[X] Помощник

[Gaze]

Перо Де Сада

Мне всегда казалось, что я могу читать женщину - как на нее взглянуть, чтобы она поняла, что через глаза на нее накидывают сеть, из которой не вырваться; как понизить голос и подойти; и не каждую, только эту... О, вот мне дают снова задание развлечь публику, м... Ну, остается только включить образ приевшийся, но прижившийся - надеваю одну перчатку и беру в руки хлыст... Тренируюсь перед зеркалом (смешно, но надо, капризы не выполнять чревато) слышу тихие съежившиеся шаги сзади (так и знал) - "Иди сюда!" - от волнения немного щелкнул себе по пальцем плеткой. Покорно подошла. "Ты не бойся, все быстро закончится!" (она осторожно положила мне голову на плечо - согласна)
Обдумываю - насколько будет опасно для меня и ее, как сделать, чтобы не зайти далеко, как? Поглядываю с нездоровым интересом на кучу веревок, которые готовили для очередной несогласной и инквизиционного процесса (что ж, возможно в эту ночь она будет молиться за спасение ее души в благодарность за оттянутую казнь) "Сюда! - рисуюсь перед помощниками палача, держа ее в руках с хищным видом, - Я сказал, быстро сюда веревки... вы, быдло!.." Отдуваясь, торопятся исполнить приказ, помня мои недавние попадания им по лицам плеткой). Таким образом, у меня есть эти витые змеи рук человеческих (дрожат руки, они что-то явно делают со мной - начинаю теребить ворот рубашки, бросая взгляд то на них, то на нее... "Ой, кажется, я покажу тебе!" (заставляю себя очнуться - тьма наступала и канделябры зажигались, как нечто внутри (пора)
Прибыли. Король и свита обпивались вином и запихивали в рот сласти, требуя и зрелищ "Ваше Высочество!" - поклонился, помахивая хлыстом - вышло пару молодцов, которых нанял себе в слуги в клобуках, куцых плащах и вкатили деревянную конструкцию, после еще одного шлепка об пол - удалились, манерно вручив мне повязку и перо (где они это взяли?) стараюсь скрыть растерянность за деловой подходкой, откуда они взяли? Но некогда задавать вопросы, надо действовать) "не бойся, это быстро закончится" Не хочу, чтобы она все это видела))) повязка, да... Завязываю глаза и поджигаю кончик копья - спаиваю для крепко те веревки, которыми ее привязали, снова щелкаю хлыстом - может, пламя достанет их? Промахнулся - свечи горели мимо знати... Ну... Я вас еще подпалю!
Задумчиво верчу в руках перо - контуры мягкие и просятся поскользить по чему-то мягкому... Что?! Ой, сам от себя не ожидал, назад дороги нет - щелк, осторожный и максимально быстрый, чтобы сделать разрез ей на платье, без ран, сделаешь царапинку - руки отобью - грожусь себе. В несколько приемов все же удается сделать прорезь в ткани. Через нее забелело тонкой и приводящей во взбудораженное состояние кровь тело - от шеи и еще ниже середины живота. Что-то перестарался, может, ранил, только незаметно капельки алые не всегда процеживаются сразу... Нет, надо проверить... Надо что-то белое и безвредное... Перо... Упал снова взгляд на перо...
"Надеюсь, у меня отсохнут руки после этого))) - мысленно очень яро себе желаю и, все внимание бросив на жеманство перед равнодушной миной короля, любезно ему выделываю словесные кренделя, рукой осторожно провожу пером по всей длине ее туловища ("Не смотри, смотри на государя... Ведь это просто ему утеха, его деньги и он главнее, а только взглянешь в сторону пера... Лучше тебе не знать..." до уха сквозь перелеты всяких фраз долетает срывающееся громкое дыхание (знакомое, знакомое, хлыстом мне по мозгам!) прислушиваюсь - просится, просится вовнутрь оно, поднимая восторг и край страха - это от боли? Оглядываюсь - нет, перо чистое, легонько касается ее ключиц...
Посмотрел все-таки, оплошал ты пред собою, бравый маркиз, давай по рукам, как уговаривались - смиренно вступаю в монолог самим с собою, стараясь отвлечься от впечатлений, и их анализа (ничего странного, нет ран, нет оплошности кисти, чего ж такое волнение?) король начинает довольно осклабляться, знать - с удовлетворением пошушукивать и посвистывать, хороший эффект, да... Неспокойно - неспокойно было оглянуться! И снова и вновь всплывает в памяти как белое, легкое и пушистое, перо как летит вниз, еле касаясь ее... Как же забыть это? Отдергиваю руку от него, как от жалящего, как от жаркого, жуткого... Лети с глаз моих - щелк хлыстом в его направлении, и вправду полетел, но сделал круг и четче прислонился к животу (слышу короткий и тихий задыхающийся будто звук - от нее!) Что я натворил?!.. Похоже, я не обманывал себя и угодил ей в самое чувственное место!..
"Попал!" - ликовал и дрожал голос внутри меня, что ж, я могу делать все, что захочу, с ней? Конечно - отвечали перепаянные веревки, подставки сооружения, делающие ее беззащитной, об этом говорила и повязка на глазах... Ты же чувствуешь, мужчина, как она прельщает возможностью безнаказанности - и все это как бы во мне с одной стороны, наносящей хлесткие удары по психике. С другой - ты сдурел, быстро говори королю, что шоу окончено, а то он сейчас превратится в пожирающего глазами тролля, жирного и упрямого, вот тролль увидел девушку, да еще такую небольшую ростом и весом, хорошенькую, первая мысль какая - правильно, похитить! А для своего удовольствия, не более, потом он ее бросит в подвал и под топор... Ты этого хочешь? Нет? А чего, чего же? - метаюсь между этими половинками, не зная, что делать? Что сказать проще: "Игра окончена!" - но... Я не делал прекращения игры!..
Не желал - мне уже было интересно посмотреть на нее, когда легонько провожу пальцем в перчатке где-то посередине груди - робеет, чуть отшатывается, но убежать не сможет - крепко в доску привязана за руги и ноги к деревянным штукам, чувствую как через повязку у нее зажмуриваются и закатываются закрытые глаза. "Тебе неприятно? Подыгрывал какой-то игривый голосок внутри, и с энтузиазмом проводил ниже рукой без перчатки - никогда не думал, что простое касание может давать опять на слух болезненную дрожь, она побледнела... "Перестань ее мучить, останови игру" - шептала совесть, и в борьбу с ней вступали раздумья - мука ль у нее, у меня? Только приближаю лицо и руку - она как интуитивно ловит мое стремление замирает и чуть даже подставляется моим касаниям, едва-едва они происходят - безуспешно, как неожидавшая, начинает пробовать вырваться... Дразнит... Иного слова нет, дразнит, сильно, очень, так, что хочется взять хлыст и смести им всех, кто глазел на мои расширяющиеся зрачки в этот момент, да попасть в лицо, по глазам, а повязку потом не дать, накрыть ею глаза или себе или ей, а то нет сил выносить это - прятки с тенью себя мучили, ох как мучили...
теперь не видел ничего, кроме ее, ее живота и, не думая, решил потрогать его губами... Ошеломительно - по ним побежал тонкий пульс движения, как будто внутри меня он проник и заставил боится сердце чаще (даже королю завидно, но пусть только подойдет - я его ударю, меня отправят на костер, а мне... Не страшно... Весь мир сосредоточился для меня в мгновении, когда могу так близко приблизить к ней лицо, что щеки и губы трогают ей живот (упоительный мягкий, тонкий, кто придумал тебя, мой соблазн? Ты - в нем или я?)
" Эй, Вы забываетесь!" - доносится с трона и завистливо-изумленное шушу снова возмущенно поднимается волной. Совершенно верно - я как в забытьи... Вижу, чувствую, осязаю (у нее был аромат нежного сна, только спустившегося на ресницы, какая ж загадка еще... А какая ты на вкус? - тихонько притрагиваюсь языком к животу, по которому мелко бежали капельки (искорки, тонкие, как алмазы... И их возьму, все украду, всю ее, а вы не успеете!) они были мягко солеными, отчего-то отдавали сладким и не утоляли жажду (пересохло в горле - так, что как глотка онемела... Хладеет и дрожит (и она что-то чувствует)...
Ну конечно - по ней давяще веревка... Но надо еще успеть закончить игру, я успею - щелк - беги скорее, я отпускаю тебя! Она падает с высоких перекладин приспособления - вновь ко мне в руки, тихо прижимается, "успокой меня! Я еще живая?" - "Да" - вздыхаю я, запустив кнут в подсвечник, чтобы свет погас... Темно, гул погони и маты по кровавому слепому поиску людишек, что не получили всего себе и только сразу, меня ищут и уже не оставят будь я с пудом золота (я разгневал короля) невидимо зреет эшафот и подпаленный хворост со столбом и с ужасом отражается в ее глазах... "Я пойду с тобой в месте!" - тихо говорит она, давая себя поцеловать тихо и глубоко. Прощай, дверь закрыта изнутри (я пожертвовал кнутом в качестве задвижки... Она открыла мне дорогу в огонь... Черный, душный, визги и холод ветра уж не надо мной, но отчего-то... Мне все еще тепло и хорошо, так, точно я все еще осторожно касаюсь пером и глазами ее, ее живота...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:05

[Gaze]

