[X] Помощник

[Maline]

Прочитала и прониклась. Написано очень красиво. Масса мелких деталей, создающих реальность описываемой атмосферы, меня искренне порадовали. Аж дух захватывает. Единственное, что я так и не смогла понять - целевая принадлежность рассказа. Начинается он с не привлекающих особого внимания, но характерных именно для Спасателей ситуаций - доступность для детско-юношеской аудитории очевидна (не говоря уже о самих героях). Однако далее сюжет переходит к такой серьёзной драматической фабуле, что вряд ли стоит такое предлагать детям на ночь (смерть предмета обожания многих даже взрослых мальчиков во всём мире всё-таки)... Нет, повторюсь - написано натурально, жизненно; если мысленно заменить имена Спасателей, белых пуделей и мышей на имена людей, рассказ не изменится к лучшему - он и так хорош. Просто не все способны оценить такое смешение детской, юношеской и взрослой аудиторий. Супер!

З.Ы. Капибара пишется с одной "р".

Сообщение отредактировал Maline - 1.8.2009, 1:15

[Maline]

Итак, я вернулась, чтобы взорвать эту тему!

Хочу выложить два своих рассказа, написанных ещё в период студенчества. Я тогда здорово увлекалась мистикой и взахлёб читала все выпуски "Приключений и фантастики" Юрия Петухова. В одном из таких выпусков помещался рассказ, взволновавший меня до глубины души. Именно в дополнение к нему были написаны эти два рассказа. Понимая, что тема создана для помещения в неё рассказов форумчан, всё-таки решусь выложить, так сказать, первоначало. Не настаиваю, что это необходимо, но...

Алексей Кудряшов

Сказка Об Искушении

- Помни, Люци: наша главная цель - истребление не людей, а добродетели. Уничтожь её - и люди сами убьют себя.
- Я знаю, Учитель.
- И ещё. Остерегайся Старца и его Небесной канцелярии. Только хитрость может ослепить их.
- Я понимаю это.
- Тогда действуй, мой мальчик. И да поможет тебе Тень Великого Предка!

В пятницу после обеда я наконец-то вплотную занялся очерком. То есть заперся у себя в каюте, распаковал пишущую машинку, вставил чистый лист бумаги и сверху крупно напечатал: "Из жизни отдыхающих. Очерк".

Название я придумал давно. Его, собственно, придумывать не надо было. А вот с текстом вышла неувязка. Никак не придумывался текст.

Кость в горле у меня этот треклятый очерк. Три дня осталось, а готово ещё только одно название. Не идёт текст, и всё. Забыло меня вдохновение. Конечно, я славно проводил время и без этого капризного гостя, но, боюсь, редактор меня не поймёт. Да я и сам виноват: нечего было предлагать. Обошёлся бы он как-нибудь и без моей паршивой писанины.

Я тяжко вздохнул и задумался. Надо было начинать.

На размышления ушло всего минут пять.

Я склонился над машинкой и бойко застучал по клавишам.

Получилось следующее: "Шёл по морю корабль. Корабль был туристический, и плыли на нём мы - пятнадцать советских студентов. Счастливые победители конкурса, устроенного японской фирмой "Мун" совместно с нашим Интуристом. Нам достался главный приз - двухнедельный круиз по экваториальной части Тихого океана".

Я напечатал точку и остановился. Всё это ерунда. Только первое предложение и можно оставить. Второе, правда, тоже куда ни шло, но меня в нём одно слово смущает. Чёрт его разберёт, как правильно - "туристический" или "туристский".

Я опять тяжко вздохнул и отодвинул машинку.

Терпеливо просидев на месте ещё пятнадцать минут и ничего не надумав, я поднялся, накинул на плечи пиджак и отправился на палубу - подышать свежим воздухом.

На палубе никого не было. Вернее, почти никого. Сгустившиеся тучи и накрапывавший дождик прогнали всех моих сотоварищей в каюты. Но я сказал "почти никого", потому что два героя всё-таки остались.

Укрывшись под тентом, Андрей с Борькой самозабвенно играли в шахматы. Они даже не заметили, как я подошёл.

Взглянув на доску, я сразу смекнул, что дела чёрных (то есть Борьки) плохи. Ему грозил мат в несколько ходов. В принципе, этого и следовало ожидать: Андрей с первых же дней нашего знакомства показался мне рассудительнее и серьёзнее взбалмошного Борьки.

Я закурил и стал наблюдать, как будут развиваться события.

А события развивались даже быстрее, чем я предполагал. Андрей остроумно пожертвовал пешку. Борька, не мудрствуя лукаво, съел её и тем самым подписал себе смертный приговор. Андрей в ответ двинул ладью, и я понял, что жить Борьке осталось не более двух ходов.

Дальнейшее меня уже мало интересовало. Я покинул тёплую шахматную компанию и не спеша пошёл к себе, чтобы снова помучиться над очерком. У двери, ведущей вниз, я задержался, докурил сигарету, прицелился и бросил её в урну. Она чудом повисла на самом краешке чаши.

А уходить ох как не хотелось! Я подумал, что очерк ещё пару минут подождёт, облокотился о поручень и стал смотреть, как за бортом дрожит океан.

Он не видел, как брошенный им окурок, не успев погаснуть, упал с урны, покатился по палубе и провалился в вентиляционную щель машинного отделения.

Вдруг я услышал странный звук. Как будто какой-то исполин с силой сделал выдох. А через секунду где-то внизу загрохотало.

Всё последующее заняло считанные мгновения, но у меня перед глазами проходило точно в замедленной съёмке.

Палуба прямо передо мной внезапно вспучилась, ломая настил и переборки. Столик, за которым играли Андрей с Борькой, приподнялся, перекувыркнулся, разбрызгав по сторонам шахматные фигурки, и грациозно полетел за борт. Андрей, вцепившийся в свой стул, так верхом и последовал за ним. А растерявшегося Борьку здорово шмякнуло о спасательную шлюпку.

В ту же минуту в спину мне ударила неведомая сила и швырнула вперёд, прямо в чёрную дыру, разверзшуюся посреди палубы и выплёвывавшую обломки внутренностей корабля. Меня крутануло, подбросило и напоследок чем-то крепко стукнуло по голове.

Больше я ничего не помню. Не знаю, сколько продолжался этот ад, сколько я пребывал в беспамятстве. Но очнулся я тоже от удара - уж не помню, которого по счёту.

Очнулся - это слишком сильно сказано.

Просто я вдруг почувствовал, что лежу весь мокрый на чём-то неровном, жёстком и холодном. И понял, что живой.

Чувства возвращались ко мне постепенно. Возникло ощущение, будто меня трясут за плечо. Потом я услышал голос - слабый и далёкий. Он звал меня:

- Виктор, Витька, ты живой? Вить!..

Голос становился всё громче и громче, и я догадался вскоре, что это Борька-шахматист. Но я не мог пошевельнуться, я не чувствовал ни рук, ни ног. Я был даже не в силах открыть глаза.

Потом я понял, что меня куда-то несут. Причём несут небрежно, будто бревно, а не человека. Умудрились даже стукнуть обо что-то. Кто-то застонал. Господи, да ведь это же я стонал!

Странное это ощущение - мысль работает, а тело не повинуется. Будто парализованный. Неужели я на всю жизнь таким останусь?

Эта мысль испугала меня. Я напрягся и неистовым усилием воли заставил себя пошевелить пальцами правой руки. Получилось! Но это движение отобрало столько сил, что я опять на некоторое время отключился.

Когда сознание вернулось ко мне, я снова почувствовал, что лежу на чём-то твёрдом, но на сей раз гладком. В голове шумит, но в целом состояние сносное.

Я осторожно приподнял веки. Солнечный свет безжалостно ударил по глазам и на несколько мгновений ослепил меня. Чуть привыкнув к нему, я разглядел перед собой Борьку и... Андрея. Того самого, который вылетел за борт.

Через четверть часа стараниями Борьки я уже знал в общих чертах, что с нами приключилось. Оказывается, нас троих после взрыва выбросило в океан, а уж он потом, руководствуясь непонятно какими соображениями, выплеснул нас на почти круглой формы скалистый островок, имевший в поперечнике метров сто. Таким образом, мы остались совершенно без средств для существования, зато живы и невредимы. Остальные же, несомненно, погибли. И мы-то спаслись чудом, только потому, что находились в момент взрыва на верхней палубе.

Первым пришёл в себя Борька. В двадцати шагах от него лежал Андрей. Борька привёл его в чувство, а затем в противоположной стороне островка они наткнулись на меня и перенесли подальше от воды. Так я очутился чуть ли не посередине острова, на одинокой, высоко поднятой, точно операционный стол, отполированной природой гранитной плите. Скалы отступили от этой плиты, создав вокруг небольшую ровную каменистую площадку.

Единственной достопримечательностью острова был старый деревянный столб с перекладиной в форме буквы «Г». Он торчал около самой плиты, напоминая чем-то виселицу. Для каких целей его сюда воткнули, было непонятно, но было хотя бы ясно, что когда-то на эти скалы ступала нога человека. Правда, было это давно и нет никаких оснований надеяться, что подобное повторится в ближайшее время. А значит, мы обречены.

Пока Борька рассказывал мне обо всём, эта мысль непрерывно стучала у меня в мозгу. Когда он замолчал, я обронил задумчиво:

- А вот успели ли они дать SOS?

Андрей меня понял.

- Вряд ли, - ответил он. - Взрывом разворотило весь корабль. Сразу.

- Значит, в ближайшие три дня нас никто не хватится. За это время без пресной воды мы просто подохнем.

- Может быть, будет дождь. Мы сделаем выемки в скалах, и они наполнятся водой, - предложил Борька.

- Ты умеешь вызывать дожди? - ехидно спросил я. - Посмотри на небо.

Там не было ни облачка.

Это сколько же мы пролежали без сознания, если ветер успел далеко унести пугавший на корабле дождик?

- Если не пойдёт дождь - будем умирать, - негромко сказал Андрей.

Как-то уж слишком буднично прозвучали у него эти слова.

Наверное, целый час просидели мы на гранитном столе, не говоря ни слова друг другу и тупо разглядывая нагромождения скал.

От этого пейзажа мне стало тошно. Захотелось пить и курить.

Курить даже сильнее. Инстинктивно я принялся шарить у себя по карманам. Но пиджака, когда-то небрежно накинутого на плечи, естественно, не было, а сигареты я держал обычно в нём. Так что все мои старания были напрасны.

Впрочем, нет. В заднем кармане джинсов я нащупал зажигалку и свёрнутую вчетверо бумажку. Я заботливо положил зажигалку рядом с собой (одежда-то на мне уже практически высохла на солнце, но внутри карманов было ещё мокро, так что я решил - пусть-ка она подсохнет), а записку аккуратно развернул.

Бумага была сырая и буквально расползалась в руках. Я положил её на ладонь, разгладил и прочёл.

"Убей ножом двоих - и ты спасёшься".

Синяя паста. Корявый детский почерк. Та-ак.

Нельзя сказать, чтобы я испугался. Я не сомневался, что эту глупую записку мне подсунули, пока я был без сознания. Сделать это могли только Андрей или Борька. Скорее, даже Борька - у него натура такая, взбалмошная.

- Зачем ты это сделал? - небрежно поинтересовался я у него.

Борька изобразил на лице удивление.

- Вот это, - и я протянул ему бумажку.

Он прочитал.

- С чего ты взял, что это я написал? Да я в глаза этой бумажки не видел!

- А ну, дай-ка, - попросил Андрей и взял у меня с ладони записку. - Чушь какая.

- Я понимаю, что чушь, но откуда она у меня взялась? - рассердился я. - На корабле мне её подсунули, что ли?

