им расползаться по семьям, наводя кошмары и отбирая рассудок; следует ловить...
Но кого? Отец Аба показывал поминутно, какое зло кем овладевало и кто, по его мнению, распространял карты; сам вызывал я допытывать и сажать в темницы подозреваемых, больше их не видели. Принц верил ему и не мешал, он старше, опытнее, мудрее, и все же крошечный червь сомнения в Отце грыз его, когда он вспоминал, что отчего-то, когда, как рассказывали выжившие пострадавшие, из карты выползала тень с черными руками и заставляла их совершать дурные дела, он, имеющий силу и знать ее, не чувствовал, что в его защите нуждаются.
"Я не поспеваю, столько дел благих ждет каждый день." - отвечал Аба на расспросы принца, и усердно перечислял их - следует вспомнить с первыми лучами солнца, кто он, "недостойный", есть, потом подумать, почему он до сих пор живет, после подкрепиться завтраком и поблагодарить силы, создавшие его, потом вспомнить, как следует жить, почему (чтение текстов с проповедями, по убеждениям его, подвергает в пот и неимоверный труд душевный, который потом утомляет и надо перекусить опять, а потом, по закону естества - спать, "дабы не причинить вред никому и набраться сил для новых размышлений").
Келья была бедна, хотя кушал Аба сытно, одевался он в одно и то же, и не менял, не снимал своего одеяния никогда. "Но это его право!" - отмахнулся от подозрений принц и поехал развеяться в школу музыкантов (он любил звучание клавесина), там юноша взял задание, побеседовал с друзьями и поехал домой.
Стал играть, что-то не клеилось - в гармоничной, спокойной мелодии упрямо звучала нота, резкая, грубая, какой в комбинации клавиш и не было, не могло быть. Принц долго пытался исправить звучание, но нота являлась его слуху вновь и вновь, а опустить голову, чтобы посмотреть, что бы это могло давать такой звук, ему мистически не удавалось - незримый кто-то словно держал его за подбородок, твердо, давяще...
Юноша пересилил себя и дернул голову вниз - нечто опять быстро подняло ее, все, что он успел заметить - была - карта, оказавшаяся среди клавиш, изображавшая корону, от нее веяло неприятным, резким звуком.
"Это она!" - догадался принц и решил избавиться от незваной таинственной вещи, много он пробовал клавиатуру клавесина, но, будто прячась от него, частичка его с картой-негармоничной нотой каждый раз объявлялась в новом месте; часы давно били полночь - принц не спал, как заведенный, он не имел сил остановиться и лихорадочно ловил звук с картой...
Голова его тяжелела, призывая своего хозяина ко сну, но чем более тяжелой она становилась, тем больше ее держали незримые руки, крючковатые, цепкие с душащими и острыми когтями...
Принц стал задыхаться, не то от удушения, не то от страха, но долг и честь будущего короля, ответственность правителя перед народом придавали ему сил не сдаваться, все пытаться ловить злополучную "клавишу"...
"Я сожгу ее, чтобы никому больше не причиняла она вреда!" - думал запальчиво юноша, подстегиваемый зрелищем, как, очевидно, при соприкасании лепестками с резким звуком, его любимая роза, что так любила, греясь в лунных капельках, слушать его плоды вдохновения, распускаясь все пышнее и краше, теперь взяла - неумолимо сворачивались, чернея и леденея ее тонкие лепестки, точно ее жег неведомый пепел...
Он унес ее, так далеко и внезапно, как и дождь смешивается со снегом, склизко и ненастно падает он на ступени замка, темные и зловещие в свете канделябров, внизу слышится возбужденное переговаривание - вельможи и кто похитрее-попритворнее, посильнее, правдами-неправдами, опять пируют, угощаются острым жаркое и горячительными напитками, распевая слава королю, ведь, по их разумению, заболевший сонной болезнью старший и все страдающий от потери крови после загадочного нападения младший, принцы поправятся, взвалят на себя их проблемы и еще будут счастливы, что правят, это само собой разумеющееся. Между ними, бросая предупредительные взгляды, ошивался Отец Аба, никто симпатии ему давно не оказывал, да и нелюбви к себе он давно не замечал, блуждал, будто выжидая чего-то...
Руки его сжимались на складках одеяния в нетерпении, цепкими глазами он ловил мельчайшую тень, во мраке витало угнетенное торжество, его торжество; пир шел своим чередом, Аба поднялся на второй этаж замка, внизу все шумели лорды-маркизы, а на третьем трудно и скучно поправлялись наследники. Кто бы подумал, но он совсем не заботился и не переживал за этот факт; точно именно этого и ждал, что не скоро вернется государь во владения...
Отец с наслаждением прислушивался к суетящимся, мешающим друг другу, шагам слуг, в городе царила паника - карты продолжали свои бесчестия, страна лишилась принцев, темная сила ликовала... он же бродил и слушал гром, с довольством постукивая пальцами по стеклу (звук напоминал тот, что сморил одного из принцев).
"Совпадение, Аба!.. А что вы не пируете со всеми?" - торопливо-трусливо хихикнул нервно главный министр, прислушавшийся было и приготовившийся было втайне потом передать соседям сенсацию (в их стране карательного органа, кроме протектората этого незаметного, благого вида типа не было).