An Angel s Profundis

" Прости меня, я лишь увидел тебя...
Однажды, когда мне стало тревожно... Снова было царство зимней белой грусти... Мне не хотелось, чтобы тихие следы печали пришли и в твою дверь... Давно тебя знаю, мне светло на душе, когда вижу твою улыбку... Сейчас ее нет, ее словно украла белая зима... Такая красивая, сверкающая кружащимися снежинками... Она позавидовала твоей красоте... И украла ее... Твои руки бледнеют все больше (ты болеешь, все тяжелее и тяжелее)... Могу ли не терзаться этим?..
Когда-то, ребенком, ты любила бежать вслед за моими крыльями, осторожно, только чистыми глазками, очень нравились тебе эти белые перышки, что украдкой летели в закате, точно розовые лепестки и касались твоей руки... Словно танцуя мысленно с ними в мягком ветерке, ты смеялась и радовалась каждой капельке этого причудливого белоснежного дождя... Снежинками купал тебя в себе свет, что легонько опустился на крылья...
То был я... Незримо, мягко обнимая твое маленькое сердце ими, играл с тобой в волшебную зиму, где всегда тепло, где ласково баюкает колыбельную ветер... И облачко рассыпается сказочным воздушным листиком, там, быть может, в твоей мечте (я хотел подарить тебе ее)... Теперь все это унесет зима? Не жаль мне ничего... Только... Тонкое биение твоего сердца осторожно нащупывает себе нить секунд...
Хочу вновь укрыть тебя ими от зимы, вернуть солнце, весну и усыпать твой сон солнечными звездами... Зима, зачем ты ревнуешь к своим цветам, так же холодно и тихо забираешь ее раньше белых нитей в ее волосах? Хочу крикнуть тебе - пожалей, но безмолвствую (не услышишь за ветром и снежной, все несущейся бурей)... Ты отпусти ее, забери меня!..
Лечу, не смотрю вниз, стыдливо отведя взгляд - мне обжигает руки солнце, стрелами роптающих на него попадает мне в грудь все, от чего оно тяжело уходит за белые занавесы снега, больно... Но я радостен - ты снова видишь солнечные ниточки... Тонкими перышками проливается свет на твои щеки, им тепло (что мне еще надо?)... Ты осторожно идешь, как в детстве и тянешься к свету... Скоро закат... Ах, нет... Остановись, время - я хочу быть с тобой, на этой странной белой земле, где равнодушно блестит снег и где солнце теряется в падающих тенях!..
Я вновь увидел тебя - худенький, светлый лоб твой, казалось, ловил момент, когда надо понять - все проходит (день ушел за ночь...) и вместе с этим - будто бы бесконечно, странно в солнце вьется мягкий, нежный снег (то мои крылья)... опускаешь взгляд, увидев меня и осторожно ловишь перышки, подаешь мне (ты веришь, они вылечат мои раны), не жалея, что непослушные, они снова взлетают и не хотят покидать тебя в своем танце... Не бойся, я не потеряю ничего, даже если мои крылья станут не теми, пока ты со мной... Можешь не бояться зимы, не бойся ничего - я с тобой...
Спешим скорее, я унесу тебя туда, где всегда будет тепло, где укроет от страха и грусти свет, бесконечный, сияющий свет, где белоснежные лепестки не когда не похолодеют, став розовыми в закате! Возьми мои крылья и лети, не оглядывайся! Я вернусь к тебе, только возьми их, спаси себя от зимы!.. Пусть охраняют тебя их перышки от острой высоты, успокоят твой хрупкий лепесток души... Прости меня, я не могу остановить зиму, но... Все еще верю - она не тронет тебя, ты успеешь... Обнимаю тебя (тебе холодно!)... Коварная зима, за красоту свою хочешь жизнь!.. Нет!..
Я спасу тебя (не бойся, все будет хорошо) не смотри вниз... Бережно держу тебя на руках и спешу назад, в заоблачную высь, пока снежные тучи не закрыли ее собой... Крылья режутся о снежинки и цепенеют... Мое сердце останавливается (я не хочу разбивать их об снег реальности, не хочу... Но... Ты потихоньку замираешь у меня в руках, совсем холодно тебе)... Прости меня!..
Тихонько возвращаю тебя в заснеженную постель, смахиваю жадины-снежинки, что заполняют собой пространство и кладу, укрываю... Мои слезы текут по твоей руке, падая и превращаясь в... Нежно-белые лепестки, точно перышки... Вспоминаю тебя, твое сердце, лицо... Теперь все это такое тихое, как лепестки, что пугливо улетают... Не покидай меня, я с тобой!.. Тихонько целую тебя и улетаю, тяжело, мучительно быстро, не могу смотреть вниз... Гляжу только вдаль... Там ты меня ждешь, там мы будем вместе... Всегда, там... Где переплетаются мягко-розовые лепестки и белые перышки моих крыльев (они разметались... Они спешат снова укрыть тебя от зимы, навек...)
Прости меня, я лишь люблю тебя…»

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:05

[Gaze]

Akillies s Passion s…

…Опускается взгляд, ее глаз, ниже, и чувствую я ее все ближе, тяжелых слов ненужный шум улетел в закате послебранном, я вижу себя, в зрачке карих глаз, в ее, нежданно - и мнится мне, как тяжелая стрела пронзает, мой покой твердой гортани и члены ослабляет...
Короткий волос ее ночи темней, зовет он, зовет в нити хмеля, и тоскую я, трепету покоряясь, шепчу ее имя, робея...
" - Патрокл, и ты, как и я, от холода бренного боя, одиноко пьешь чашу страха, рискуешь за царя собою... Не касайся меча боле, ты устала служить мойрам, вмиг они могут и тебя забрать, станут игрушкой их воли прекрасные твои плечи и губы скует пламень костра... И я грешен, и смертен, и я метаюсь меж Орфеем и сиреной тщеславия для духа... Но жизнь моя пуста, покорюсь, клянусь, тебе, убей, если я докучающая вам муха... Но если ты, кладешь меч, раба-воина жалея... Молю, приди в мое объятие, я убийства в беспамятстве для тебя посею...»
- Так говорю и тихонько касаюсь ее губ взглядом дрожащим (пусть, если хочет, отвечает молчаньем коротким и раздумья, но чувствую - все, одним лишь касаньем, я смогу запечатлеть на маленьком найденыше... -
"Любовь это скользит по ее дыханью, как чудо, потаенное в очах Афродиты, оно манит, ведет за собой и теряет мой ум, как по пересечениям углов Крита... Потеряю я свой неровный вздох в поцелуях - пусть, скорей... Я впитаю в себя жар стрелы Купидона быстрей"... Тихонько она подходит положить на склоненные колени мои веточку оливы и уйти... Но нет, ни за что мне не упустить мига, в котором так сладко в царство дурмана прийти…
Успел я догнать земную славу, докучила она мне тоже, смотрю, нет слов, и глаз мой - точно язык, все трогает взгляд, как он, кожу, и томно и дивно, и кроткий миг - ты у меня в руках... Теперь я знаю, когда далеко от нас, зажигаются звезды в облаках... Тогда царство мною забыто, и тени убитых молчат, тогда сотни биений сердца "восторг, желанный плен" говорят...
Хотел бы я найти тот бич незримый, который навек свяжет нас в минуту битвы нелюдимой, он укроет щитом неги всякий кровавый и пыльный зной, хотел бы я из уст твоих услышать тихое пусть "царь", но "мой!" Да не прошу движеньем рук ретивым служить на верность Агамемнону, мне, Греции всей... Взгляни. Не бойся и взгляни осторожно в движение рук робких (молит оно, безмолвно - будь моей)
Прощу тебе тетиву остру, и стрелы, что ранили моих солдат, прощу, куда б не спрятала ты нежность шеи своей - своею вмиг я ее найду
Не воображаешь ты, как сотни чувств моих скверных угасли, от прелести твоей нагой шеи, сбросившей тяжелые латы, так ты возбуждаешь бросить свои к ногам Аида и сказать: "прокляни, но дай миг прикоснутся к ней"
Мы будем у него вместе, так что ж бояться, и славная река времен не вспомнит нам наших перебитых ран, Но кажется мне - утихнут они и в его мрачном месте, если я окунусь с головой в беспамятну реку, обнимая тебя
Касайся, касайся рукой пяты моей смело - от этого Дионис вливает мне в душу вино, каких Олимп никогда не ведал... Лишь шеи твоей дрожащая мягкость таит что-то во мне, можешь упасть - я подхвачу, лишь рядом будь, так близко, чтобы она, шелк, точно дурманящий для ласки, касался моей...”
- Так плакал я, не зная счет слезам, вспоминая жгучие минуты - когда ты была со мной, была жива, и не постигло тебя ложе Проскрута (Гектор, злодей, ты ненавидишь меня, уже ль видишь меня во всех) так пусть же боги покарают тебя, что за моими латами украл навек ее жизни смех... Память, ты - моя богиня, не оставляй слабого царя, придай силу мне для мести, чтоб вновь быть с той, ради которой долг забыл, любя...
Ты точно заплатила Харону и за меня - не стоило, хрупкое, неразумное дитя, война не стала тебе укрытием от горечи, как не нашли дары от деревянного коня..
Ненавижу свое оружие, и все эти раздоры царей, как черная молния ночи нарушает покой морей... Патрокл, мечта моя, жизнь моя тихая... Не забуду ни твоего уставшего бега (свои - чужие - ты металась пусть) не видать мне твоих глаз как дальних стран снега... Стрела пускай б пронзила меня тогда, твоя, мне не было б и мига вопля боли, но почести костер, не вижу за монетами (и благо) - никто не видит в искрах вихрастых огня, как... моя шея у твоей, незримо, навсегда…

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:05

[Gaze]