- Вполне может быть, - равнодушно согласился Андрей. - Там же нож упоминается. А какой у нас может быть нож?

Борька вдруг изменился в лице и стал лихорадочно ощупывать свои карманы. И вытащил из брюк симпатичный складной ножик.

Пластмассовая рукоятка изображала выгнувшуюся лису.

- Однако, - глупо пробормотал я.

- Нож появился, - скучающим голосом прокомментировал Андрей. - А нет ли у тебя там ещё чего-нибудь случайно?

- И вправду есть, - осипшим внезапно голосом сказал Борька и вытащил из кармана листочек бумаги, кое-как свёрнутый, измятый и промокший.

Он развернул его и побледнел.

Я отобрал бумажку и прочёл.

"Убей ножом двоих - и ты спасёшься".

Та же самая паста. Та же самая рука.

Вот теперь я почувствовал себя неуютно. Одна записка ещё ничего, но две...

Андрей даже не стал читать, он и так всё понял. Тень беспокойства мелькнула у него на лице, и он принялся тщательно исследовать содержимое своих карманов. Но не обнаружил ничего интересного.

Кроме свёрнутой вчетверо бумажки.

- Так я и знал, - не испуганно, а скорее обречённо произнес он, передавая её мне.

Пальцы у меня дрожали, когда я разворачивал эту бумажку. Я уже знал, что на ней написано. И всё же неприятный холодок пробежал по спине, когда я вновь увидел корявые синие буквы.

"Убей ножом двоих - и ты спасёшься".

Я положил все три записки на плиту рядом с зажигалкой и ножом, который оставил там Борька. Три абсолютно одинаковых записки.

Мистика? Наваждение? Или всё-таки хитрая и неумная шутка?

- Мужики, - сказал я, стараясь, чтобы в голосе у меня звучала уверенность. - Если эти записки написал кто-то из нас, пусть признается прямо сейчас. Про себя я могу сказать лишь то, что к ним непричастен - я дольше вас был без сознания, вы оба это подтвердите.

- А меня Борька привёл в чувство, так что... - Андрей развёл руками.

Мы уставились на Борьку. Он, конечно, сообразил, что подозрение падает на него и только на него, у него одного нет алиби.

- Да вы что... - заикаясь от волнения и покраснев, пролепетал он. - Да вы... Да у меня... Да у меня и ручки-то нет!

- Ручку можно выбросить, - заметил я. - Вон сколько места кругом. Целый океан!

- Так что же, выходит, я эти проклятые записки написал? И себе написал, да?

- Конечно, - согласился я. - Чтобы отвести подозрение... Но ты не волнуйся, мы поняли тебя. Ты же просто хотел этими записками отвлечь нас от мыслей о смерти, разве не так? Только это у тебя не очень ловко получилось. Неудачная шутка.

- Да вы... - Борька соскочил с плиты. - Да не делал я этого, не делал, понятно?

- Ладно, кончай валять дурака, - оборвал я его. - Будь доволен тем, что мы на тебя не сердимся.

У Борьки было очень злое красное лицо. Никогда не видел я его таким.

- Вы мне не верите! - истерически закричал он. - Вы... вы жалкие трусы, вот вы кто!

- Шаблон, - по привычке отметил я.

Борька хотел ещё что-то сказать, но злость душила его. Он только махнул рукой и быстрым шагом направился в скалы, на другую половину острова.

Я наблюдал, как он скрылся за грядой высоких и острых, точно клыки гигантских ящеров, скал, и мне было неприятно, что я так на него набросился. Андрей будто услышал мои мысли:

- А может, он не виноват?

- Тогда кто же?

- Чёрт его знает.

Вот именно, что чёрт. Не могли же они из ничего появиться.

- А вдруг это действительно шанс? - задумчиво проговорил Андрей. - - Убьёшь двух человек ножом - ты, допустим, убьёшь меня и Борьку - и спасёшься. Жив останешься. Корабль тебя какой-нибудь подберёт.

- Ерунда, - ответил я.

Записки уже подсохли, и я сгрёб их в одну кучу. Потом чиркнул зажигалкой, и весёлый огонёк сожрал мятые листочки.

- Так будет лучше, - объяснил я, смахивав пепел с плиты. - Иллюзии не помогут.

- И нам остаётся только покончить с собой, - печально вздохнул Андрей.

Мне не понравились его слова. Что-то он совсем приуныл.

Я соскочил с плиты, испытующе поглядел на него, потом взял Борькин нож, лежавший на прежнем месте, и сунул к себе в карман.

- Чтобы не было соблазна, - пояснил я, перехватив удивлённый взгляд Андрея. - Пойду поговорю с Борькой.

Андрей усмехнулся. Горькая же получилась усмешечка.

Я повернулся и, не оглядываясь, зашагал к тем скалам-клыкам, за которыми скрылся Борька.

Записки никак не выходили у меня из головы. А если они и вправду не врут? Тогда кто засунул их нам в карманы? Господь Бог? Сам дьявол? Но я материалист, а посему полагаю, что записку может написать, а тем более положить в карман только человек. Только!

Волшебников не бывает. Чудес тоже.

"Убей ножом двоих - и ты спасёшься".

Нож есть, в кармане. Поверить? Один шанс из миллиона. Нет, из миллиарда.

Где-то я слышал, что чудо происходит, если в него веришь. А в нашем положении можно поверить во что угодно. Но чтобы чудо свершилось, одной веры мало. Нужно убить, как требует записка.

Убить двоих. Человек. Две жизни в обмен на одну. Две смерти и одна жизнь. Или три смерти. В любом другом случае. Шанс?

Я уже не мог так просто выбросить из головы эти три записки.

Дойдя до скал-клыков, я обнаружил, что они образовали настоящую стену, закрывавшую противоположный край острова. Тот край, куда выбросило Борьку и Андрея. Тут не было песка и даже гальки, как и там, где нашли меня. Только скалы. Большие холодные скалы, изрезанные ветром и дождями, и крупные камни-валуны, окружённые толпой более мелких собратьев.

«Здесь очень удобно прятаться», - внезапно подумал я.

- Борька!

Никакого ответа.

Обиделся. Ясное дело. Забрался, наверное, куда-нибудь и делает вид, что ему на всё наплевать. И не успел я так подумать, как что-то массивное мелькнуло у меня перед глазами и ударилось о землю возле самых ног. Камень!

В меня кто-то бросил камень!

Молниеносный прыжок - и я уже за ближайшим валуном. Конечно, это Борька.

Я понял всё сразу. Видимо, он не хуже меня проанализировал ситуацию и решил действовать так, как предлагает записка. Он решил спасти себя, погубив нас. И сейчас охотился за мной.

А впрочем, что ему это даст? Ведь он должен убить меня ножом, а не камнем. И он не знает, что этот нож у меня в кармане. Наверно, он просто хочет сначала оглушить меня, как наиболее сильного противника, а потом, расправившись с Андреем, потихоньку прирезать меня. Ведь бесчувственные не могут защищаться.

Он спятил, Борька. Его надо обезвредить. Мне вовсе не хочется умирать, мало ли что говорит его распалённая фантазия! Но где он прячется?

Я осторожно выглянул. Метрах в пятнадцати прямо передо мной возвышался целый завал камней.

Мой камень прилетел оттуда, это несомненно. Значит, Борька спрятался за этим завалом. А передо мной - голое место. Я у него как на ладошке. А если обойти? В принципе, это было реально - укрываясь за вон теми большими валунами, обойти его справа. Важно только, чтобы он меня не засёк. Наиболее опасен самый первый отрезок, шагов шесть до ближайшего валуна. А там камни стоят рядом друг с другом, будет полегче.

Я пригнулся и побежал.

Ой-ёй-ёй, как я недооценил его реакцию. Стоило сделать только шаг - и в меня уже летит камень. Хорошо, что я отклонился, а то дело могло бы закончиться похуже, чем просто царапиной. Но он пусть думает, что попал точно в голову и вырубил меня.

Я упал на открытом месте, схватившись за голову. Лёжа навзничь ногами к Борькиному укрытию и боясь шевельнуться, стал наблюдать из-под опущенных ресниц.

Борька появился минуты через три. Сначала он просто выглядывал из своего убежища, потом вышел оттуда с камнем в руке.

Больше всего я боялся, что сейчас этот камень полетит в меня. Для верности, чтоб уж точно вывести меня из игры. Но Борька, видимо, сам побаивался убить меня вот так, камнем. Иначе ведь нож не понадобится. А в записке говорилось про нож.

Когда Борька подошёл ко мне совсем близко, я изловчился, подцепил носком левой ноги его правую ногу сзади, а второй ударил ему под колено. Что-то хрустнуло; Борька нелепо взмахнул руками и упал на спину. Я вскочил, как дикая кошка, рванулся к нему...

Он не заметил, что в этот момент нож выпал из кармана. Слабая пружина разжалась от удара об камень,
и лезвие раскрылось.

... и напоролся на выставленную ногу. Я охнул и отлетел назад.

Падение несколько оглушило меня. Борька воспользовался этим - тут же навалился всем телом, подбираясь к горлу. Я увидел его красные, злые глаза, и мне стало по-настоящему страшно.

Он сошёл с ума! Он не понимает, что делает!

Он убьёт меня!

Я извивался как червь, пытаясь освободиться, но ему удалось коленом надавить на локтевой сгиб моей правой руки, и вспышка боли обожгла меня. Он начал меня душить.

Вдруг моя левая свободная рука нащупала рукоятку ножа. Видно, он выпал в пылу борьбы. Я крепко сжал рукоятку и из последних сил ударил Борьку в бок.

Хватка сразу ослабла, мне на руку потекло что-то горячее. Кровь?..

Борька ещё несколько секунд оставался в прежней позе, а потом повалился на меня. Я успел отвернуть голову, но его сухие шершавые губы всё равно оцарапали мне ухо.

Он был мёртв.

Как же так? Неужели нож раскрылся при падении на камни?

Я оттолкнул Борьку от себя и вскочил на ноги. А он так и остался лежать неподвижно на камнях, и у него в боку, прямо в центре расплывавшегося красного пятна, торчал нож. С ручки ножа капала кровь.

Мне бы отвернуться, уйти. В конце концов, всё это произошло случайно, я только защищался. Но я не мог оторвать взгляд от ножа, почти до рукоятки вошедшего в человеческое тело. Это была первая смерть, которую я видел.

Я почувствовал, что ноги не держат меня, и сел прямо на камни.

Чёрт знает, сколько я просидел в такой глупой позе, неотрывно глядя на убитого мной человека. Сказать, что эта смерть поразила меня - значит ничего не сказать. Я начисто позабыл и о том, что дико хочу пить, и о том, что скоро мне предстоит умереть. Голова была совершенно пустая. Где-то у самого горла нервно колотилось сердце.

И тут я вспомнил о записках.

Не знаю, как всплыла эта мысль. Должно быть, я, сам не замечая того, обдумывал её постоянно.

"Убей ножом двоих - и ты спасёшься".

Убил. Ножом. Одного. Случайно - но убил. Теперь дело за вторым? За Андреем?

Я вдруг ясно понял, что шанс спастись остался только у меня. Если, конечно, записки не врут. Если это действительно чудо. Итак, если я убью ножом Андрея, то останусь жив. Вопреки логике, вопреки судьбе. И никто не посмеет упрекнуть меня за это.

Потому что не узнает.

А если узнает? Это ничего не меняет. Могло бы погибнуть три человека, а погибли только двое. Арифметика в мою пользу!

Итак, я должен зарезать Андрея.

«Он и сопротивляться не будет», - подумал я. - «Он слабак. Он годен только на то, чтобы играть в шахматы или корпеть над учебниками».