"Мне ли пировать, недостойному?.. - вдохновлено развел одну из привычных рацей тот и, долго задержав взгляд на спутнике министра - на вид это был худенький бедно одетый мальчик лет четырнадцати, с излишне тонкими для мальчика чертами, - продолжил - А ты б слугу своего от людей прятал - смазливый мальчонка...".
"Это девочка!" - робко поправил глупый вельможа и, не найдясь, что дополнить в раболепном страхе перед Абой, быстренько отвесил ему поклон.
"Милая" - холодно ответил его собеседник и, как тень, пошел прочь вглубь ступенек, с важным видом, в сторону пирующих.
Едва он скрылся из виду, министр прошептал девочке.
"Ваше Величество, пора!" - и, для отмаши, чтобы было слышно, послал принцессу "прислужить Отцу Абе, дабы помолился он за здравие", сам пошел в другую.
И она осторожно зашагала вниз по ступенькам, дождь делал их скользкими, а сумрак, воцарившийся повсюду - темными и утопающими в слабых бликах канделябров; девочка шла, думая о том, что сейчас гибнут, грабят, убивают, при помощи карт, она не хотела верить, что это было изобретение того толстого невысокого мужчины, что так был добр с ее братьями; зачем это ему?
По дороге в узорах рисовалась роза мучительно спавшего принца, и она жалела, что покой их страны увял вместе с ней; сквозь мороз стекла видно было беззвучно воющего Роби (немого бедняжку никто не жаловал, как не жаловали всех, кто был иной); придумалось быстренько пробежаться покормить щенка.
С этими мыслями девочка спустилась к пирующим и взяла со стола ломоть хлеба, оглядываясь - ей очень не хотелось попасться на глаза Абе.
"Дитя мое!" - раздалось на расстоянии шага от нее (выследил).
"Мне было велено вместе с Вами помолиться о здравии принцев!" - вынужденно чуть поклонилась она (интуиция ее чувствовала - она сможет отплатить ему за муки братьев, гибель их любимого питомца и цветка, народа; только следует придумать, как, а пока стоит играть по его правилам - слушаться и смотреть - зацепка откроется).
Она тщательно укрыла эту надежду за покорной кротостью и потому безропотно подчинилась, когда он взял ее за руку. Молча и грубо-напористо, холодно повел он ее вверх по лестнице, выше второго этажа они не поднялись - значит, принцы его не интересовали и он вправду мог способствовать их страданиям. Он шел, нетерпеливо и раз-в-раз похлопывая по одеянию, тихий звук раздавался, но тонул в ритме его быстрых шагов...
Свернули с общей дороги - место незнакомое, за кулисой - золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни, шелк, бархат, меха... За покрывалом - сласти и напитки, присмотревшись в темноту, как не придвигал ей мочащий Аба эту фальшивое богатство, она разглядела - "О.Аба" - это был потайной выход из его кельи, подземный туннель виднелся дальше, под землю; но неужто это он грабил, убивал, ради чего?
Ответ не заставил себя ждать - все так же, ни слова ни говоря, он стал целовать ей руку, медленно-увлеченно, невнявно буркнув только: "Все - для тебя дитя!".
Принцесса поглядела на него - от увлеченности, он перестал держаться за одеяние и не услышал, как из-под него...
Выпала карта - пестрая и твердая дощечка с изображением сердца, раздалась мелодия, красивая и усыпляющая, перемешанная с ароматом розы; звездочки, распускаясь в проступавшей синеве, приятно танцевали перед глазами.
Но принцесса помнила - все это, так или иначе, вероятно, было и с другими несчастными, и дарились им яства, и сокровища, и дурман; находили они в этом счастье, а как только признавались себе в этом - тень с черными руками отбирала все...
Она оглянулась - эти руки сейчас цепко держали ее руку, гладили и мягко касались ее губами своего хозяина, но... Он был ей не то, что не любим - мерзок; только это не смущало его (много, знать, натворил картами Аба, чтобы отступиться от замысла покорить принцессу).
Она поняла - его не интересует ничего, только покорить город и народ через нее, допустить это означало предать свое королевство, а ведь, хоть она и не имела полномочий правителя, теперь она одна сможет победить коварного Абу, избавить всех от его карт, но как; мысли путались, высвободить руку из хватки противника невозможно, или почти невозможно...
Девочка с силой рванулась и, отталкивая Абу, соображала, что же делать (краем глаза она заметила, как тень, яло-черная, с примесью грязи выползла из карты с сердцем, сорвав бело-золотистый полок, готовилась зачеркнуть карту города, преобразившись в жуткого образа короны субстанцию.
Принцесса ткнула в нее ножиком, не слушая угроз и уворачиваясь от рук темной души Отца...
Он, издав глухое эхо, рассеялся веером из прямоугольничков пыли, больше... никто не видел ни его, ни жутких...
Карт Отца Абы, что, когда-то...
Незаметно проникали в город; яркие, маленькие, твердые пластинки из толстого невиданного материала, на них не было привычных мастей, только картинки, и буквы, что местные не встречали в алфавите...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:42