Sleepy Girl…

… - Сияние тепла, молочно-солнечное... Оно родило тебя, одно из самых красивых существ на земле...
Ко мне явился ты, вложил в меня осторожное касание к занавесу сияния...
Тихонько, рассеивается оно предчувствием (твое сердце бьется в нем незримо
вот-вот оно укроет меня облаком робости (ты почти пришёл, и не смею взглянуть на тебя) словно странствующей звездочкой в ночи качается кончик мягкой кисточки (осторожно крадет она у грезы следы, нежно-розовые, белоснежные следы) и волшебным ключиком открывает мирок за дуновением завесы... Там - ты!..
Сильные черты твои не хочу от глаз отрывать - мягко-белоснежная линия родила твои глаза, синие, огромные перла магической луны...
Ты рядом, чувствую, погружаешь меня в себя, обволакивая мои глаза, мою душу светло-светло, точно крем, воздушным цветом... Твои щеки, волосы, это все как во мне...
Тиканье часов сливается с тобой в одну колыбельную, я мысленно глажу тебя в ней, тихо обнимаю, осторожно, чтобы не спугнуть и лепестка той бесконечной мягонькой приятно-белой и розовой частички тебя...
Ночь с тобой превращается в море синевы, тонкими волнами пробегает по ней мерцание звезд, хотела б, чтобы это море не улетало листиком от зари... Аккуратно касаюсь твоих глаз - ты - живое сердце белоснежной тишины - успокаиваешь мои тревоги...
Возьми меня в себя, унеси в бесконечность штрихов, светлых, мягких, теплых, осторожных (то твои шаги)
Но... Ты останешься за завесой сияния сна... Жду тебя вновь... -

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:04

[Gaze]

...Банановый... Луи...

... Просто светится счастьем - ему приснился его родной, неповторимый...
Ресторан, в нем сияет банановое солнышко (конечно, это отражение в бокалах с коктейлем); он почесал глубокомысленно макушку с потешными ушками - как интересно мир смотрится сквозь призму банана: вот идет Балу и Баламут - они утонули в сочно-желтенько, сладком свете, безошибочно проходят сквозь лабиринты граней стакана и бокалов...
Каждая - пересечение разных формочек, цветы, облака, дымка из одного мирка, так понятного обезьянке - там - ресторан - с бананом...
Большим, маленьким, веселым и задумчивым, ярким и тонким, увесистым и простым (на вкус и радость каждого найдется он - восхитительный вкусный дар джунглей - далеких, родных и загадочных, разнопестрых)...
Луи представил себя в мире банана - там так уютно, мягко мозаикой россыпью стелились тропинки из приятных ломтиков, вместо звездочек - крошечные переливающиеся монетки из фрукта, мягкого, желтого, банана...
В ресторане было потише, поскромнее, там не было экзотичных этих лиан, цветов и плодов - были столики, музыка, суетящиеся беседующие и угощавшиеся посетители, и только аромат и вкус царил и погружал в мистерию...
Граней стакана или бокала, сквозь который был переворачивался мир и погружался в каплю бананового коктейля...
Тихонько он принял в сердце эту мысль, спеша проснуться с ласковыми солнечными лучами, к друзьям, на работу; такими же воздушными, как и восхитительный кусочек фрукта, рассеявшегося, точно по волшебству, в...
Экзотическом напитке, приготовленном по рецепту шеф-бармена ресторана...
...Бананового... Луи...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:04

[Gaze]

Затерянный в... сыре...

... Осторожно открыл глаза и постарался не вдыхать запах, зовущий, сильный, так знакомый (где-то снова был он - его желтый, сочный, кругло-треугольный, властитель его усов, ротика и глаз)...
Рокфор с огромным удовольствием всегда кушал аппетитные кусочки одноименного лакомства или другого сырного великолепия, кушал так, что от наслаждения едва не проглатывал собственные лапки и усы, медленно, любуясь каждым мигом, пока кусочек вожделенного продукта питания не исчез в, приятно теплом пухлом, пузике...
Но вдруг он осознал - внутри рождалось и крепло чувство, что затерялся в сыре, в экзальтации погони за ним, за его вкусом, запахом (во сне - предвкушение, какой сыр скушает завтра; "завтра" - ни один из его видов не смел ускользнуть от его взора, и кушал, кушал, кушал...
Рокки представил, что он в море сыра и можно купаться в его желтых, пахучих волнах, угощаться и радоваться от этого жизни (жует, жует, жует, усердно работая плотными щечками, без паузы...) Мышу стало скучновато, тяжело - но запах, вид сыра не давал ему остановиться... Ел-ел-ел, ему было страшно, что сырный океан не имеет конца, и отважно продолжал кушать, надеясь вырваться из него...
Рокфор, хорошенько представив себе это, поспешно спасительно убрал от ротика припасенный кусок сыра, счастливо вздохнул - впереди еще столько дел, свежий воздух, друзья... А покушать он еще успеет, главное, не превратиться в...
...Затерянного в... сыре...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:03

[Gaze]

…Domino Dancing…

...Я не могу слышать его - стук падающего, точно бесконечные ступеньки, друг за другом, ряда белых квадратиков, скрепленных одной миниатюрной площадью и сочетанием черных точек на своих гранях (кости падали, путались, смешивались роем)...
Они точно страницы перелистываются в мгновении, с каждой секундой падают цепочкой, как круговорот (день и ночь слились в нем, как иронично - напоминают о тебе - старался не замечать черных точек в них, меня привлекала эта тонкая, правильная белая грань, быть может, это ты?)...
Когда мне хотелось построить собственный мир, в котором было бы сказочно и хорошо, я смывал усталую пудру фальши и осторожно складывал фигуры из домино, когда-то они и не соответствовали правилам, но забавили, утешали, заставляли забывать одиночество (я отпустил свою иллюзию - волной, как костяшки домино, побежали горечь, страх, судорожный анализ: "Это из-за меня!..")...
Перед глазами ослепляющими бликами из утихшей боли складываются ходы памяти, как в игре, этом лабиринте абсурда логики, в образе этих костей - тройка, пятерка, четверка; меняются местами, говорят - тогда был закат на море, и тут же напоминают - падали звезды и ты загадал желание, боялся в него поверить, но тоскливо все звал в свою душу... и нечто внутри молит себя же - забудь, забудь!..
Рассматриваю ход домино - его четкий и завораживающий танец - точечки складываются в слова, невысказанные, тихие, все они казались одним, робким "прости", и... На миг точно он остановился - разглядел два белых квадратика вместе без единой точечки (такие не похожие своим невидимым, скрытым узором, и вроде каждый видит, что они одинаковы, похожи, и что они очень рады, что похожи - белые и вместе, однако... В этом - пустота?)...
И, как аплодисменты повседневности в маске праздника, перед ними и после них - доминошки с изображением шести, двух, пяти, четырех... - Юркие причудливые божьи коровки сказки в синеве, где все еще чувствую, как падают звезды и море дарило нам их в ласковой теплой пушинке пены, и отдельные искорки терялись в твоих локонах (тень, их тень ловлю в шелесте падающих компонентов дорожки бело-точечного, пути-загадки)...
Останавливаю. Цепочка стала дрожать, она все еще стремилась бежать, каждая из косточек хотела опередить другую, красиво упасть перед другой, будто роднее ее не было ей никого, что бы это значило? Домино упало и стало кучей хаотичных, даже жутких смешений точек, словно мстило за то, что я посмел остановить ход его танца, и не скажет никогда, что само побудило меня к этому (с трепетом посмотрел на два квадратика - и они вместе, и всякий скажет, что они похожи, неотчужденны друг от дружки, но в каждом из них, белых - по одной-единственной точечке, смотрящейся маленькой и беззащитной, пугливо и кротко стояла она с соседкой, смотря на нее, но глядя лишь в себя, была между ними черта...)...
Такие они, похожие на других и особенные, я спасительно-тихонько ловлю ниточку смысла - похоже на звезды - и они сияют, каждая, чтобы привлечь больше к себе твои глаза, и одинаково безразличен им холодный Млечный Путь, где они складываются причудливыми, разными созвездия и, туманностями, и все равно падают, одинаково, как и сияют похоже, падают друг за другом, как слезы во мне...
Они все будут так и дальше, как тогда, когда море купало нас в лунной дорожке и мечтах, шум его превращал в шепот твои слова, я их слышал, но... Все рисовалось мне, как будем вновь наедине... так же и костяшки все будут сыпаться и смешиваться, как и тогда, я слышу их строгое нарушающее тишину цоканье, но воображение мое просит послушать чутьем теплые беседы знакомых, ценные замечания отца (только они теперь далеко - как доминошки, несся я вслед за стремлением и никого не слышал, оглядывался только назад - успею ли?)...
И не поймут костяшки, что не стоит торопиться, все зависит не от них, а от общего хода игры, они - просто забава! И волшебство их танца - мой сон, как и синева моря, в моменте, где мы... где я тебя укрываю, осторожно целую... где ты капризно отодвинулась и снова, вновь перебирала домино (привлекают, увлекают, бело-тотечный цокающий его танец)...
Он все идет своим чередом, как день, ночь, думаю - так и надо... Так легче, проще, так у всех, но... Душа просит у него: "Прости, я не забуду!.." (бережно запускаю вновь домино, с мягкой грустью вслушиваясь в умиротворяющий его шелест - пусть, я все еще... помню тебя, очень, как наяву вижу твои глаза и улыбку (прекрасный твой цветок настроения - и его ты подарила не мне - моему поражению в игре)...
Ты увлекла меня, усыпила и пленила: подвластен мне каждый твой, каждую костяшку могу поставить на место, какое хочу, и это мои права, но это же ты, ты для всех, и... забираешь всех, домино... Ты забрало ее и оставило со мной, как странно, словно твой танец...
И наблюдаю, наблюдаю его, в тишине его страницы рассказывают мне мои ошибки, мои надежды, мое сердце (удивительно - ты - мое сердце!)... Слушаю тебя внимательно, храню во взгляде каждое твое движение, теряющееся среди падающих бликов звезд, и частичку, бездонное, черно-белое, бегущее вперед море сказки... (...спасибо, что ты есть)...
…Domino Dancing…