Мальчишка. Никому не нужный мальчишка.

И я его убью.

Я его убью.

Я встал, вытер испачканную кровью руку о джинсы, точно заведённая машина, нагнулся к убитому Борьке и вытащил нож. Из раны хлынула кровь.

Я вытер нож о джинсы. Они теперь все были в красных пятнах.

Вперёд.

Я повернулся и пошёл убивать Андрея.

Выйдя из-за скал, я сразу его увидел. Он стоял во весь рост на знакомой гранитной плите и смотрел вдаль. Во всяком случае, мне так показалось.

Моего появления он не заметил.

«Ладно, пусть смотрит», - великодушно подумал я. - «Всё равно бежать ему некуда».

И, нисколько не скрываясь, с ножом в руке спокойно направился к нему.

Андрей упрямо не хотел меня замечать. Что он там высматривает?

И лишь приблизившись наполовину, я сразу обо всём догадался.

Ремень. Обыкновенный брючный ремень. Он был обмотан вокруг перекладины Г-образного столба и спускался вниз. Прямо к шее Андрея.

Я рванулся к нему.

В считанные секунды я покрыл разделявшее нас расстояние, оббежал гранитный стол, обхватил Андрея и приподнял. Успел ли я?

Внезапно моя рука прикоснулась к его кисти. Я отпрянул.

Руки у него были уже холодные.

Поздно. Я подоспел слишком поздно.

Подул ветер, и Андрей покорно закачался на своей виселице.

На его пунцовом, набухшем лице застыла улыбка. Наверно, он радовался, что так счастливо и быстро избавился от всего. Что ж, он имел на это право. Сам того не желая, быть может, он обманул меня. Пока я ходил, он вытащил из своих брюк ремень и повесился.

И в результате мне некого больше убивать.

Злость ударила мне в голову. Я зарычал и в бессильной ярости всадил в труп нож. Потом ещё и ещё.

Крови было мало. А я хотел много крови!..

С большим трудом мне удалось взять себя в руки. Я отошёл от Андрея и стал смотреть на океан. Кровь всё ещё кипела во мне, а безмятежное ворчание прибоя здорово успокаивало.

Я смотрел на игру волн и думал, что я очень невезучий человек.

И тут я опять вспомнил о записках.

Чёртовы записки! Теперь-то они мне на что?

"Убей ножом двоих - и ты спасёшься".

Где они, эти двое? Одного, ладно, убил. Но второй-то сам с собой покончил. И остался только я. В единственном числе.

«Постой», - сказал я себе. - «Ведь я тоже человек. А значит...»

Если я убью ножом себя, то получится, что я убил двоих. Бред? Но спастись можно только так.

Спастись? Кто же, интересно, спасётся, если я, последний живой человек на этом острове, покончу с собой?

Но ведь это чудо. Сказка. Значит, я могу спастись. По её законам. В конце концов, это мой единственный шанс, терять нечего. Я всё равно умру, только позже, мучаясь и проклиная всё на свете. А так...

Я плотнее обхватил рукоятку ножа. Решено.

В одной книге я читал, что человек не может ударить себя ножом так, чтобы сразу проткнуть сердце. Не хватит силы. А я должен действовать наверняка.

Я опустился на колени. Взяв нож чуть наискось, приставил острие к сердцу. Какой он холодный!..

Вот так. Теперь остаётся только упасть лицом вниз. Тогда рукоятка упрётся в камни и лезвие войдёт в грудь.

И не надо бояться. Это же сказка.

Я ещё раз взглянул на океан, на небо, на котором стали собираться облака, набрал в грудь побольше воздуха и...

[Maline]

Итак, вот навеянный вышеприведёнными строками бред. Или не бред?

Миф Об Искушении

- Помни, Люци: главное - убедить людей в том, что зло есть добродетель. Убедить их в этом значит сделать их наместниками зла.
- Я знаю, Учитель.
- И берегись происков Старца - за совершённый когда-то обман он может заставить сотворить добро. Помни о хитрости. Хитрость - твоё главное оружие.
- Да, Учитель.
- Тогда действуй, мой мальчик. И да поможет тебе Тень Великого Предка!

Саня, устало вздохнув, присел на диван. Ну и денёк! А впереди ещё тренировка. И перекусить нечего - ребята ещё не пришли.

Саня, Валя и Женя были студентами медицинского ВУЗа и недавно окончили второй курс. Они вместе снимали двухкомнатную квартиру. Сейчас было лето, июль, и ребята отдыхали: Валя с утра укатил к своей подружке Тане, а Женя смылся на пляж.

Саня с сожалением посмотрел на часы - половина третьего. Жутко хотелось есть, а ребята раньше трёх не вернутся. Полчаса - как это долго!

- Чёрт! - выругался Саня и пошёл заканчивать тренировку.

Наконец он, тяжело дыша, встал и побрёл в свою комнату.

В этот момент в дверь позвонили. Выругавшись про себя, Саня крикнул:

- Иду!

Он надел тапочки и зашлёпал к входной двери. Отодвинув железный засов, Саня открыл замок и распахнул дверь. Перед ним стоял Валя со своей подругой, а чуть позади маячила фигура Джона с двумя бутылками водки в руках. Предвкушая приятный вечер, Саня улыбнулся и пропустил всех в квартиру.

- Конечно, голодный, - улыбнулась Таня, снимая туфли и проходя на кухню.

Тут только Саня заметил, что у неё с собой была сумка. Таня стала доставать из сумки всё содержимое: полпалки колбасы, земляничный рулет, две банки солёных огурцов, четыре бутылки молока и несколько плавленых сырков. Под конец она вытащила из сумки булку хлеба и баночку чёрной икры.

- На закуску, - объяснила она и рассмеялась.

Сзади к ней подошёл Валя и обнял её за талию.

- Вы пока приготовьте комнату, - сказал он. - А мы быстренько разберёмся с едой.

Джон и Саня поспешно удалились в комнату, оставив влюблённую парочку на кухне.

Таня, мягко высвободившись из Валиных рук, занялась поджариванием колбасы и раскладыванием огурцов, сырков и рулета на тарелках.

Валя тем временем двумя движениями открыл бутылки с молоком, порезал хлеб и, вскрыв банку с икрой, надел фартук и начал мыть посуду.

Он не заметил, как молоко в одной из бутылок бесшумно запузырилось, на секунду став прозрачным, но тут же успокоилось и приняло прежний вид.

Валя закончил мыть посуду и, открыв форточку, присел на табуретку. Достав из кармана брюк пачку сигарет и зажигалку, закурил.

Таня поджарила последнюю порцию колбасы и, добавив её туда же, взяла миску и понесла в комнату, крикнув на ходу:

- Несу, несу!

Валя улыбнулся про себя. За что ему нравилась эта девушка, так это за свой весёлый нрав. К тому же, внешность у неё была незаурядной: милое, овальное личико, изумительные дуги бровей, правильной формы нос, пухлые губы… Многие девушки могли бы позавидовать фигуре Тани: среднего роста, с нежными округлыми плечами, стройными ногами, полной грудью и длинным волосом блестяще-чёрного цвета она выглядела настоящей красавицей.

Затянувшись в последний раз, Валя снова улыбнулся про себя и, потянувшись, выдвинул ящичек стола и достал оттуда пепельницу. Ссыпав в неё пепел из руки, Валя затушил сигарету и встал. Старая привычка стряхивать пепел в ладонь никак не оставляла его.

- Валя, ребята ждут! - услышал он звонкий голос Тани.

Он оставил зажигалку на столе и, взяв тарелки с огурцами и с рулетом, чуть не столкнулся с Таней, входившей на кухню.

- Осторожно, - лукаво глянула она, забирая икру, сырки и хлеб, и последовала за Валей в дальнюю комнату.

Через минуту она вернулась и взяла три бутылки с молоком.

«Хватит пока», - подумала она.

Она не увидела, как жидкость в оставленной бутылке снова запузырилась, и несколько капель выплеснулись на стол. Дерево подалось, раздалось тихое шипение, и в столе образовались небольшие отверстия.

Валя, пришедший за стаканами и вилками, не сразу понял, что произошло. Он даже не успел крикнуть. Он только услышал плеск и почувствовал на своей спине что-то мокрое и липкое…

Он растворялся!

Дикая боль пронзила всё тело Вали. Оно словно превратилось в сплошной ожог и скорчилось в судорогах боли; Вале показалось, что он попал в котёл с кипящей смолой. Его тело распадалось на части: сначала отвалилась правая нога, а потом он перестал ощущать левую руку.

Не в силах закричать, Валя попытался выползти из кухни и добраться до друзей…

Зажигалка, лежавшая на столе, щёлкнула, высекая огонь. Жидкость из бутылки мощной струёй брызнула вперёд.

Струя пламени ударила по Вале. Он беззвучно закричал, сгорая дотла под этим адским огнём. Последние искры ощущений - и острая боль в голове…

Он сгорел. Полностью.

Джон, постукивая пальцами по обшивке дивана, пробормотал:

- Ну где там черти носят этого Валю! Я бы уже давно вернулся!

- А вот ты бы сходил и взял бы всё сам, - одёрнула его Таня. - А то ишь, распетушился!

- А вот возьму и схожу, - бросил Джон.

И, рывком встав с дивана, он длинными шагами пересёк комнату.

- Сходи! - крикнула ему вслед девушка. - А лучше сбегай!

И, повернувшись к Сане, она произнесла:

- Ладно, давай слегка похватаем, а то я тоже такая голодная!

И две руки с разных сторон потянулись к миске с колбасой.

Последняя реплика Тани подстегнула Джона.

«Вот сейчас выскажу этому придурку всё, что о нём думаю, - злился он. - Мало того, что сам чокнутый, так ещё и деваху свою чокнутую сюда притащил».

Однако то, что он увидел, уже почти переступив порог кухни, повергло его в ужас.

На полу лежал Валя. Вернее, то, что от него осталось.

Посреди кухни валялись обгоревшие кости. Всё было забрызгано жидкостью из бутылки и кровью.

С воплем Джон побежал прочь. В ту же секунду он почувствовал, что на его левую руку попало что-то тягучее. На бегу глянув на рукав, он увидел, что рука стала оплавляться, и сразу ощутил дикую боль. Кровь ручьём потекла с обезображенной руки; плоть огромными каплями полилась на пол.

Ворвавшись в комнату, Джон с разбега упал на диван, заходясь в крике, и чуть не сбил с ног встававшую Таню.

- Там! - орал он. - Валя… сгорел! Меня… я… жжёт!

Таня сначала застыла, как статуя, но, снова услышав без перерыва повторяемое Джоном «Валя сгорел, Валя сгорел», кинулась на кухню.

Саня испытал шок. От нервного тика у него задёргалась левая бровь.

Истошный крик со стороны кухни подтвердил слова Джона. За ним последовал шум падающего тела.

Саня перепрыгнул столик и понёсся на кухню. У входа он увидел лежавшую на полу без сознания Таню, целую и невредимую.

Он подхватил её на руки и отнёс в комнату, смежную с той, в которой они собирались обедать. Затем вернулся к Джону.

Тот ещё продолжал дёргаться и орать от боли. Половина его руки уже исчезла, а другая представляла собой липкую склизкую массу, в основном застывшую.

«Надо срочно ему помочь», - подумал Саня. - «Сперва необходимо прекратить боль».

И вдруг он вспомнил, что где-то в тумбочке лежат два чистых шприца. Одним резким движением Саня достиг тумбочки, распахнул дверцу, чуть не оторвав её, пошарив немного, выудил оттуда один шприц и сразу бросился к шкафчику с лекарствами, где хранилось обезболивающее. Быстро промыв шприц, он выпустил из него воздух, набрав внутрь раствор, и подошёл к Джону.