[Gaze]

Эффект гуппи

(Внутри нас.. -

С ним сталкиваемся так часто, что он перестает быть заметным и настораживающим, тихо разрастался он в далекой цивилизации, что находилась...
Внутри человека, что... уснул, утомленный его действием; выглядело его лицо спокойным и довольным; ничто не предвещало в нем трагичное; и в умности глаз, речей не было...
Казалось, ничего, что роднило б его с этими маленькими пестрыми рыбками; вероятно, они знали, насколько ими восхищаются, насколько красивы, потому, не задумываясь, ели себе подобных...
Еще было время это остановить, и из глубин цивилизации послали человеку нескольких существ - крошечные и незримые, перемещающиеся вместе со своей параллельной Вселенной...
Они наблюдали за человеком - как он встает, кушает, говорит, ходит, зачем тревожит разных, себе подобных, что его от этого процесса тревожит, что радует, что огорчает...
"...Нашего питомца, психикой посложнее гуппи, огорчает, когда не по-его! - продолжал читать заунывную лекцию новичкам цивилизации Доктор Эго. Этот человечек был с писклявым, вечно кричащим голосом, и таким, что...
Можно было не сомневаться - вряд ли он способен любить что-то или кого-либо, кроме своих обязанностей; деловито поправляя очки, это существо в белом халате показывало кабинет за кабинетом, что были...
В сложном внутреннем мире человека, только-только родившийся в их проекции - кладовая с причудливыми пузырьками, что непрерывно меняли друг друга, напоминали жемчужинку, если б это было мировосприятие гуппи...
Некоторые были чистыми, как снег, хрупкими, другие - массивными, мало сказать - давящими; и оглушительно отбивали ритм о друг дружку, паря и толкаясь в воздухе...
"Как грустно, что белых крох не видно, быть может, потому человек не обращает на них внимание?" - тихонько вздохнула единственная девушка группки ученых-прибывших управлять человеком, Сенс-Мемориа.
На это Доктор промолчал, мелкое никогда не подлежало вниманию - читалось в блеске его вредных очков; это знают и рыбки, именем которых назван эффект; изучение его, похоже, заходило в тупик...
Прошли по другим комнатам, где постоянно смешивались соки, в которых, муравьями-мушками копошились цифры, буквы, звуки и изображения; местами они складывались в мысль, но чаще образовывали нелепость...
Заглянули и в комнатку, прочитав код в одной из трубок сока - "все - непохоже и одинаково" (фраза показалась противоречием; на миг оттуда точно выплыла гуппи и, важно проплыв мимо ученых, махнула хвостиком).
Самый молодой член группы, Виртуа-Д впечатлился зрелищем - "Неспроста, неспроста!" - только и мог сказать юноша, потупив взгляд, он не мог себе объяснить, откуда мелькнула рыбка, как она оказалась тут?!..
"Да это ж порождение с жемчужинки!" - вновь на павлиний манер выкрикнул Эго, довольный, что подчиненные растерялись - дни-ночи круг деятельности не давал никаких наводок - и тут - вот вам!..
"Так что неспроста?" - пожилой Фанта Фик осуждающим взглядом пробуравил Виртуа-Д (юноша был ему неприятен за стремление к своему изобретению, в то время как ничего он и не изобретал, украл у Фанты); ситуация накалялась...
Белые крохотные жемчужинки не исчезли! Они проплыли через еще множества сооружений-парадоксов, и хамелеонные маски-стены с маленьким камнем у червячка-ручейка, и синий снег в солнечной буре...
А гуппи мелькала, и это настораживало созданий далекой цивилизации, только сейчас почувствовавших, что их наблюдения - цветочки по сравнению с реальностью...
Реальность шокировала - рыбка жадно заглатывала породившие ее когда-то пузырьки, без разбору, хоть они были такими разными, маленькими и гигантами, перелившимися и чистыми, как лист...
"Пророчество сбылось!" - слова в хаотичных соках действительно оправдались, человечки теперь стояли, как скованные - они чувствовали, что время упущено и эффект гуппи не поддается корректуре?..
Доктор Эго оставался невозмутим - он все водил их по лабиринтам почти бесконечных и неясных сооружений (глаз, вкус, интуиция,.. все имело иерархию и мотивацию, все необходимо было изучить, чтобы победить его...
Расползавшегося с лопающимися пузырьками и бесшумном парении рыбки: выведшаяся и окрепшая рыбка набрасывалась на взращивающие ее явления, предметы, тени других рыбок...
"Все для питомца - лишь его тень!" - гордо заключил Доктор Эго и... Теперь все раскрылось - подманив гуппи, он сел на нее верхом и... точно растворился в ней - теперь свершилось...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:41

[Yandex Bot]