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:03

[Gaze]

Chase the Sun

...Жучок открыл глаза - по листикам пробежал лучик, греющий и нежащий, тихий, как капелька, тоненькая ниточка мирка бесконечного мягкого облачка света, но вдруг он побежал, как пушистый зайка, переливы его сияния все еще были в его глазах...
Прячась в другом листике, и он бежал вдаль, листик летел, как лепесток, кружился в ветерке, высоко, как мгновение, завораживал взгляд, он, точно торопился куда-то...
Маленькие глазки малыша опустились - как удивительно, только был совсем рядом, а сейчас - скользнул далеко, сквозь снег, капельки дождя, и возможно, что-то хочет сказать...
Солнце как на прощание погладило крылышки крохи в нем? Жучок осторожно прислушался к себе - так ли это, если оно было рядом, и летит, торопясь, как листик, в лучике...
Он внимательно посмотрел - казалось, он сам летит, только незаметно, одними глазками, за ними, осторожно касаясь тропинок в травинках, дали леса, окутанные белым светом... их тепла!
"Ничто не прощается!" - с радостью в сердечке подумал жучок, глядя в этот большой и удивительный мир, который бежал вместе с солнцем, казалось, храня в каждом своем миге загадку...
Он храбро полетел, не оглядываясь, забыв про чуть мерзнущие от снежинок крылышки, так старательно, как мог, ведь надо, надо успеть, скорее... лучик словно ведь еще касался его спинки и усиков, дорожкой вел его за собой...
Где-то впереди алая дымка поглотит его (совсем нестрашно, бережно вбирает в себя точно воздушные очертания уходящих в горизонт пейзажей - это закат)...
Жучок осторожно потрогал усиками его лучик - как тепло, все еще тепло, хотя занимается синева сумерек - это не прощание, что-то еще впереди, он чувствовал, еще впереди...
Он вдруг ощутил - лучик все еще летит, по магическому и незримому кругу времени, где звезды возвращаются снежинками, ветерок - переливами капелек дождя, а он - листиком, алым, легким, летящим вдаль, то будет...
Рассвет! Жучок успел, присел на травинку, ощутив, как не то снежинкой, не то звездой гладят его спинку сотни мерцаний светлого-светлого тумана солнца (оно рядом), легонько, с тихой радостью еще раз погладил алое его одеяльце заката для этого волшебной, бесконечной сказки мира...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:03

[Gaze]

Все любят Скуталу!..

Малышка пони, она сначала не знала этого. Тихо все бродила и щипала травку, тихо недовольно посматривала на солнце, не любовалась луной. Ни зима, ни лето ей были не милы.
- В чем дело, дорогая? - поспешила к ней Свити, поправляя хорошенькие локоны, старательно уложенные ее сестричкой Рарити.
Скуталу только отвернулась и ничего не сказала.
- Я тебя чем обидела, милая? - с другой стороны участливо послышалось от Эппл Бум, что как и ее сестра Эппл Джек, ничего не старалась упустить из виду.
Их странная подружка только махнула хвостиком и пошла дальше, как прежде грустная и гордая.
- Отчего она такая? - спросила одна пони другую и, с секунду серьезно-изумленно поглядев глазками друг в друга, крошки помчались узнавать, что ж такое.
Стараниями правительниц их страны солнце грело лошадок и угощало ласковыми солнечными зайчиками, под которыми росла питательная травка, яблочки, морковки для них; луна и звезды мягко каждую ночь под прохладный ветерок дарили сладкие сны и рассеивали искристым туманом все плохое; как обычно, все волшебные и веселые пони, с крылышками и без, маленькие и взрослые, такие разные в расцветке и узорах на крупе (Октавия, Сансет Шиммер... все были со своим символом и характером) старались жить дружно и помогать одна другой...
Значит, скучать и роптать на страну Скуталу нет причин. Да и когда тосковать, когда по соседству живут такие интересные соседи - грифоны, драконы, тени, снежные духи... - с ними не соскучишься! И охраняют они изумительные гроты, заброшенные долины и замки, водопады, пещеры, где дождем сыплются алмазы... Сказочная, такая разная и светлая страна... Отчего вдруг в ней да унывать?
Находчивые подружки прошлись по всем знакомым, кто знал их загадочную приятельницу, теперь столь задумчивую и молчаливую - все, кого они не встретят, твердили, что каждый праздник не оставляют Скуталу без подарка и поздравления, всегда будут рады, если она зайдет в гости (но не заходит), ни слова, ни дела дурного от нее не помнят и все интересуются, как она, отчего она так?
- Еге, да тут совсем непросто! - размышляет в недоумении Эппл Бум, просто, как Эппл Джек, присев на задние ножки прямо в травку. - Все ж хорошо, все относятся к ней хорошо, что ж с ней?
- Не знаю... - всхлипнула в ответ Свити, от горя не глядя в зеркальце ближайшей лужи, как ее приучила сестричка. - Надежды нет!..
- Есть! - возразила ее собеседница и, вытерев ей слезы, жизнеутверждающе скомандовав: "Не сдаваться!", повела ее вглубь леса...
Там, среди глухих крючковатых переплетений темных, старых деревьев, в непросветной ямке со ступеньками, мерцающей изредка магическим светом, жила пони-зебра Зекора - знаменитая отшельник-ведунья, которой доступно скрытое от всех.
И сразу догадалась полосатая колдунья о посетительницах, предварительно послав им навстречу дружелюбные огоньки, что осветили ступеньки и мягко перенесли гостей по воздуху в кресла, чем приятно изумили малышек.
- Знаю, все знаю... - бормотала миниатюрная зебра, не отрываясь от магических пассов над сияющим шаром, котлами с булькающими зельями, в воздухе складывались в разные комбинации карты по одному легкому взмаху ее короткого хвоста. - Скуталу грустит... И нет вам отчета на это...
- Но ведь ты нам поможешь, мудрая Зекора? - привстала с кресла Свити, очень переживающая и желающая, чтобы подруга снова стала радостной.
- Я лично тебе за это отборные яблочки с сестрой привезу, сколько угодно! - с жаром поддержала ее вторая лошадка.
- Я и так подскажу вам, ягодки мои - лукаво подмигнула добродушная гадалка и придвинула им шар, который вдруг осветился цветом шерстки Скуталу: в нем Эппл Джек и ее сестричка, Рарити и ее сестричка, третья пони была одна, без сестрички, брата, даже без папы с мамой.
- Так вот в чем дело! - воскликнула Свити. - Она сиротка...
- И думает, что ее никто не любит потому, что родных нет... - заключила Эппл Бум.
- Но что ей мешает приобрести сразу двоих сестричек? - загадочным тоном шепнула им Зекора и, утвердительно кивнув, казалось, растаяла в столпе магических искорок...
... - Привет, сестричка! - вернувшись в город пони и отыскав, грустно-грустно всхлипывающую над одним, как она, цветком, Скуталу, воскликнула первая лошадка и крепко ее обняла.
- Мы волновались, родная! - поцеловала ее в носик другая, вытирая ей слезинки и поправляя заботливо гривку.
И, не успела пони и ротика открыть, как прибежавшие к ней, они с двух сторон усердно принялись ее гладить, смахивая вредные пылинки и сонных жучков, иногда выходила настоящая щекотка и она заерзала в их объятиях, играючи толкаясь, заливисто смеясь и цокая в топоте копытами.
Теперь она была счастлива, как-то по-новому взглянув на солнце, еще светлее и теплее озарившего травку несметным количеством маленьких, золотистых цветочков; издали услышал я мелодичный звон алмазов в пещере (куда она непременно пойдет со своими сестричками - Свити и Эппл Бум); они вместе поиграют в снежки и пролетят на крыльях веселых и смелых снежных духов, сообща мечтая, как бы поскорее вернулась зеленая травка в тихих, светлых, бесконечных лугах и лесах...
А ночью она укроет их одеяльцем, засыпая на одной кроватке, глядя на звездочки, что тихо шепчут что-то в синеве, переливаются, что гривы правительниц их страны; веселой, такой волшебной страны, где все друг другу помогают, хоть и такие разные; теперь Скуталу осознала это - у нее есть все, все прекрасно и все любят ее, как родные...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:02

[Gaze]

В кроватке...