- Потерпи, - отчётливо произнёс Саня, - сейчас боль пройдёт.

Он не видел, что жидкость в шприце неожиданно поменяла свой цвет на ярко-красный и слегка вспенилась.

«Сейчас я тебе помогу», - думал Саня.

Джон увидел это…

И закричал, уворачиваясь от укола. Но Саня всадил шприц в плечо друга и надавил на пластмассовый круглешок.

Жидкость полностью вошла в тело Джона. Саня выдернул шприц.

«Ну вот», - подумал он, - «теперь Джон успокоится».

Но Джон не успокоился. Он продолжал вопить, но вдруг перестал и на секунду застыл, словно окаменев. Затем он резко дёрнулся, сразу как-то обмяк и откинулся на спинку дивана, закатывая глаза.

Ледяное предчувствие толкнуло Саню к другу. Он начал трясти его за неповреждённую руку и хлопать ладонями по его щекам, прикрикивая:

- Джон! Очнись, Джон! Джон, очнись!

Саня в очередной раз ударил друга по щеке. Изо рта Джона вытекла струйка крови, наполовину перемешанной с пеной.

Саня вдруг понял, что стоит рядом с мертвецом.

С настоящим мертвецом!

Ужас объял Саню. Не в силах что-либо сообразить, он метнулся назад, но внезапно ощутил полный упадок сил. В его голове ещё успела пронестись мысль о побеге, а потом всё заволокло туманом, и Саня без сознания рухнул на пол…

Очнувшись, Саня огляделся и понял, что провалялся на полу несколько часов - за окном чернела ночь. Шальная мысль пришла в голову - а может, это был сон?

Саня встал и выглянул в соседнюю комнату, из которой он успел выскочить, прежде чем потерял сознание.

Там лежал Джон.

Мёртвый Джон!

Саню пробила дрожь. Он пошатнулся и, чтобы не упасть, прислонился к стене.

Значит, это не сон? Валя и Джон теперь мертвы, а Таня всё ещё без сознания.

Господи!

Таня лежала в мягком кресле, слегка запрокинув голову назад. Видимо, потрясение так повлияло на девушку, что она до сих пор не могла прийти в себя.

Сане было не до размышлений о боге и дьяволе. Мало того, что он в них просто не верил - страх проник в него, наполняя вены, и он не знал, что предпринять, чтобы выпутаться.

Пойти в милицию? Да его тут же обвинят по крайней мере в одном преднамеренном убийстве, это уж точно! Рассказать кому-нибудь? Всё равно никто не поверит! Что остаётся делать? Бежать? Но куда? И что делать с Таней?

Взгляд Сани упал на девушку.

Неожиданно его мозг пронзила острая, как игла, мысль: а что, если она его предаст? Чушь, ерунда! Она ведь тоже всё видела! Нет, не может быть.

И вдруг в его голове прозвучало, словно смертный приговор:

Обязательно предаст. Непременно. Из-за какой-нибудь там мелочи, даже из-за тени малейшего сомнения… Но всё равно предаст. И тогда - смерть ему.

Смерть!

Нет!

Словно вспышка родилась в Санином мозгу. Смерть? Никогда! Он не хочет умирать!

Нет!!

Он с ужасом представил, как его рано утром выводят из камеры и ведут к электрическому стулу. На его груди арестантская рубашка, руки безвольно опущены. Движение рубильника…

НЕТ!

Он не должен умереть!

Если она предаст его, то…

Она должна умереть!

Эти мысли проносились в мозгу Сани с бешеной скоростью. Он уже не понимал, что делает. Он жаждал крови Тани. Он думал только об одном - как бы ему спастись.

Он решился.

Я убью её!

Саня опустился на колени перед тумбочкой и снова начал шарить внутри, на этот раз на нижней полке. Наконец он достал скальпель. Его рука скользнула по рукоятке, пальцы изобразили нужную комбинацию.

Злорадная улыбка исказила лицо.

Я убью её!

Он в два шага обошёл кресло сзади и замахнулся.

В этот момент Таня стала приходить в себя. Она слегка приоткрыла глаза. Нож на мгновение замер в воздухе вместе с державшей его рукой…

Нет!

Я не хочу умирать!

Она должна умереть!

Эта мысль словно выжигала мозг…

Я убью её!

Нож, сжимаемый Саней, стал быстро опускаться вниз. Таня открыла глаза…

Умри!

И не успела крикнуть.

Нож с хлюпаньем вошёл в её горло. Затем ещё раз.

И ещё.

И ещё.

Умри!

Труп Тани, весь в крови, медленно сполз на пол. Саня отбросил окровавленный нож в сторону и вытер руки о висевшее рядом на крючке полотенце. Ему вдруг стало смешно.

И он засмеялся.

Он убил человека!

Как всё это просто и легко. Как будто не было! Какое облегчение! Словно гора с плеч… И от этого хотелось хохотать, хохотать дико и необузданно, до исступления. И не было возможности остановиться.

Он хохотал над убийством человека! Над убийством, совершённым своими руками!

«Надо бежать», - всё ещё хохоча, подумал он.

Обезумевший взгляд Сани искал что-нибудь вроде выхода из комнаты. Что-нибудь, что разбудило бы волю и помогло бы вырваться из этого ада.

Прочь из ада!

Неожиданно он заметил, что стоит прямо перед окном. Вот оно!

Прочь отсюда!

Скорее бежать отсюда! Окно…

Решение созрело мгновенно.

Скорее!

Саня не мог больше ждать. Скорее выбраться из этого склепа!

Саня молча сделал разбег и побежал к окну.

Вперёд!

В последний момент Саня подпрыгнул так, что его ноги почти не коснулись подоконника. Стекло с громким звоном разбилось, одновременно впиваясь в тело студента. В промежутках реальности блеснула тьма…

Вот оно, спасение! Наконец!

И тут словно кто-то разбудил Саню. В одно мгновение его мозг озарила отчётливая картина всего, что произошло.

Но было поздно.

Он уже летел с шестого этажа навстречу слегка влажному асфальту.

О Боже!

И когда до удара оставались считанные доли секунды, ночь огласил душераздирающий вопль Сани…

20.03.1998

[Maline]

Продолжение бреда.

Легенда Об Искушении

- Помни, Люци: самый быстрый путь к контролю над человеком лежит через его слабости и прихоти. Помоги им осуществиться - и ты будешь повелевать человеком.
- Я понимаю, Учитель.
- И поторопись - визит Небесной канцелярии уже не за горами. Старец пробуждается.
- Я знаю, Учитель.
- Учти: времени мало. Используй свою силу, чтобы вводить людей в заблуждение. Убивай иллюзией. Трави злобой. Души гневом. И не забывай о страхе людей перед Смертью.
- Да, Учитель.
- Тогда вперёд, мой мальчик. И да поможет тебе Тень Великого Предка…

Алексей с нетерпением глянул на никак не желавший закипать чайник. Весь день не было света, а тут…

Алексей учился в ВУЗе третий год. Он с детства любил физику, увлекался изучением непонятных ему случаев и явлений. Ещё в школе многие формулы он без особого труда выучил наизусть, помнил имена известных учёных наперечёт, а законы были его коньком. Именно поэтому он с лёгкостью поступил на факультет естественных наук.

На дворе стоял февраль, самое начало, и жуткий морозный холод проникал всюду. Алексей, ещё со вчерашнего вечера ходивший с осипшим горлом, дождался девяти вечера (к этому времени электричество включали точно) и поставил чайник.

Он жил вместе со старшей сестрой и с младшим братом в небольшой двухкомнатной квартире на шестом этаже. Шестой дом по этой улице, шестой с левой стороны подьезд, а также номер квартиры - 131 - сразу бросались в глаза. Новосёлы знали об этом, но, не будучи людьми глубоко суеверными и не замечая особо неадекватных реакций соседей, успокоились, а затем и вовсе плюнули на возможные страхи и опасения.

Квартиру они снимали уже полгода. Правда, телефонные провода до неё так и не дотянулись, но из квартиры напротив при случае всегда можно было позвонить.

Сестра Алексея Оксана, стройная, красивая брюнетка двадцати лет, училась на четвёртом курсе факультета психологии. Иногда к ней заходил Саша, её хороший друг.

Младший брат Алексея, Дима, учился в шестом классе средней школы. Однако с учёбой у него получалось не так хорошо, как у старшего брата. Сейчас он сидел в своей комнате и в очередной раз честно пытался вызубрить десять неправильных английских глаголов.

Алексей поёжился. Что за чёрт! Весь день без электричества, да и сестра что-то слишком долго задерживается… Наверное, опять сочиняет какой-нибудь фантастический рассказ в компьютерном зале, где она при желании могла остаться и до утра. Как же хочется горячего чаю!

Алексей снова посмотрел на чайник. Нет, тот и не думал вскипать.

Заурчал дверной звонок. Алексей, быстрыми шагами покинув кухню, повернул ручку и открыл. На пороге стояли Оксана и Саша.

- Перед самым домом встретились, - проговорила Оксана, проскальзывая мимо брата и на ходу снимая пальто.

Алексей отступил назад, и Саша тоже вошёл в квартиру.

- Проходи, - поёживаясь, кивнул в сторону комнат Алексей. - Дима занимается, не помешайте.

И ушёл на кухню.

Оксана и Саша, раздевшись, прошли в первую комнату, где стояли телевизор и видеомагнитофон, купленные по дешёвке у одного знакомого преподавателя. Включив телевизор, парочка закрыла двери - входную из коридора и дверь в смежную комнату, где занимался Дима. Поставив кассету «Сканирование мозга», стала с интересом смотреть фильм.

Алексей вошёл на кухню и задумался. Лучше поздравить сестру сейчас. Всё-таки сегодня ей исполняется двадцать лет. Круглая дата, далеко не последняя в списке её любимых томных времяпровождений.

Алексей, нагнувшись, открыл дверцы кухонного стола и вытащил оттуда большую коробку конфет. Поверх лежала открытка с поздравлением, прижатая розовой подарочной лентой. Алексей вздохнул - эти конфеты обошлись ему почти во всю его стипендию.

Но подарок есть подарок. И Алексей направился в ванную за букетом цветов.

Через минуту он вернулся, положил цветы рядом с коробкой, закрыл дверцы и посмотрел на чайник. Тот как раз закипел.

«Неудобно осипшим голосом сестру-то поздравлять», - подумал Алексей.

Сняв чайник и выключив плиту, он плеснул в кружку немного заварки, бросил туда два куска сахара и, нетерпеливо залив всё это горячей водой, обхватил горячую ёмкость руками и поднёс ко рту. Он отпил уже несколько глотков, когда наконец почувствовал приятное тепло, разливавшееся по телу, и целый день беспокоивший его камень в горле мгновенно растворился.

Алексей облегчённо вздохнул и, откашлявшись, подхватил цветы, коробку и зашагал в комнату сестры.

Он не видел, как оставшийся в кружке чай забурлил, едва не выплеснувшись на скатерть, окрасился в ядовито-зелёный цвет, зашипел и внезапно вернулся в прежнее состояние.

Довольный, Алексей вернулся на кухню и подошёл к окну.

Какая всё-таки у него красивая сестра! И уже такая взрослая…

Саша легко обнял Оксану и, ещё раз поздравив её с днём рождения поцелуем в щёку, достал из кармана брюк электронную записную книжку.

Оксана вскрикнула от неожиданности и, приняв подарок, быстро положила его на столик, подалась вперёд и коснулась губ друга своими. Саша слегка покраснел.

- Спасибо, - проговорила Оксана.

Саша кивнул.

Оксана открыла коробку с конфетами. Саша встал, извинившись, и вышел из комнаты.