Просто восхитительно, особенно после сытной косточки (кто, как ни славный малыш-Филя, знает об этом хорошо-хорошо?)...
От чувства гордости за нее, от осознания ее приятного и мягкого одеяльца, так здорово греющего пузико, он поспешил ответить на ее заботу и любовь взаимностью - старательно обхватил его краешек обеими лапками, спинкой расположился поудобней и...
Думающие ушки маленькой макушке покоя не дадут - и это тоже Филя понял: прислушался он ими со всей душой к аккуратному его шелесту, в аккомпанемент - к своему носику, мокрому, черному, забавно шевелившемуся и сладко посапывающему и... Призадумался!
Представьте себе, да! Долго думал щенок, а чего ему так хорошо в кроватке, и так, что даже сон не торопился покусать его мягонько за потешный хвостик (а он и сейчас вилял); и лапки задрыгали, маленькие непоседы не хотели больше одеяло обнимать, надо думать, почему!
Малыш вспомнил, что, перед тем как окунуться в нежащий океан дремы, он... с аппетитом грыз косточку, в кроватке, удерживая зубками, чтоб она не потерялась под одеялом, а перед этим - по всему нему гонял игрушку-пищалку, пока не утомился и не проголодался...
"И всё-таки я аристократ!" - гордо приосанил грудку Филя, припомнив, как под этим же необъятным и бездонным почти одеяльцем, в этой же самой кроватке он сосредоточенно философствовал - чем пахнет слово, буковка (сбивали с истины желтые страницы старой, оставленной книжки, напоминавшие по запаху листья); ворчал на незваного гостя, скребясь к нему всеми лапками, чтобы спросить, кто это (еще там было зеркальце)...
Что и говорить! Филя уверен - целый маленький мир, разные дела, мысли и сны, и жизнь может быть...
В кроватке...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:02

[Gaze]

Conna s Well

- Стереть весь цвет с золотых песков Нила, ведь на песке нет цветка! - тихо глас в тишине, в ночи, незаметно глазу, как в сказке или в яви, одной далекой эпохой...
Дворцы и гробницы, пустыни и оазисы ждали перемен от этого человека - Конна уберет все лишнее, они верили, каждым сердцем своих обитателей, самой маленькой лисички, самым пугливым взглядом раба - пирамидкой он сложит будущее...
Странник же говорил - "Я дам вам новый мир, только сместите своего царя и передайте мне его перстень!" (над богами был царь Ра, над земле он оставил сына - Фараона). Многие соседи со страхом смотрели в сторону владений, были наслышаны о суровой его страже, о несметных сокровищах, таившихся в его покоях...
Слухи касались и рабов - усталых детей высохшего солнца, они падали ниц и молили о пощаде, учили почитать фараона своих детей, рисуя их воображению строгого зрелого мужа, голос которого нес пустынный ветер, а власть держит плеть и скипетр в форме иероглифа кобры... И только...
Конна знал - Фараон был еще почти мальчиком, хромым, с искалеченным болезнью телом, со слабеньким черепом красивой формы, которому была тяжела корона; он шпионил за властителем, называя себя советником, охранником, учителем (да кем угодно, но проник неправдой во дворец, слезою обмочив твердые ступени дворца: "Мальчик совсем без родителей, как же он управится без защитника своих интересов?..")
Поверили - все равно в сознании боги суровы, но справедливы, песок - палящий, Фараон - велик и могуч; и никто не укроется от его налогов и оков за то, что он хранит Египет; плеть порой и ударит, но как быстро забудешь удар, когда знаешь, что под защитой, прокормят, назовут жителем божественной, лучшей земли...
Чужеземец тем временем все брал в себя малейший шорох мыслей подопечного еще не выросшего своего владыки - где будет грусть, где промелькнет радость, где отчаяние, и какая крепнет страсть в слабом его сердце (был властелин всего царства рабом одинокого своего эха шагов, искаженной плоти и чувства; быть может, потому он привязан так был к Конне?)...
Чуть змейка рассвета побежит по дюнам - Фараон встает с трудом с ложа, осторожно омоет лысую голову и глаза, руки и спину, подправит подводку взгляда и кольцо властное наденет, прихрамывая, сразу пойдет проведать - как там его друг, наставник и охрана, воровато оглядывающийся на него с деланным почтением - знал, что ближе всех он для него, что кушанье лучшее ему достанется...
Потом мальчик тихонько станет макать стис в чернила и царапать иероглифы приказов, не понимая порою, почему отсылает после гонцам и советникам иным распоряжения хлеба больше забрать, не пускать людей к колодцам без платы, а за тень от солнца и ветер - отдельный оброк платить (но так диктовал ему Конна, и верил Фараон любимому другу, ему, как себе)...
А как закончит писать, подаст ему папирус, похвалу услышит, и угощенье, и дары из-за морей, прикажут для него вина и сладостей редких, и чуткий советник проследит, чтоб развеселился ребенок - сироте он подарил девушку (но на голую ее головку не возложил никакого украшения, сам вручил Фараону раскаленный прутик, чтобы спаять на ее животе узорны бриллианты любимицы-Рабыни)...
И сам толкал ее в поклоне изгибаться перед Фараоном, а сам потом смеялся про себя, подсматривая, как неокрепший, тот ее целует; ненавидел он властную его кисть, и не питал жалости искалеченному дыханью, оно было заглушено тем, что окружали его блестки власти, оно было - что ил, пред Конной, который бродил коридорами, выжидая...
В тревоге встрепенулся, ощутив это, Фараон, спеша оставить шумные пиры и развлечения, сфинкс забирал нить дней в безжалостное чрево, и надо подарить любовь народу, пока она трепещет в его душе - накормить голодных и одеть, наказать обижающего и снизить уровень порока, да и не брать налоги за естественное желание жить, очень этого хотел, верил...
Но проклятья посыпались на голову, маленькую, хрупкую - каков правитель и ждать иного не стоит - это все фальшь совести спящей, глумленье над рабами солнца своего, это не бог, мелочный мальчишка, где кутежи и безразличье, и он совсем холодный за своим золотом к стенаньям бедности слабой - так народу Конна говорит!
"Но и я слушал его, так что же?" - в слезах поник хромой сирота, отвернулся он от друга, что всегда лишь себе был верен, в самом деле, пора отдать ему власть, раз не верит и увлекает в пустые забавы, быть может, и вправду слаб, и неправ, стоит все, все искупить!
Отпустил он на волю вечную Рабыню, над ее болезнью сжалившись, он сам такой, он понимает, но не может уйти вслед за любимой, за ней, как грустно (сколько невыразимых лепестков этого чувства, грусти, падало с его надломленного деревца души); теперь и сердце болит, но он государь, и все пройдет, забудется, когда народ возрадуется ему, мечты свои исполненные благодаря, так не смыкать и глаз, в поездки, по жаркой долине, в учение на ошибках своих, расчеты казны...
Но заболел Фараон, поникла тяжелая хрупкая головка, он все тяжелее ходил и дышал тревожно, слабо поводил глазами и просил - "я не был один, мой народ - мои родители, пусти к ним, помочь им, Конна, меня". Но что было страннику, коль откажется от власти тот, мальчонка, слабый, калека, перстень тогда что украденным ему станет, точно после унижения перед своими идеями...
Удар об ступеньки с силой, быстро сломав сопротивление, пытавшего подняться, ребенка - и хрупкая головка унесла жизнь далеко-далеко, погиб Фараон, и Ра, осиротевший бог Египта, скорбный послал закат - да, возложили на Конну корону, очередному слову его внемля ("Возрадуйтесь, от болезни, к отцу своему вернулся наследник мира, своего брата дорогого оставив после себя!"), да течет все кровь в песке...
Нил высыхал от слез, и налоги рассеивал ветер, он тихо просил за это прощения у маленького саркофага, у которого алмазами вечно дышали нестертые цветы - такова Conna s Well

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:01

[Gaze]

Моя мама - ...Лорен!

... Каждая маленькая пони знает - лучше мамы не бывает; и для каждой эта восхитительная королева - настоящая мама.
Ведь ни одна лошадка не могла себе представить свою страну без солнца - светлого, прекрасного и ласкового. А когда-то давным-давно Лорен учила дочку - малышку-Селестию держать ножки прямо и хорошо работать совсем крохотными крылышками, чтобы она смогла взлететь и магическим сиянием крошечного рога зажечь солнышко.
И все жители королевства любят по ночам любоваться звездочками, шаловливыми и мерцающими в волнах синевы, как жемчужинки в глубине моря - это мама Селестии научила ее сестричку - Луну запускать из своей волшебной гривы эти сказочные цветочки неба, навевать ими всем спокойного и тихого сна...
Лорен словно неустанно придумывала приключения, ценные уроки, писала для каждой пони маленькую историю ее жизни на каждый день, в котором крошка училась, знакомилась с новыми друзьями, преодолевала трудности, была веселой и счастливой (быть может, потому ее символами были перо и чернильница?).
Как будто для каждой из них она нарисовала магическим пером луга, деревья, леса и озера, горы, ожившие и полные чудес - в озере жили веселые изумрудные лягушки, в горах - устраивали между собою соревнования скоростные пони ветров, леса были точно белоснежными от света, теплого и воздушного, укрывали от тревог...
Она наполнила бесконечной любовью это к каждой из них, благословила своих детей защищать и заботиться друг о дружке, это, нежно-кремовой расцветки, прелестными добрыми глазами, с приятно-красной гривой и хвостом, роскошными крыльями и острым рогом, создание улетело вдаль, казалось, навек, оставив страну, но... Нет!
Тихим, легким облачком в форме крылатого единорога навещает она их, всех, по кому скучает в светлой вышине, приходит им во сны к ним, иногда - возвращается, торопится обнять и легонько потрепать за челочку гривы Луну, Селестию, каждую пони, какую встретит, их друзей, и легонько целует их, спящих в щечку...
Каждая лошадка от такого тихо улыбнется и счастливо вильнет хвостиком: "Моя мама - Лорен!"

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:00

[Gaze]

Cendres De Lune

... Тихо сияет застывшие круги ведьминого кольца - ночь...
Перешептываются духи деревьев листьями - тишина...
И сквозь кисею облаков осторожно подкрадывается тень, белая, круглая - что-то впереди...
Осторожно иди тропинкой и ты увидишь, как приветствуют ночь мерцающие брюшка светлячков, топот крылышек во тьме робко прячется в занавес листвы, белые лепестки невиданных цветов, как живые, топорщатся в траве...
Вдруг -
Разливается мягкая тень белого по ободочкам каждого из звеньев кольца - ночь...
Точно дождем на листья в синеве начинают падать жемчужины незримых капель - снег?..
Облака унеслись в синеву, открывая белое-белое сияние, с шелестом укрывающее все своими нитями - дождь...
Смотри - осторожно поднялись вверх белые бабочки (красавицы хотят быть лепестками сказки ночи) тихо кружат они, уносятся в прохладу синевы светлячки, торопясь за каждым мгновением ожившего сна, точно полупрозрачные, будто сияющие изнутри...
Будто лунный пепел...
Падает неслышно на паутинку и ветви, как бы делая их выточенными из снега - ночь...
В легкой дымке тумана слабо мерцают звезды и кружат, улетая на нежных крылышках лунные дети ночи - тишина...
Осторожно дуновением их блеска опускается на лес тишина сна - Cendres Due Lune...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 18:00

[Gaze]

Мера... Прокруста...

... Давным-давно, в Греции, где солнце Олимпа тихо проливается на ветви сочной оливы, жил да был...
И ни секунды не провел вне сомнений... Прокруст: он все время спрашивал себя - отчего так, что просто все говорят, ходят, едят, спят, стремятся покрасоваться, а больше ничего?
Он был как многие - смуглый, упитанный юноша, жил в простом доме и... одна мысль только его тешила - надо сделать что-то, что положит меру качества жизни, только... зачем?
Долго размышлял Прокруст, и вино не туманило ум, и взор не радовали пышные яства - день и ночь все меняются местами, и везде освещают милее звезд монетами золотыми и серебряными, жемчугом и драгоценными камнями, мехами и шелками поступки и труд людей - но нет такого предела им, что могли б оценить все это вместе, то есть жизнь...
А жизнь - погоня за ними, постоянная, пестрая и одурманивающая взгляд толпе и варваров, и греков, стало быть, она - не имеет меры, не имеет цену? Юноша подумал так и решил - раз вывод такой - по нему и выход следует - что смыслу ей продолжаться, когда она одна и та же, а цены ей нет?
Прокруст смастерил ложе, на которое приглашал возлечь каждого, кто желал, говоря, что после этого счастливец приблизится к богам, ибо только они достойны познать меру всему, но только лишался ног или головы, или рук и волос - ведь он не укладывался иногда в ложе...
Посмотрел на это юноша и... сломал его, отбросив кинжал - смерть это не мера, страдания не мера, ведь они временны, через них только проходит и познается человек, а оценивает их сам...
Прокруст пробовал предаваться их противоположности - всяческим развлечениям, пирам, угощаться сластями и дорогими напитками, слушать игру флейты и арфы, танцевать и ухаживать за девушками, шутить и отвлеченно беседовать с богачами, но вскоре... Понял - и это не мера - можно увлекаться этим безгранично, время поглощает это столь быстротечно...
Так же и ускользнули года, и бывший юноша, однажды взглянув на себя в зеркало, ужаснулся - некогда прекрасные его черты покрылись морщинами, кудри стали редкими и белыми, он еще больше располнел, одряхлел, а жизнь...
Уж и прошла, и задумался тогда Прокруст - вот оно отражает все, мои глаза, испорченные шумными зрелищами и внутри себя все жаждущие их, мою фигуру, изнеженную долгим сном, лежанием на дорогих подушках, которой не касалась работа на благо ближнему, и только чрево мое ужирялось и не знало меры...
Моих седин не касалась совесть, как сердца - искренность чувств доселе, - вздохнул он, медленно отходя от строгой глади зеркала, - и пытливость моего ума утонула в алчной хитрости его; а руки, руки... Сколько прекрасных, кротких людей они загубили, не дав им родить, воспитать и защитить, порадовать друг друга в столь короткую жизнь, навек, неповторимых загубили, соорудив то ложе...
И теперь я знаю, это правда! - и он отбежал прочь, как в беспамятстве, ринулся чинить свое орудие, являвшееся причиной мук, смерти, он чинил его самозабвенно, в экзальтации (близка, близка истина - понял он)...
"Лишь правда - мера всему!" - выдохнул Прокруст, силясь не закрывать глаза (прекрасно касалось лучами солнце пышных листьев оливы, и тихие шаги богов незримо доносились из Олимпа, и это он видел, усиленно, мучительно видел в последнюю минуту - открытый, пронзительный мир (его задушило ложе) ).

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:59

[Gaze]

White heron s

... Когда-то я не знал тревог и, полусонным малышом, любовался на снег и кружившие лепестки вишни, умиротворяюще они кружились на морозе, обещая радость и сказку...
Но потом я проснулся - оказалось тяжело летать и испытывать бескрайние ленты долин (дороги, корма, переговоры с подобными мне, и снова дороги, изгнание и скитание - может, в этом - смысл моей жизни?)
Пришлось узнать, что наблюдаемый чужой полет - всегда так романтичен, притягателен, от него так и веет свободой и ласковыми крыльями ветра, что несут тебя, куда пожелаешь; на самом деле - летишь, торопишься за солнцем, за чувством силы в тебе, за укрытием, и раб его и жалеешь, и желаешь другой судьбы...
Может, она так же недосягаема, как луна, что чаще искрит эти снежные земли? Много, точно вырезанных из ее белоснежных контуров, таких как я, и те же глаза, и тот же белый покров, и те же мысли, я ошибся - нет ничего особенного во мне, легоньким дождем проливается грусть в душе - так что же, если не особенный, так и буду жить как все?..
Мало-помалу меня перестала терзать эта досада - не так уж скучно и тягостно быть (вспоминаю пронзительно-усыпляюще, как тогда - оживающие лепестки белоснежных, причудливых тонких цветочков (они так похожи на нас, тоже радуются солнышку, потягиваются после сна на стебельках и умываются росой, дышат)...
Они тянутся к большому, светлому миру, что, как одеяльце, укрывает облако, светло-зеленые листики рассыпаются пухом и искрятся от солнца или звезд (это вновь напоминание о том, что в этом тень белой зимы, еще вернется); чувствую успокоение и легкое изумление - там, где есть замки и туманы, густые леса, совсем другие, не похожие на наши, тоже кто-то, как я, также встречает точно вырезанные из белых капелек лепестки этих цветков...
Я уверен - я не один, и веселее гуляет я мне от этой мысли по мягким травам, с энтузиазмом ищутся ягоды (могу даже угостить, всяко бодрее кушать вместе), впереди еще виднеется новые светлые тропинки и белое, бескрайнее небо...
Живое облако розовых лепестков, как в детстве, растворяет меня в себе, перемешиваясь с крошечный белыми перьями (и... это частичка тебя, мой верный друг - ветер, мне хорошо с тобой, я привык к твоему капризному, иногда легкому шаловливому, иногда к строгому сильному нраву, ты божественно волшебно качаешь меня в своих руках, ведь ты всегда будешь со мной, правда?)
С любопытством опускаюсь на дрожащую гладь реки - пузырьки-жемчужины спят на дне, лепестки диковинной формы мелькают туда-сюда (рыбки, приятно-розовые, играют в тонких волнах и тоже разговаривают, смешно открывая и закрывая ротик; черно-белые малютки-мишки зевают и сопят носиком, раз-в-раз водя усердно по нему лапкой (сони, они так не хотели, чтобы лучик алого утра разлучал их с тростниковым царством, привидевшимся им во сне!)...
Ты подарила мне это все, как будто во сне, заново, прекрасная даль лазурного неба заката, рассказывая мне тайны, что пробиваются трепетными, стремительными нитями, будто живительный росток чуда сквозь камень унылого круговорота шагов и вопросов без ответа; как бы гладя по лобику этими мягкими лучами света полупрозрачной синевы, так осторожно, бережно, что порою я стыдливо опускаю взгляд и робею - за что мне все это (весь мир и твоя легкость, паутинкой пронизывающая каждую его минутку?)...
Белые создания снега, беспечно все ходили в тебе мои собратья, все чего-то себе искали, отрывали как-то нечутко себе лоскут твоих хрупких лепестков, и сытно упивались самодовольством - территория (сколько слепящих, одурманивающих оттенков - власть, еда, сокровища вроде более красивого вида); может, это и есть наше счастье?..
Улетаю, скорее улетаю, не в силах одному тебе помочь (конечно, еще есть подходящие на меня, но они другие, как и я, странно, что все так разнообразно при сходстве, а порою так надо бы слиться, навек, совсем!); прости, слишком слаб (все мои попытки защитить тебя обернулись подтеками и синяками, едва не вывернутыми суставами (вот и все наше внешнее благородство, я должен был не разочаровываться и не ждать саднящих этих искр жалости к собственным иллюзиям)...
Быть может, меня слишком много, неуместно в тебе? Скажи, я улечу еще дальше! Ты прощаешь им их грубое касание, грация моя, светлая, последняя ниточка к себе - бело-розовая кружащаяся сказка выси, как будто так и надо... Надо?..
Пробую утешить нас аккуратным суждением (прогуливаюсь по отдаленной опушке леса, издали-издали доносится отдаленное невнятное эхо спора, хвастовства, брани (все это было, как только открыл глаза и увидел тебя, просто не замечал): и они просто живут, как могут, как желают, они ж не повредят тебе, не посмеют?..
И все же неспокойно провожу ночи, рассеянно посматривая на падающие лепестки звезд или читая загадки, написанные тенью колебания воды в озере, в сердце живет одно - ты (твоими руками умягчены веточки и постелены мне под кроватку, когда я был совсем маленьким, твое дыхание наполняло белое мерцание кисеи таинственного грота, и блеск твоих глаз хранят его алмазы, везде, в каждый миг ты со мной, в счастливом полете мечты, в элегической ностальгии по несвершившемуся, ты приняла мои страхи, как свои, твоя кротость закралась мне в грудь...)
Что с тобой сейчас, нежное творение нашего короткого мгновения? Где ты? Успею ли я?.. - бросаюсь лететь обратно, к той частичке твоего мирка, что посмел оставить, может, меня поняли, все, как было?.. И напрасна моя тревога, и снова встретишь меня в своих объятиях, снежно-розовых, чарующих вышинах?..
Черно-красное, тусклое небо, повсюду - следы побоя, разбоя и жадности, злости, ярой, бессмысленно-хаотично перемешавшей грязь с тихим, хрупким льдом, под которым должны вот-вот родиться цветы (они сломлены, выброшены, растоптаны); депрессивно-плаксивая слизь еще не простывших следов, равнодушно втоптанных в крону молодых деревьев - ты среди этого?..
Пустое, раскромсанное облако теперь обрюзгше куксилось на всякое смущение, словно предлагало радоваться новому порядку, где вот так живут, и нечего бледнеть и краснеть в дрожащей догадке...
Надломлено, не имея сил сказать ни слова, метаюсь искать тебя - хоть частичка, хоть след, я жажду снова быть с тобой, даже сейчас, я все равно люблю тебя!..
И точно в отклик на биение моего разбитого сердца несколько снежинок и тонких розовых лепестков попались на глаза, они беспокойно кружились, как бы ища выход, своих сородичей, прежней тишины и светлого тепла твоей красоты (все из-за меня тоже! Проклинаю себя, хочу провалиться сквозь землю, может, это искупит мою вину перед тобой?)... Лепестки и снежинки, чуть порванные, мерзнущие, но такие трогательные и прекрасные (ты все еще тиха и прекрасна: память рисует неумелые улыбки мишек, дрыгавших лапками от щекотки изумительный кремовыми бабочками, цокот незримого дракона ночи, чешуя которого соткана из светлячков, цвиркающих и сияющих хрупкими лепестками крыльев, крох светло-розовых рыбок в реке... - они так далеко теперь, вот, кажется, вернутся, но... Нет!..)
Улетели листья, эти светлые, тонкие облачка солнышка и месяца, унося с собой их, без тебя, и как в память, в преданность, самоотверженную, бесконечно добрую, кружатся теперь лишь пару лепестков и снежинки, только... Будто хотят бежать из лабиринта этого серо-мутного лезвия, ищут выход, усталые и все еще наивные, свежие, живые частички твоего сердца...
Я поднимаю их туда, где мы снова будем вместе, где ничто не нарушит покой светло бело-розового роя облаков, не жалея сил и не оглядываясь, превозмогая рвущиеся жилы сердца, поднимаю их к тебе, спешу вернуть, ввысь, роняя капельки своих сил, что тоже превращаются в белоснежные лепестки, когда закат падал на них - они становились алыми, совсем как твоя тихая улыбка (прости меня)...
Там, с тобой, вернусь туда, где я не знал тревог и, полусонным малышом, любовался на снег и кружившие лепестки вишни, умиротворяюще они кружились…