- Сейчас приду.

Оксана повернулась к экрану телевизора и попыталась вникнуть в суть фильма.

Она не заметила, как конфеты бесшумно вспыхнули.

Саша, выйдя из туалета, шагнул к умывальнику и пустил воду. Вытирая руки о полотенце, он весело подмигнул Алексею, собиравшемуся снова пить чай. Алексей кивнул в ответ, поднося кружку ко рту. Саша, улыбнувшись, вошёл в комнату Оксаны и захлопнул дверь.

Алексей, зажмурившись, сделал большой глоток.

Словно лезвие перерезало ему горло. Адская боль пронзила всё тело. Алексей вскочил - и тут же скорчился от боли.

Он сгорал изнутри!

Он зашёлся в конвульсиях. Дико хотелось кричать - но на месте голосовых связок уже ничего не было. Кислота сжигала всё на своём пути, постепенно приближаясь к сердцу.

Алексей упал на пол. Корчась от жуткого жжения изнутри, чуть пониже кадыка, он открыл рот с чёрными дырами дёсен в бессильной попытке издать хоть какой-то звук.

Кислота прожигала его насквозь!

Извиваясь, как змея, Алексей пополз к двери в комнату сестры. Повыше груди, чуть дымясь, с шипением разошлась кожа, и оттуда брызнула кислота, обжигая глаза и оплавляя пальцы рук. Алексей почти дополз. Ещё чуть-чуть и…

Жёсткая режущая боль ударила по телу Алексея у основания туловища. Будто чья-то невидимая могучая рука разламывала его на части.

Кислота пережигала его тело пополам!

Наконец! Он дотянулся оплавленными пальцами до дверной ручки. Сейчас… Надо только приподняться…

Мощный поток кислоты устремился вниз внутри Алексея. Он только успел закрыть глаза и выпустить свою последнюю мысль на волю.

За что же он умирает вот так, нелепо и бессмысленно?

И вдруг Алексей взлетел на гребень огромной волны.

Доля секунды - и взрыв…

Мощная струя кислоты сожгла сердце и устремилась дальше, уничтожая ещё живые органы тела.

Рука Алексея, оторвавшись от ручки, одновременно с телом рухнула на пол. Но за дверью никто ничего не услышал.

Тело Алексея, точнее, его останки, распластались на полу, обжигаясь в лужицах кислоты, вытекавшей из рваных дыр плоти. Дымясь и пузырясь, кислота заливала пол.

Алексей был мёртв.

Он расплавился. Полностью.

Оксана протянула руку и взяла одну конфету.

- Угощайся! - предложила она Саше.

Тот, улыбнувшись, подхватил конфету пальцами и опустил её в рот. Разжёвывая шоколад, он с ожиданием посмотрел на девушку. Та уже съела свою конфету и потянулась было за следующей…

Словно молния сверкнула в мозгу Оксаны.

Убить!

Кого? За что? Эти вопросы и какие-то мысли роились в голове Оксаны. Её разум ещё продолжал бороться с дуновением смерти, цепляясь за соломинку.

Убить?!

Но разум не мог долго держаться. Хватка ослабла, и он заскользил вниз, в бездонную пропасть адского зла. Вопросы и ненужные мысли носились в голове Оксаны с бешеной скоростью, но она уже ничего не соображала среди мельтешения мозговых приказов.

Убить?

Разум цеплялся за самый край соломинки. Пути назад не было. Оксана ощутила, что с ней происходит что-то ужасное, но она ничего не могла сделать. Мысли рассыпались словно во все уголки Вселенной. Всё заволокла беспросветная тьма.

Убить!!

Разум летел в пропасть. Оксана на мгновение почувствовала, что умирает. Перед её мысленным взглядом с оглушительной скоростью пронёсся и исчез вдали туннель, ослеплявший белизной света в конце. Затем на секунду она перестала дышать. Её тело содрогнулось.

Оксана медленно, понемногу приходя в себя, открыла глаза.

Убить.

Она пришла в себя. Она лежала на полу. Над ней склонился Саша, хлопая её по щекам.

- Слава богу, ты очнулась, - с облегчением произнёс он. - А то я уже хотел «скорую» вызывать…

Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но сразу отпрянул, увидев холодный, стальной, предвещавший смерть взгляд её чёрных глаз.

- Оксана, - прошептал он, - что с тобой?

Девушка медленно, во всём величии зла, встала и направила свой убийственный взгляд прямо на Сашу. Тот пошатнулся, теряя равновесие, и вдруг, закатив глаза, упал.

Оксана с удовлетворением посмотрела на друга. Теперь она знала, что это значит, и потому решила поторопиться. Открыв дверь в прихожую, она равнодушно перешагнула через то, что когда-то было её братом, и проследовала на кухню. Затем вытащила из стола большой прямой нож, которым она обычно разделывала крупную рыбу.

Снизу донёсся звук разбиваемого стекла.

Рот Оксаны исказился в кошмарной гримасе. Она расхохоталась.

Со стороны комнаты Димы послышались громкие звуки песен. Это был магнитофон, купленный когда-то отцом.

«Вот и отлично», - размышляла Оксана, - «вот и отлично, мне никто не помешает».

И она быстрыми шагами покинула кухню.

К Андрею с вечера пришли его старые собутыльники - Виктор и Кирилл. Как всегда, с двумя бутылками водки. Андрей уже расстелил скатерть на кухне и поставил у стола три табуретки, когда раздался стук в дверь. И Андрей пошёл открывать.

Он был одним из тех, кто ещё остался жить в этом доме после того, как почти половина жильцов съехала отсюда из-за какой-то страшной истории, связанной с загадочной смертью троих студентов-медиков и их подружки. Рассказывали, что кто-то из них перебил всех, а потом выбросился в окно. Одному ввели яд, другого облили кислотой, а девушку просто зарезали. Сам Андрей ничего не помнил - в ту ночь он был мертвецки пьян. Правда, спустя некоторое время в ту квартиру перебралась какая-то семья; кажется, сестра и два брата. Андрей, завзятый материалист, не верил во всякую чепуху и потому вовсе не собирался рвать когти из-за какой-то тёмной истории.

Три собутыльника уселись за стол. Виктор взялся за бутылку. Опытной рукой алкоголика наполнив стопки до самого верха и не пролив при этом ни капли, он поднял тост:

- За наше здоровье!

Рюмки, сверкая в свете лампы, встретились в воздухе и, стукнувшись друг о друга, разошлись в стороны.

Прошёл час. Содержимое второй бутылки плескалось уже на донышке.

Кирилл встряхнулся, встал и, подойдя к форточке, закурил. Андрей и Виктор сидели, уткнувшись лицом в стол.

- Я тоже хочу, - вяло пробормотал Андрей.

Кирилл усмехнулся.

«Если сумеешь встать», - подумал он.

И вдруг странное чувство пронзило Кирилла.

Сволочь!

Кирилл с непониманием моргнул, однако вскоре его мысли прояснились.

Сволочь - это Андрей.

Сволочь!!

Кирилл пылал злобой. Ради чего это они должны каждый раз тащиться к нему? И выслушивать его пьяный бред?

Сволочь!!!

Чем он такой особенный? Да он просто зажрался! Сволочь, сволочь, сволочь! Сейчас ты за всё расплатишься!

Ты умрёшь!

Кирилл ринулся в другую комнату, где у Андрея был спрятан кошелёк. Ничего не найдя, Кирилл со звериным рычанием бросился назад.

На пороге кухни он столкнулся с Андреем.

«Сейчас получишь!» - пронеслось в мозгу Кирилла.

Оттолкнув Андрея, Кирилл ворвался на кухню и, схватив со стола длинный нож-штопор, занёс руку для удара.

Андрей шатался. Перед его глазами двоилась фигура Кирилла с полной рюмкой в руках.

Андрей потянулся к ней.

Удар страшной силы раскроил Андрею череп. Тело, истекая кровью, повалилось на пол. Кирилл с довольным видом вытер нож о брюки и шагнул к столу.

Андрей плавал в луже собственной крови. Лёгкая смерть.

Кирилл еле успел пригнуться, как мимо его головы пролетела пустая бутылка из-под водки и, хлопнувшись о стену прихожей, разлетелась вдребезги. Навстречу Кириллу поднялся Виктор, выхвативший откуда-то длинный нож с изогнутой рукояткой.

Виктор взмахнул ножом и двинулся к Кириллу.

В нём кипел страшный гнев.

«Сейчас ты получишь за смерть Андрея, за то, что хотел его ограбить!» - мгновенно распалился Виктор.

Я тебя убью!

Гнев и ярость переполняли Виктора. Глаза налились кровью, в висках стучал молот. И напряжение достигло своего предела.

Дикая боль разрезала голову Виктора. С криком ярости он упал, корчась в невообразимых судорогах и задыхаясь. Он не сразу понял, что с ним произошло, а когда понял, закричал от бессильной злобы.

Гнев душил его!

Крик Виктора перешёл в бессвязный хрип. Жить ему оставалось недолго. На его голове, разбрызгивая в разные стороны мелкими фонтанчиками кровь, начали лопаться вены. Он словно зашёлся в припадке боли и ярости.

Кирилл решил облегчить его страдания и шагнул к нему, но в этот момент лопнули сонные артерии. Струйки крови брызнули на брюки и куртку Кирилла. Тот стоял, не двигаясь, и с наслаждением смотрел на последние судороги бывшего друга.

Гнев задушил Виктора. Он умер.

В каком-то диком упоении Кирилл ужасающе расхохотался и застыл, неожиданно услышав музыку, доносившуюся сверху, из сто тридцать первой квартиры.

Кирилл принял решение за какие-то доли секунды.

Убью их всех! Всех убью!

И он, настежь распахнув дверь квартиры теперь уже покойного Андрея, бросился вверх по лестнице.

Оксана ворвалась в комнату с ножом в руках, но слегка запоздала - Саша уже стоял на ногах со зловещим блеском в глазах.

Оксана, не колеблясь, ринулась вперёд.

Они хотели убить друг друга.

Оксана попыталась пнуть Сашу ногой в живот, но он увернулся, сбил её с ног мощным ударом пятки, врезавшейся в колено, и прыгнул сверху; Оксана выставила перед собой нож, и Саша упал грудью на лезвие. На мгновение замерев в неестественной позе, он попытался приподняться, но Оксана, схватившись за рукоятку наполовину вошедшего в грудь Саши ножа, провернула его несколько раз влево.

Саша захрипел и рухнул на девушку, заливая её своей кровью. Вытащив нож из окровавленного тела друга, Оксана не торопясь вылезла из-под него и встала.

Она убила его кухонным ножом!

Сладостное, опьяняющее чувство охватило её. Она убила человека! И не просто кого-то там, а своего лучшего друга! Правда, под конец он стал таким же, как она, но… ему это не помогло.

Оксана ядовито усмехнулась. Ощущение полного блаженства завладело ею.

Она убила своего лучшего друга!

О, как же приятно убивать! Неописуемый восторг обуял её.

Какая-то неведомая сила потянула её к коробке с конфетами. С истинным наслаждением она съела все конфеты, одну за другой, быстро их пережёвывая.

Зло переполняло её.

Она словно очнулась ото сна.

Скорее убить!

Смерти!

Её переполняла энергия. Она больше не могла терпеть!

Оксана кинулась в комнату младшего брата, на ходу размахивая ножом, с которого всё ещё капала кровь.

В этот момент что-то тяжёлое врезалось в дверь квартиры. Но Оксана уже ничего не слышала. Она желала одного - убить!

Убить! Немедленно, быстро и жестоко!

Смерти!