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:59

[yanna]

Лизочка Ты СУПЕР !!!
я даже на работе бросила читать Полякову, твои рассказики интереснее!

[Gaze]

Спасибо, Яночка)
буду стараться)


Новинка
-

Глаз Полифема

Я посмотрел в себя - море снова охладело, то, что обещало быть без края, без дна, оно просто было...
Теперь мне стыдно, оно больше не волнуется, и куда теперь поплывет корабль, единственный, маленький - мое сердце...
Пробую вспомнить, как было - много раз, из забавы, ранее, смотрел на оставленные ветрами корабли, они стремились плыть, но не могли, так и утонули, мне было все равно, теперь страшно - что будет со мной?..
Когда-то я жил с братьями у берегов заброшенного острова, охранял стада отца, что напоминали кудрями белой шерсти волны царства его; и братья камни убирали с горных склонов, освобождая солнцу почву, чтобы росла трава и питала овец, так ходил с ними, ел сыр, пил воду и скучно спал, а днем все видел тот же берег...
Единственный глаз обводил горизонт, слуха касалось беспечное блеяние питомцев братьев, морской воздух вызывал странное чувство, что и днем спится, и в то же время надо бодрствовать, рассеянно, в тоску вкрапливалась каждая частичка бриза, все тихо и растет, течет своим ходом...
И мне стало интересно, что же мне делать, чтобы развлечься? Беседы с братьями стали все реже с момента, как я вырос (я самый младший), да и обижен я на них - они все бродят по своим делам, под вечер равнодушно угощают, поддерживают общий костер, а после снова уходят в пещеры, а когда мой глаз восторженно ловил новый рассвет, и бабочками рассыпалась в нем радуга, а я, еще совсем крохотный и несмышленый, бежал за ними и ловил руками, бережно сажали на высокие плечи, улыбались, подносили облачко в форме бабочки и катали на нем...
Теперь этого не стало, а всякий раз, как встречаю напоминание неба - радужные бабочки, смотрю с грустью вслед - печаль берет меня, я уж не могу одним своим видом приблизиться к ним, хотя руки вольно гладят и даже играются ими, это не то - нет радости, стало все слишком легко и одиноко (сам могу теперь вспомнить детство, поносив на руках радушную жемчужину света, и лишь); глаз устало и с тоской отмечает ее контуры...
Впрочем, быть может, пора окунуться в прежние заботы - мне надо вывести стада, остричь овец, потом подоить и приставить ягнят к матерям, охранять их забавные игры и сон, милые детки, живые барашки волн также, как и они, бегают по синей ночной глади, по которой пробегает зябью лунный свет и ветер, прыгают по бугоркам, догоняют друг друга, в шутку дерутся, и каждый спешит ко мне...
Вот-вот оно, ужели? - с трепетом радости думаю и радостно наклоняюсь к ним: овцы, все, старые и малые, жались ко мне, терлись умильными, кажущимися, от шерсти, почти шарообразными фигурками, сворачивали губки и легонько ими касались моих рук, живота, ног, до чего дотянутся, заглядывали в глаз с милыми мордочками; я с увлечением, бережно стал гладить их, брать на руки, обнимать, кормить, поить, купать, лечить, стричь, осторожно играть с ними, подкармливать и укрывать от ветра, царящего в суровой пещере, но...
Получив уход и ласку, так же возвращались к своим простенький круговоротам шерсти и ножек, блеяния и ускакивающих резво себе обратно на пастбище, как будто ничего и не было или точно все было так, как должно быть, и уверены, что и всякий раз я буду их так обнимать, греть и холить; другие требовали еще пищи и ласки и через ласку получали еду и через еду давали реализовать на себе желание потрогать их мягкую шерсть, ушки, погладить реснички и осторожно провести по мягким губкам...
Отчаянно даю по шее ближайшей овечке, крепко наконец осознав это, от расстроенных чувств - собственно, за что я должен быть так мягок с ними, с творениями, что не были мною созданы, если они все себе живут, и на меня так лестно смотрят, на своего хозяина, оскорбляют ложью этой пустой лаской мой глаз?.. (отворачиваюсь и отпихиваю прильнувших овец - они, как бы ничего не понимая, продолжали меня обнимать плотными тельцами)...
Ну что делать, если они такие? Они тоже как я хотят, чтобы о них заботились - скользнуло у меня в мозгу (вытираю слезки животному и примирительно легонько целую в тихий лобик). Тоже! - повторилось у меня, как гром, как эхо взгляда на самого себя, ну тогда вопрос иной - а почему?..
Долго я искал взглядом ответ на этот вопрос, обводил им острые неприступные скалы, которые были отвесными и дальними, и только мы с братьями смогли тут жить, тяжелые камни, что выше любого человека и с тупыми камнями, которыми мы выиграли битву у кентавров, защитив честь нашего рода, морского народа коралловых долин и чудных ракушек, жемчуга и живописного моря, и это все тут, у моих ног, это дар отца, богов...
От братьев я слышал, что далекие государства от нас и земли чтят своих царей, и все ему отдают, понимая, что цветут благодаря ему.
Так я размышлял, когда увидел... как в воде у берега, вместе со звездами в море плескается удивительное создание, с чистыми глазами, переливающимися волосами, бледное, точно сотканное из дымки ночного тумана - то была ты, Нимфа; ты увлекла меня в себя, с того момента каждую ночь я выходил на берег, посмотреть на твое купание, одежда твоя сливалась с волнами, шепот их прибоя заглушал биение моего сердца, ты улыбалась дельфинам, прильнувшим к тебе, подобно тому, как мои овцы жались ко мне, и кружилась на разных глубинах, не боясь утонуть (когда ты в ней, вода казалась моему глазу облаком, только сине-зеленым, я словно держу его в руках, тихо, мысленно)
Долго просил я тебя покинуть море и остров мой, быть вместе, приносил в жертву Афродите самого хрупкого ягненка, спускался с риском и нырял за жемчужинами для тебя, долго пытался сказать тебе только одним взглядом, мечтательным вздохом, томно целовал бедное одеяло, покоряясь воображению и тоске о тебе, так долго...
Однажды я (пронзительно-остро помню, как) пришел к тебе, на колени упал и взмолился - все отдаю, все разделю с тобой, только люби меня, обнимаю, целую, ласкаю самозабвенно; на это ты молча отвела меня, взгляд от моего глаза, пошла вглубь так быстро, что можно было не заметить; но, ошеломленный, я бросился в вдогонку - постой, куда же ты? Тогда ты рассмеялась дымкой, и скользнула быстрее морской дымкой, я пошел опечаленный назад, как услышал... твой смех и речи о том, как неуклюжий циклоп снова жемчуг подарил... И слышал чужой голос, юноша Пана был с тобой!..
Как ты могла?!.. - кровь облила мне бешенной, сокрушительной волной сердце. Ты не будешь с ним! - зачеркнул я прошлые грезы валуном, которым запустил в сына правителя лесов, что украл твою любовь ко мне; он упал, разлившись рекой, трусливо побежавшей в алой полоске заката вдаль, ты улетела за ним, навсегда, бросив в острое ущелье и след памяти и себе - корону невесты, подаренную мной; все кончено...
Ты был прав хитроумный чужестранник - Никто ослепил меня! - мой глаз был затуманен жаждой надеждой на счастье, как призрачна она, как быстра и сладка, тяжело, усыпляюще сладка ее горечь; холод внутри, пробую его растопить воспоминаниями, но лишь мираж, боль, и, как камень, кидаю в себя отчаяние - моя душа тонет в пустоте, в повторяющейся снова наступившей, я наблюдаю ее глазом...
Я смотрел в себя - море охладело, то, что обещало быть без края, без дна, оно просто было...
Мне стыдно, оно больше не волнуется, и куда теперь поплывет корабль, единственный, маленький - мое сердце?..