Она ворвалась в комнату, когда её брат лежал на диване, слушая магнитофон. Дима был ошарашен видом своей старшей сестры в заляпанном кровью платье и с окровавленным ножом в руках.

Он даже не успел ничего сообразить. Он только успел подумать, что, может быть, это какой-нибудь глупый розыгрыш.

Нож с хлюпаньем трижды вошёл в тело двенадцатилетнего мальчика и вышел наружу, оставив две страшные кровавые дыры на груди и одну на шее.

Удовлетворённая, Оксана с интересом наблюдала, как корчится в агонии смерти её младший брат.

Кирилл всё-таки выбил дверь. Только заглянув на кухню и поняв, что там никого нет, он рванулся в другую сторону.

А теперь она убила своего младшего брата! О, как приятно видеть его кровь на своих руках!

Она даже и не подозревала, что за ощущения таит в себе убийство. Она готова была убивать, убивать и убивать. Всё равно как: травить, душить, топить, сжигать, резать… Лишь бы убивать!

Крови!!

Смерти!!

Оксана спиной ощутила опасность и, держа наготове нож, вернулась в свою комнату. К ней, шатаясь, приближался какой-то мужчина, явно невменяемый. Она взглянула в его глаза и поняла, чего он хочет.

Ты хочешь моей смерти? Посмотрим, не сдохнешь ли ты первым!

Оксана резким рывком устремилась к Кириллу, намереваясь вспороть ему живот, но тот увернулся, пропуская её вперёд, и со всей силы полоснул по её шее своим ножом.

Умри, сука!

Голова Оксаны склонилась набок. Она захрипела и рухнула на пол, исказив злобной гримасой лицо. Около минуты она билась в конвульсиях, затем дёрнулась два раза и замерла.

Кирилл повернулся и шагнул к следующей комнате, подозревая, что расправы не будет.

Так и есть - мальчишка уже мёртв!

Кирилл рассвирепел.

Он жаждал крови! Ещё, ещё и ещё!

Внезапно он почувствовал резкий удар в спину - и больше ничего. Широкий прямой нож вошёл точно между лопатками; Кирилл осел на пол.

Позади стояла Оксана. С её шеи ручьём струилась кровь.

Она теряла последние силы. Она знала, что скоро умрёт.

Умрёт!

Ей недолго осталось. Она понимала. И вдруг…

Наступило просветление.

Она, уже умирая, осознала ту неоспоримую истину, в которую все отказывались верить. Теперь она знала, что это было, и понимала зачем.

Бог существует.

Это изначально, как всегда. Так и будет. Бог существует - не только в свете истины, не только в пламени единоличного поклонения. Он живёт в каждом из нас. Мы даём ему имена, не сознавая, что имена эти есть у него изначально. Их бесчисленное множество, и каждое являет собой высшую добродетель. Элохим, Аллах, Кришна, Будда, Иегова - нет разницы, ибо всё это имена одного Бога.

Каждый из нас - частица Бога.

Только не обнаружить, не предсказать ту неимоверную силу, которая толкает людей на отчаянные справедливые поступки или вселяет в них смирение и преданность. Ибо всё это - осколки нашего великого могущества. Имя ему - духовность.

Бог существует.

Он наполняет наши сердца единственно чистым и высоким, что недоступно соблазнам материального мира. Трансценденция - путь к познанию истинного себя. Но…

Слишком поздно.

Она дёрнулась в последний раз, и её голова безжизненно повисла, а тело с шумом упало на пол.

28.03.1998

Сообщение отредактировал Maline - 7.8.2009, 9:03

[Maline]

Хочу добавить, что почти все герои НЕ были срисованы с реальных прототипов. Что для меня крайне нехарактерно.

Таня - бывшая подруга моего брата. Александр из "Мифа" - всё тот же Саня. Алексей - всё тот же Лёха. Остальные выдуманы.

Гм... сейчас, когда я думаю об этом... В начальном рассказе Андрей тоже оказался довольно слаб и даже сам убил себя. Может, поэтому я исподволь нарисовала нечто похожее в "Легенде"?

[Maline]

Что-то заросли лебедой дорожки к комментариям на вышеизложенное...

Коли уж так, вот вам напоследок цикл "Адское". Довольно откровенный...

Адское-0

А испускала томительные стоны ожидания своей не менее томительной и прекрасной участи. Странные обрывки ненаписанных писем о затерянной в приливах и отливах беспощадной реальности душе, жаждавшей покоя и умиротворения, - шумного лизавшего ноги прибоя, ласковой шерсти и тепла под пальцами, нежной шершавости между бёдрами, тягучей и сладко-манящей влаги на губах, семь капель блеска в затуманенном подсознании и немного, совсем немного весны в милых, родных глазах с искоркой участия - немного, совсем чуть-чуть, - плавали в мягком и плотном, как кисель, воздухе раннего утра, вертясь из стороны в сторону, и медленными лепестками опадали на мокрый после бурной и радостной ночи и одинокого и тоскливого утра асфальт, теперь, казалось, ставший абсолютно безжизненным и невосприимчивым к весёлым животворным лучам, проникавшим даже в тихую обитель умудрённого сединами старца и исцелявшим огонь внутри не хуже конца с металлом или конца с жидкостью, - что кому нравится, - так стоило ли, если это было уже не раз, и в глаз, а не в бровь, если на то пошло, - так за что же хвалить и почему надеяться, когда в ушах поселилась такая колкая боль?..

Стоны отражались в бесконечных зеркалах вечности каким-то сумасшедшим мельканием звёзд. Они двоились, троились, беспрестанно множились и поражали своей глубиной мира до самого потайного уголка сердца со скоростью мыслей, чувств и желаний, смеявшихся вслед глупой горечи жёстких признаний и ненавидевшей себя самое традиции не хранить наброски, если из них впоследствии не будет сложена картина, - а хотелось, так хотелось просто выпить воды, дотянуться до надоевшего за многие годы ночника, включить его и бить себя по нервам тупой изматывающей бессонницей, отлично зная, что даже если таблетки будут выпиты, сон не придёт всё равно, назло, - мечта есть мечта, - когда слишком часто думаешь, можешь и потерять - это ведь не запрещено, - так что действуй, кричи, метайся, пока ещё не отравили ложью и предательством, единственным, чем можно именно отравить, - не убить, нет, не зарезать, не повесить, не утопить, не высушить, не сжечь, - именно отравить, - и, быть может, тебя спасёт твоя отчуждённость от слепого и обманчивого мироздания, построенного на сборище пороков во время пира по случаю уничтожения одного из избранных, на вязком и едком пепелище разума, и ты сможешь разгадать ниточку к истокам своего истинного мировоззрения.

Но вот вопрос - спасёт ли?..

Всё это было взаправду. Взаправду, но только острую, как сталь, - не коснись - порежешься! - а жить надо, хотя бы существовать, иначе смола вскипит, так и не став алмазом, а ты станешь задумываться, задумываться надолго, задумываться часто, и когда наступит момент смысла, перережется дыхание, - второе не откроется, не жди, - но твои бездонные озёра будут литься и литься, пока ты сама не скажешь «стоп!»

Но закончилось как-то странно… Как будто в ладонь упало что-то мелкое, но режуще-остро-кромсающее, холодное, неживое, кровавое, в струйках, подло, предательски правившее кисть и вонзавшееся в пальцы ломким морозом. Едва ли не живым морозом…

Са бросала изнеженные взгляды, полные любви и ненависти, на милое юное лицо, изборождённое морщинками горя, почти незаметными, но пробивавшимися наружу ливнями слёз подлости и веры в губительное отчаяние бесполезных звуков, то и дело напоминавших о себе краткими вспышками туманно-чёрного сознания, просившего не забыть клятву во имя страсти и ещё, ещё дарить остекленевшие изумруды чувства, бездвижные, как истина в винном напитке. Почему-то глаза начинали влажнеть, - проклятые, да замолчите же, неужели вы не поняли, что мешаете, мешаете мне совершить то, чего я боялась всю жизнь, глупая, - а стоило ли бояться? - ведь я уже не девочка, хотя… Где были вы раньше, где, где, где?! Я молила вас прийти, я молила вас остаться - только волей разорваться вам написано в крови…

Не уходите, проклятые, я буду, буду звать, буду звать до исступления, - но это потом, - а сейчас… Стали блеск в руке нетвёрдой отражает боль внутри – стань поверенной безумья и тогда уже рази… Сестра, хорошая, я тебя обожаю - может быть, именно в этом твоя вина…

Оно будто бы являлось во сне, холодное, как лёд, равнодушно-потерянное каким-то нереальным злом, звавшее убить безжалостно и немедленно, не щадя, избавить от нестерпимой муки существования, проявить необъяснимую жалость, - а теперь, глядя, как вздымается беззащитная грудь в спокойном дыхании мирного сна, ты думаешь, что было бы святотатством даже нарушить безмятежный покой этого любимого существа, и таешь, таешь, таешь от возбуждения, пытаясь порвать нити плоти и крови, но прежде всего - нити невидимые, и бьёшься в силках невозможности решиться.

Но кому решать, что верно, а что нет - ей ли, пронизанной последними вспышками подсознания, чем-то давно знакомого и кем-то давно не ласкавшегося, - исток иссяк, пришло время отмечать кризис, боль теперь не просто остра, она как электрическая игла, начинённая ядом, - так где же, где же ты, я сама не вижу, не прячься!? И пусть эти крики нелепы, я таю - я так хочу, - несите мне моё лето, - я встречу убийства мечту… И пусть блики метаний совести глухо разбиваются с треском обращения во зло, - я изнемогаю, мой ветер стихает, - помоги, сестра, помоги! - но воля бледнеет и меркнет, и тогда я наношу резкий и точный удар. Именно так блестело затмение…

Ка, оставайся,
Ка, будь со мной,
Ка, ты же знаешь,
Это любовь.
Лентою взвейся,
Пей небеса,
Я обожаю
Эти глаза.
Милая, где ты?
Рядом со мной?
Ранено сердце
Глупой рукой.
Ты извиваешься -
Белое пламя,
Как ни дави,
Тебя же раздавит.
Сказка последняя -
Твой поцелуй -
Беглыми красками
В небо-глазурь.
Грудь не вздымается -
Сдавленный стон, -
Так умирают
В мире твоём.
Плачь, я умоюсь -
Сделала смерть, -
Этим убийством
Девственных век.
Я натворила -
Ты не успела, -
Бьётся в конвульсиях
Хрупкое тело.
Вспышки мешают,
Плещется свет,
Где-то до боли
Кричит человек,
Миг отступает,
Истина ближе,
Горько и мягко, -
Только не видишь.
И не увидишь больше меня…

Ка умерла с улыбкой на устах, даря воздушный поцелуй своей прекрасной убийце, свежей и страстной, как родник искушения…

Ва растворялась в струях холодной воды, возбуждавшей её нагое тело со всех сторон именно той стороной температуры, которую девушка хотела больше всего - тонкие и трепетные прикосновения прозрачной жидкости заставляли её соски твердеть, ниже лобка разливалось бесконечное томление страсти, руки плясали, как в лихорадке, ноги всплывали - чуть-чуть, но расходились в стороны, а в глаза заползали причудливо-красивые видения, и тогда она закрывала глаза и медленно, словно нехотя, с головой уходила под уютное одеяло звуков ниже, внутри поверхности, а томный взгляд ловил нектар красок и переливов, и было хорошо, хорошо, как никогда, пока сбоку не появилась сестра. Оргазм явил собой кульминацию себя и рождение потока разврата, когда два молодых стройных тела низвергались в бездну порока, пившего свой собственный сок каплями с языка прислуживавшей ему блудницы по имени вторая желавшая…

Вместе четыре будут смеяться, -
Кровь отступает, ливнем звеня, -
Им бы убийцами, им бы не драться, -
Только сгорает дотла не одна…
И где их старая подруга?
Шальные руки - часто лишь предлог,
Но лишь друг друга им дано любить…

Одна она знала…

06.01.2002

[Maline]

Адское

Она стояла и ломала стекло. Просто сжимала изо всех сил странной формы сверкавшие на солнце прозрачные обломки в ещё не обессиленной потерей крови ладони, такой слабой и нежной, мягкой и податливой, обманчивой и хлёсткой, когда она в покое, не утруждённая тяготами жизни, плывёт в реке испражнений дневной рутины, и такой красиво-извращённой, остро-колющейся, игриво отталкивающей в своём великолепии глубоких рваных порезов, до сих пор лишь чудом не обездвиживших кисть, и тягучей крови, сгущавшейся у самых ранок и становившейся более жидкой в тонких длинных струйках, живописно стекавших с израненной ладони на обожжённый лучами асфальт.

Она вспоминала - эхо сна, преследовавшего её каждый раз, как она закрывала глаза и врывалась в мир жестокой реальности, где всё было почему-то по-настоящему больно и колко, хотя стоило только глаза открыть - и внутрь вливался привычный мир, ласковый, придуманный, идеальный, и было странно сознавать, что он-то как раз нереален, сложен из кусочков драгоценной разноцветной мозаики, на деле оказавшейся осколками дешёвого стекла. Стекла…

Тихий малыш с ясным лицом скромно стоял в углу. Комнату покинул он. И тогда вошла старшая. А, сестра… С чем ты сегодня прилетела? Язва нынче в моде - где твои лопнувшие шарики, а? Моя твоя не понимай…

- Почему ты не одета? Садако давно ждёт тебя, - говорит ироничная.

Смотрит, мигая с подсказкой - отвечай, как зовут твоего нового парня? Ёшимицу был на прошлой неделе, племянник - позавчера, а кто сегодня?..

Ха! Ты думаешь, Масами, ты одна умеешь красиво трахаться? Посмотрим… Ты, конечно, не забыла о жарких ласках Таки?.. Да, той самой, которая два дня назад обольстила твоего двоюродного брата Нэзу и во время минета откусила ему… Да, а потом разрезала его голову на три части своим позорным кинжалом, начисто вылизала языком его грудь и съела его орган с особой приправой… Впрочем, приправу готовила ты - и она оказалась еще действеннее, чем ты думала, ведь её не просто вырвало, а вывернуло изнутри наизнанку… И слёзы на похоронах брата - чистый хрусталь, - Нэзу-то успел не раз полюбить тебя далеко не как сестру…

- Я уже отпустила всех своих покемонов, - улыбаюсь я.

Это искусственно, не правда ли? Желаю доброго утра, сестричка! Где же я, мамина любимая дочка с большими бездонно-тёмными глазами, светлевшими в дождь и туманившимися в зной? Видно, потеряна я после бешеной ночи с семью озверевшими мужиками - насиловали долго, с ожесточением, как брошенную кем-то на дороге старую тряпичную куклу, с которой можно делать всё, что угодно. Боль физическая - ничто перед неизгладимой душевной раной, но всё же.… Какие у тебя смешные ресницы!

- И кто же эти мальчики? - смотрит, не произносит - шипит, змея перед броском, - а во взгляде одно - неужто девочки, не может быть, уж слишком сильно им надо постараться… А вообще-то… Не постарела ли ты, младшенькая? Может, тебе уже хватает одного оргазма в час?..

- Грязь не спорит со снегом, - это снова я.

Мне почему-то жутко - в горле твердеет комок, крики совести в бесстыжих ушах набирают силу, рвут перепонки и бросают в огонь аллюзии смерти, такой прекрасной в живые тихие ночи вечного умиротворения сталью… Ты, похоже, хочешь меня попробовать на вкус? Ну вот она я, - бери, пирожок сладок, тебе его хватит надолго!

Я уже не смеюсь снаружи - я только плачу внутри, и мне ничего не нужно, - лишь шаг по разврата пути… Что ты со мной делаешь? Ты источаешь едко-приятный запах молодой опытной плоти - я уже сама хочу кусать, рвать тебя на части, пить, сосать твой сок и пропадать в глубинах твоих ласк… А как же…

Старшая сбрасывает всю одежду в один миг. Ам-ням, это будет что… Но малыш? А-а-а, тебе уже всё равно, - так и мне - тоже…

Кожа искрится юностью плоти, -
Две и двенадцать - ярость приходит, -
Нежно мягка бархатистым торчком, -
Выше - сейчас, ниже - потом.
Губы - слюда, слюна же - огонь, -
Плавь и согрейся, рви и не тронь.
Метка на шее - это игра, -
Сахар и розы вырвут сердца.
Кустики жмутся где-то внизу, -
Руки беспечной плетью тяну.
Страстно сошлись молочные бёдра, -
Вниз низвергаются щедрые воды.
Это не крики, это - душа, -
Долго и медленно, так не спеша, -
Боль разрывает, приходит легка,
В недрах гуляет жар языка.
Холод и пламя - бич или раб, -
Снизу - сестра и сверху - сестра.
Визги ушедшей сласти внутри -
Только меня ни за что не щади.
И фейерверк, фейерверк, фейерверк! -
Пламя, огонь, светлячок - и померк…

Я обнимала её косы и щедро дарила ей звёзды мести - в моих горячих губах крылся страшный яд, - беспощадно, - а как хорошо-то! - я точно знала, что ничего уже не вернуть, и радовалась неизбежности конца, - я верила в победу гнева и разъярённого самолюбия, а где-то изнутри жгло раскалённым железом: ты, сука, ты убила моего отца, да, ты, подло зарезала его ножом в спину и даже не обернулась посмотреть, что с ним было, а он звал, звал тебя до последних мгновений своей жизни, но даже умирая, он думал только о тебе, тебе, а не мне, самой нелюбимой дочери в семье…

О, ты шатаешься? Ах, ты поняла?.. В догадливости тебе не откажешь… Дрожишь? Бедненькая, тебе не холодно? Дай ещё согрею… Вечным теплом… Зачем тебе нож? Меня? Не-е-ет!

Нож свистнул над головой малыша. Голова с невинными и чистыми, не успевшими даже наполниться пеленой слёзок глазами ребенка покатилась по полу. Мутноватые и тяжёлые брызги густо-красного разлетелись во все стороны. На полу расширилась лужа крови. С плеском упало в неё тело малыша.

Яд действует. Я ещё успеваю уловить в её глазах последнюю иронию - прости, сестра, за то, что я знала твой самый сильный внутренний страх - и выпустила его на волю, извини, милая, - но это было единственное, что я могла тебе оставить в подарок за твой прощальный сюрприз… И…ещё… Я… Я люблю тебя, сестра…

В мире иллюзий реальное зло, -
Верь, Мидори - оно не ушло…
Себе я сама никогда не совру -
Но что здесь фантазия, я не пойму…
Так может, боль хоть чем-нибудь поможет?..
Ремни из кожи часто так слабы,
А стали блеска я и не страшусь…

Она стояла и ломала стекло…

09.12.2001

[Maline]

Хочу кое-что добавить перед тем, как продолжить.

1. Первым был написан "Адское", затем "Адское-2", "3" и т.д. Последним - "0".

2. Писала я в тетрадке из расчёта, что каждый следующий рассказ должен быть ровно вдвое короче предыдущего. Выверяла я точность сего не по символам, конечно, а на глаз: сначала - по количеству строк, затем - слов.

3. Навеяно всё это было жуткой влюблённостью в "Звонок" Кодзи Судзуки в частности и в жанр хоррора в целом. Плюс как раз тогда у меня творилась такааая история в личном плане...

[Maline]

Адское-2

Ты сидела и метала ножи. Они летели шумной стаей и глубоко проникали в податливую материю, такую неприступно-твёрдую и угрожающе-жёсткую на вид, но абсолютно пустую внутри, очищенную в тех местах, куда вонзались ножи, от смрада застаревшей штукатурки, брызгами разлетавшейся в стороны в пагубных испарениях чистого воздуха, а в ушах разрастался пронзительно-невыносимый свист, сражавший своей частотой наповал и пивший сок растерянности барабанных перепонок не понемногу, а жадными глотками жаждавшего, уповавшего на сверкавший звонко в перекрещении мнимых лучей света круг удачи, выпадавший самой фортуне раз в столетие. Но так или иначе весь хаос перевоплощения сознания в подсознание, сумбур чувств вперемежку с мыслями в хитросплетении двойных узлов взаимосвязи и пелена сочувствия другим, но себе - в первую очередь, - всё это сводилось к одному-единственному блестевшему в сумраке незнания, что делать, мистическому символу в виде заострённого со всех концов, извивавшегося сотнями своих форм и энергий и питавшего мир нектаром своего зла нерушимого и непредсказуемого стального круга. Круга…

Моё напутствие не кратко:
Беги, пока не кончен день,
Как в поле вольная лошадка, -
Но не догонишь только тень…

Куча старого тряпья лежала в освещённом углу. Посреди просторного яркого зала ты аккуратно положила абсолютно новое, но уже не раз искупавшееся в грязи платье.

Где-то за окном тень маячила. Окно не вечное - разобьёшь, ветер безумный! А каково это - без плоти? Я тебя уже проверяю… Летишь - лети, это уже не моя забота. Я тебя предупреждала!

- Открой окно, - призрак, оказывается, и просить умеет.

Биться - ни капельки, но просить… Сердце может растаять! Милые старые кубики льда, я ненадолго вас согреваю, - веришь, не веришь - так не бывает, вот только меня не жди никогда…

- Река бесконечна, но течёт, - язвлю.

Язвить - отрезвить, упасть - и всласть… Я, можно сказать, летаю - а тут… Ну и что, что бельё в углу - уже старое, а новое платье пачкается так часто, что мне не углядеть - надеваю его всё-таки я, а не старик с мудрыми глазами… И почему это гром должен греметь среди ясного неба?..

Не отвечает. Молчит. Да что уж там! Давай, не прикидывайся дурачком - я не та, я не то?.. Ты - как-то это странно звучит у меня на губах, пена щекочет ноздри и пробуждает дикое желание, но я - я не могу, - я не то, я не та… Что… ты… думаешь?..