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:59

[Gaze]

Тиша и Пик…

(МЯУ)

…Крохотный мышонок Пик открыл глазки – за окном снежинки.
Он вспомнил, что окно может быть далеко от места, где он впервые увидел солнышко, и радовался ему всякий раз, когда оно грело травинки, вкусные, хрупкие, восхитительные травинки, в странном сооружении для тепла и уюта, которое называют домом, и задумался…
…Маленький котенок Тиша потянулся в постельке и открыл ротик в беззвучном «мяу», просыпаясь – белый-белый снег означал утро.
Малыш умылся и почесал в задумчивости носик лапкой – отчего-то причудливые узоры на картинках стекла из снежинок напоминали ему чьи-то маленькие бусинки глазок, милые и блестящие, как…
… Снег! Пик восхищенно тихонько запел ему песенку, осторожно спускаясь по лесенке из смятых кусков картона (его принесли, бережно и гостеприимно укрыв от мороза царящего снаружи; следовало внимательно-внимательно потянуться к застывшим в полете лепесткам, розовым и тонким, что были недалеко (на картинке)…
…Тиша игриво прыгал по полу, ловя хвостиком и ушками, всеми лапками блики снежинок, что напоминали кружащиеся перышки, нежно-розовые, приятные, похожие на бабочек, с которыми волшебно играть и сердечком летать вместе с ними…
…Солнечные зайчики мягкими крылышками крошечных птичек гладили краснеющие щечки крохи, с попискиванием все любовавшегося картинкой, «Вот бы и мне весело поиграть с другом, как они друг с другом!» - тихонько вздохнул Пик, аккуратно теребя от волнения лапками хвостик…
… «А вдвоем играть веселее!» - мяукнул тихо-тихо котенок, скучающе все продолжая бежать за снежинками, отражающимися на полу, торопливо, точно внутри что-то его подсказывало – он не один!..
… Мышонок легонько повел ушками и носиком, внимательно глядя на изумленного Тишу (тот робко присел на задние лапки и с интересом вытянул спинку) – они встретились…
…Пик осторожно юркнул к нему в передние лапки, придвинув крупную, живую, еще не растаявшую снежинку, с нежно-розовыми ниточками сияния в гранях (малышей мягким одеяльцем укрывал ранний закат)…
…Котенок осторожно коснулся ее и мурлыкнул (его глаза сияли – как чудно, когда ты не один!)…
…Тиша и Пик…
…Рядышком обнимали одну снежинку, смотрели вдаль - …за окном снежинки, мерцающие, белые, воздушные,.. словно в сказке…

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:57

[Gaze]

Ответ... в Филе

...Однажды и маленький и любопытный щенок Филя... аккуратно потянулся после сна и ощутил - как сверху, возле его мохнатой круглой головки, все теплело что-то большое и мягкое, как одеяльце.
Со всех лапок он устремился к зеркалу - ничего подобного не было - смотрит лишь на себя бравый Филя, нюхает мокрой шаловливо двигающейся капелькой носика воздух да хвостиком виляет.
"И где ж оно?" - еще чуть пофилософствовал щенок, а потом, как ни в чем не бывало, побежал кушать (неподалеку апеттитным запахом и приятной сочной формой ждал кусок мяска).
Радостно трудится ротиком малыш над ним, забывая обо всем на свете, и в то же время что-то подсказывает - нечто возле макушки никуда не делось (незаметно и с мурашками наливается оно словно пузырьками явно витаминов)...
"Ой!" - аж отпрянул от тарелки смышленый малыш, как четко поймал это ощущение: нет, это определенно что-то загадочное и, вероятно, его, нужное промелькнуло у него в голове - подумалось ему, и опять он усердно заперебирал лапками к зеркалу...
Но по дороге... Мячик! Восхитительный, как вишенка, самый чудесный в мире мячик! - и, несомненно, не мог спокойно пройти мимо него забавный Филя - давай играть, догонять и легонько его шлепать и кусать (а он выскальзывал из мягоньких зубиков крохи, чем превращал его упражнения в одно маленькое счастье)...
Догоняет щенок мячик, а сам вновь чувствует - что-то, неподалеку от смешно развевавшихся его ушек, вновь дало о себе знать (легонько-легонько... подпрыгивало и покачивалось при каждом движении); отчего Филя решительно, не забыв мячик в зубках, направился по маршруту к зеркалу, дав себе установку смотреть в него внимательнее и узнать, что там такое таинственное у него есть...
Присел перед отражающей гладью на задние лапки, заглянул в нее бусинками глазок - тот же знакомый милый кроха - ушки, носик, мокрый, как язычок, грудка, лапки, хвостик... Слегка повернул голову - и увидел - как складочка между головой и спинкой тоже повернулась - густая, чуть оттопыренная складочка.
"Вот что у меня есть! - Восхищенно рассматривал находку Филя, спросонок почесывая лапкой ушко. - Но зачем она мне?".
И опустил глазки, задумавшись. Перед ними вдруг промелькнуло мгновение, когда он был совсем маленьким, рядом были братики и сестрички, папа с мамой.
Вот он сонный приоткрыл ротик, еще не умея сказать и ходить, а кушать он уже умел, чуть попискивает от голода. Подходит папа и... осторожно берет за вот эту самую штучку, Филя живым комочком висит на ней в его сильных зубах, не падает и умилительно ощущает его присутствие рядом, будто капельку летит! "Прилетает" к молочку в блюдце (папа осторожно его приземляет, приглаживая носом складочку и ложиться рядом)...
А вот он, совсем еще крохой, гуляет с мамой и другими щенятами на свежем воздушке, он только научился бегать и вовсю наслаждается приобретенным искусством - ловит бабочек, ищет игрушки, прыгает и резвится... Так увлеченно, что забывает - вот-вот и упадет в ямку, где острые неприятные ветки и камни! К счастью, мама подбегает и аккуратно берет его... Опять же - за эту складочку и относит на безопасное место от ямы!..
...Вернувшись в теплый домик, он, еще не устав играть, начинает общаться со своими братиками - есть более младшие, есть постарше, но с ними всеми интересно и весело понаблюдать козявку, поиграть в догонялки, пообсуждать что-то... Например, кто больше умеет, маленький Филя очень был уверен что, хоть есть и постарше его члены семьи, а он уже самый смелый, самый сильный, самый... (ну, хвастался, проще говоря)... За что его старший брат смачно цапнул за... завсегдашнюю складку между головкой и спинкой, не со зла, чтоб воспитать...
И растет с тех пор наш малыш воспитанным и умным, за что не только получает вкусные косточки, игрушки и прогулки на солнышке, но и море любви и ласки, тепла от друзей-людей (ему так нравится, например, когда проведут рукой по складочке или легонько понажимают на нее)...
"Как хорошо, что все свое ношу с собой и оно так полезно!" - завилял хвостиком Филя перед зеркалом и помчался играть с солнечными зайчиками, что жарко щекотали и прыгали по его складочке...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:57

[Gaze]

"Нарисуй мне дождь!"

... Капельки его дождя просто чудесны - они напоминают мне наше свидание. Кажется, тогда ты кротко взяла розу и долго смотрела на нее, как капельки дождя становятся ее росой...
Я тоже опустил глаза, с трепетом нащупывая мысленно ту дождинку, что была одной на нас двоих, я ловил ее в сердце, обещал ей все чудеса и богатства нашей страны (она бы стала жемчужиной, назову ее в честь тебя - Жемчужина Герцогини).
Мне говорят, что я не только Шляпочник, но и Безумный - приближённый улыбающийся Чеширский кот льстит милым выражением мордочки и безнаказанно доносил обо мне, о моих записках к тебе, за это получал бесплатное приглашение на крикет и на кексы к Королеве Червей...
Ты, как бабочка, что в свете луны, казалась сияющей белоснежными крылышками, снова улетела в ночь, так быстро, что я не успел, не смог забыть те редкие, но упоительные минуты, когда шел дождь, он шептал безмолвно мое признание и грустил вместе со мной, что скоро ты опять уйдешь...
Смотрю на окно, где играет искрами его туманная вуаль, пишет чувством за чувством мои вспоминания, незаметно падая прямо в сердце, как миг, где...
Ты смотришь мне в глаза, внимательно, с вопросом, словно забыв, что тут нет логики и потому ответа нет, есть игра слов, игра карт, игра зеркал и музыки, и лишь иногда...
Тишина и ночь, и красивые капли будто целуют стекло звездочками оттеняют твой взгляд, они, словно...
Упавшие с неба мечты искрятся в его капельках, они обнимают на прощание твой опущенный взгляд, тот тихий, кроткий взгляд на розу, потому лишь шепну тому, кто придумал меня и тебя, все это:
"Нарисуй мне дождь!"...

Сообщение отредактировал Gaze - 5.2.2015, 17:57

[Yandex Bot]