Свеченье близко в темноте,
Когда взлетают, не взлетев,
И каждый раз в знамений сев
Дарить любимые не те.
Страшит лишь преданность - не ложь,
Окурки совести - в окно, -
И если думать - не поймёшь,
А если знать - оно не то.
Ты вам, я вам, тебе и вас, -
Неровно дышит к бездне время, -
Ты не угонишься за всеми,
А бьёт уже расплаты час.
Не власть - в годах, а только в мыслях,
А мир разрывом пеленать
Никто не пробовал решать, -
Затем уйдут - недолго грызли.
А слово жуткое «предать»
В одном стихе со словом «дружба», -
И никому теперь не нужно
Твои шаги запоминать…

Нить теряется - и я теряюсь. Как больно, как странно!.. Я тоже хрупка, одинока, беззащитна, я - не сильная, я не та… порывы совести в груди уже бьются солёным в душу и вырывают оттуда большие куски честности и эха снов в чёрном обрамлении проступков, не считающихся проступками, если не угадать тяжесть поступи… Это моя земля! - и никто, слышите, никто не имеет права ступать на неё, пока есть я… Но… непохоже… Непохоже, чтобы меня слышали, видели, понимали, знали, чувствовали, предугадывали… И я слепа - слепа, не различая вспышек во тьме, может быть, но в этом соль и горечь моей раненой и больной души, и я не хочу её терять, потому что это всё, что у меня есть, было и осталось. Я именно такая - и становиться другой не собираюсь…

Кем-то брошенное слово -
Не удар, а лишь игра, -
Только ты одна, одна -
И нужна кому-то, что ли?..
А я стараюсь стать послушной…
И рвётся слушать тень природа,
Но сталью твёрдой зуб горит…

Ты сидела и метала ножи…

12.12.2001

[Maline]

Адское-3

Я лежал и харкал кровью. Странное ощущение нарастало изнутри постепенно, словно наплывами когда-то утерянных мыслей, видений и слов, брошенных в спешке - изгой, изгой, тут нечего спорить! - а время уже начало сворачиваться кольцами и приводить себя в упадок сумасшедшими всплесками себя, так что прятаться было бессмысленно, и янтарь выходил из-под коры, точа не лишний камень преткновения, - это жгло и горело огнями боли, и было как-то необычно знать, что это кровь - настоящая, извергать её из себя, видеть её, но при этом вовсе не ощущать её не только на губах или внутри рта, но и вообще внутри - будто её поток жил собственной жизнью, следуя собственному расписанию приливов и отливов, окутывал самого себя яркой пудрой самообмана и неоновым светом пороков и никогда не задавался вопросом, зачем была дана ему такая жизнь - просуществовать в чужом теле и затем понемногу вытечь из него суррогатом, выплеснув из этого тела жизнь - каплю за каплей, потихоньку, медленно, мучительно, - и всё из-за таких красивых в любое время дня и ночи глаз. Единственных глаз…

Он звал, он молил остаться,
Но свет хотел уйти, -
И сметь ли с чувством брататься
На полном терзаний пути?..

Всего было слишком много, чтобы это можно было увидеть. Ясными красками были написаны лишь тусклые звёзды в обрывках ненужных бумаг, лежавших и тут, и там на огромном полу, где каждый вид мусора нашёл себе место. Космос проступал вереницей одного-единственного желания и чувства в потоке всевозможных чувств бесшабашной искренности, - это несло прямо на рифы и убивало беспощадностью итога. В бездонности я видел глубину, но пропадал - так надо - ненадолго, и злые песен кривотолки уже будили в сердце тьму… И было не обидно, не жалко, не смешно, не горестно, не одиноко и не весело - только маску носить тяжело всегда, - но, зная об этом, я её ношу…

Огни свидания с мечтами
Убьют вернее яда стали,
Но, раз вдохнув, не забывай -
И этим ты заслужишь рай.
Увы, мы каждые жестоки…
Незлые строки пусть станут ложью,
А я усну, довольный снега кожей…

Я лежал и харкал кровью…

12.12.2001

Адское-4

Её не было на месте. Просто не было, потому что в сознании маленькими пузырьками всплывала на поверхность только одна безмерно-тягучая пустота, облизывавшая себя своими же собственными кольцами, ледяными в зной и пламенными в мороз, продиравший своими тонкими и острыми стальными щётками шипевшую, как кипящее масло, и точно так же таявшую, как под лезвием раскалённого ножа, бледно-розовую кожу. Кожу…

Стрела вонзалась в цель до тех пор, пока цели не надоело быть ножнами для уже слишком истощившего количества колких безжалостных наконечников, вгрызавшихся безо всякого милосердия в её лоно. Что недоступно бывает - заслужишь, что не заслужишь - придёт и уйдёт, только её запомнить не сможешь - и прекратишь безумный полёт…

Тихие игры принесло только дикое чувство терзания глубинно-манящей болью, а когда стало нечем дышать, оно превратилось в дым…

Резко в кусочки - бей, не щадя, -
Мило угасло родное не дома, -
Это пощада, если тебя
Будет не больно рвать на вагоны…
И чем-то страшен треск в померкшей ясной…
Убитой краской рисую щели в темноте,
Рисую - только вот не те…

Её не было на месте…

19.12.2001

Адское-5

Тебя это уже не трогало. Как свет свечи в кромешной ночи, это выжигало свои дышащие страстной поступью похоти и лжи пляшущие при свете тьмы иероглифы, что давали жить смыслу. Истинному смыслу…

Милое тело в брызгах солёным
Пенится сладкою кровью внутри, -
Мили, и мили, и мили пути, -
Звон до бездушия полнится тёмным…
И где разрыв растерзанной души?..
Себя вершить не часто и не делом, -
Владея телом, веки ты не укротишь…

Тебя это уже не трогало…

19.12.2001

Сообщение отредактировал Maline - 19.8.2009, 5:11

[Maline]

Адское-6

Меня верили в звон металла. Я был металлом. Металлом…

Тяжкий груз не всегда весом даже в облаках. И всё же…

Тело не верит в правду о лжи, -
Самообман таится под кожей, -
Странно, но мне уже не уйти, -
Мало и много, - боль не поможет…
Убить или просто тенью остаться?..
Осколком тёмного теряться не будут сумерки и вновь, -
Пей меня - это же свежая кровь…

Меня верили в звон металла…

Адское-7

Никто вновь опускался в ничто. Это было тепло. Тепло…

Манящий холод мерзко вползал в раненое подсознание…

Кричать - недолго, верить - мерзко,
Но может быть хоть в этом суть?..

Никто вновь опускался в ничто…

Адское-8

Это было не больно. Не так, но так, всегда и здесь, - уйдёт звезда, исчезнет спесь. Спесь…

Это было не больно…

Адское-9

Странность скрывалась в самой странности. Ой ли?..

Странность скрывалась в самой странности…

Адское-10

Тихо. До умопомешательства…

Тихо…

Адское-11

Бездействие смертельно…

Адское-12

Тишина-мертвец…

19.12.2001

[Maline]

Ну и вот вам мой последний рассказ...

Сутки

- Послушай, милая, - сказал Андрей, глядя мимо неё, - я ведь ничего не обещал.

И он был прав. Он ничего не обещал, когда едва не сшиб её с ног и в качестве извинения пригласил в кафе, ничего не обещал за коротким, однако крайне информативным ужином, ничего не обещал в такси, целуя её шею, и ничего не обещал даже тогда, когда оба они нырнули в его постель.

Он произнёс только одно слово. И повторил его. Затем снова.

- Но… ты говорил, что любишь меня, - в её глазах стояли слёзы.

Андрей сдержал порыв хохота.

- Милая, в каком веке ты живёшь? - он медленно выпустил дым в форточку. - Эти слова всерьёз уже никто не употребляет.

- Но… ты ведь говорил их…

- Да чего только не скажешь в порыве страсти…

Она всхлипнула.

- Но… но я…

- О, давай обойдёмся без этих соплей, - он поморщился. - Мы же взрослые люди.

- Взрослые… люди? - её голос дрожал.

- Да, милая, да, - его это начинало раздражать. - Я, конечно, не хотел бы выставлять тебя, но через полчаса ко мне придёт другая, так что советую тебе поспешить.

- А как же мои чувства?

- О, я тебя умоляю, - он всё-таки расхохотался. - Какие чувства? Повстречались, разбежались… Это просто смешно!

- Но это… жестоко, - она опустила голову.

- Это нормально, - нетерпеливо объяснил он. - Милая, с большим удовольствием поболтал бы с тобой ещё, но… Будь умной девочкой и поторопись-ка.

- Быть умной девочкой?

- Да, наплюй на эти дурацкие предрассудки и начинай собираться.

Ни слова не говоря, она встала.

- Так-то лучше, милая, - он вздохнул с облегчением.

Уходя, она бросила на него умоляющий взгляд. В нём было всё - прощение, желание… и что-то родное.

Андрей захлопнул дверь.

* * *

Выбравшись в перерыве из сырого подвала на свежий воздух, Андрей с наслаждением закурил. Внезапно он почувствовал, как вниз по свободной руке побежала струйка какой-то влаги. В недоумении он расстегнул пуговицу на рукаве рубашки и увидел кровь.

Обыкновенную кровь.

Острое предчувствие кольнуло в самое сердце - не к добру! Но тут же исчезло.

Андрей закатал рукав, но не нашёл под ним ни ссадин, ни царапин. Ни намёка на порез и вообще на отверстие, откуда могла течь кровь.

Андрей так увлёкся осмотром, что совсем забыл про сигарету. Дым попал в правый глаз, и Андрей, ругаясь, выпрямился.

Где он мог так измазаться?

Ладно, забудем. Чушь.

Пока Андрей курил, его бил озноб.

* * *

После ужина на скорую руку, скинув верхнюю одежду, Андрей бухнулся в кресло у компьютера и перевёл дух. Фу-ух, ещё один день катится к чёрту.

Ну и пусть катится.

Привычным размашистым движением Андрей накрыл мышку ладонью и вдруг заметил, что пальцы скользят по пластмассе.

Неужели пот?

Андрей перевернул ладонь и увидел, что снизу она покрыта пятнами крови. Свежей.

- Вот чёрт, - он едва не плюнул с досады.

Ну вот, теперь надо вставать и идти промывать ранку. А потом ещё обрабатывать.

Проще стереть кровь. А там… глядишь - и не потечёт.

Андрей дотянулся другой рукой до сомнительного вида платка на краю стола и аккуратно стёр пятна.

Странно.

Никакого пореза на ладони даже не намечалось.

- Б-р-р, - Андрей потряс головой.

Да уж… повыматывайтесь с моё. Ещё не то почудится.

Андрей перевёл взгляд на платок.

Но кровь-то настоящая. А может, это и не кровь вовсе? Андрей обругал себя за то, что сразу не проверил это.

Осторожно он понюхал платок. Вроде ничего особенного.

Чего он вообще на этом так зациклился?

Андрей положил платок на место и вышел в Интернет. Перескакивая с сайта на сайт, он и не заметил, как в комнату вкралась темнота.

В этом году на редкость жаркое лето. Даже вентилятор не помогает.

Погрузившись в онлайн-игру, Андрей машинально отирал пот, проступавший на лбу, тыльной стороной ладони. Изредка он проходился и по груди, неустанно снабжаемой выделениями с шеи.

Поганый сезон.

* * *

Андрей очнулся.

Было темно. На экране монитора зависло чёрно-бёлое изображение погибшего персонажа. На стене светились огоньки DSL-модема. Чуть ниже - огонёк бесперебойника.

Андрей протёр сонные глаза, зевнул с риском вывихнуть челюсть и, потянувшись, оглянулся.

Мягкий диван источал флюиды комфортного сна. Не в силах противиться, Андрей поднялся, отодвигая кресло в сторону, и шагнул к дивану.

Неожиданно он вступил в какую-то лужу и, потеряв равновесие, упал на колени, ощутимо приложившись головой о диван.

- Какого чёрта!

Ноги увязли в чём-то тёплом и липком. В нос ударил знакомый, но неузнаваемый запах.

Побоявшись испачкать диван, Андрей добрался до стены. Держась за неё, он встал и щёлкнул выключателем.

- Твою мать!

Весь пол от середины комнаты и до входной двери был измазан красным. Самые густые потёки виднелись около стола с компьютером и дивана.

Ковёр под ногами просто сочился, неприятно щекоча стопы. Глянув вниз, Андрей оторопел.

Руки и грудь были вымазаны в той самой жидкости, что покрывала пол комнаты. Той, что продолжала разливаться у его ног.

От шока Андрей что есть силы отпрянул, позабыв, что позади него - стена.

Ноющая боль в затылке вернула его к действительности. И тут же он ощутил, как спина покрылась маленькими кривыми ручейками.

Что-то подсказывало ему, что это не пот.

В панике Андрей кинулся из комнаты.

Распахнув дверь ванной, он застыл, как статуя.

Из зеркала на него смотрели только два глаза. Выше подбородка зияла страшная дыра; вся остальная часть лица была затянута пенистой кровавой плёнкой.

- А-а-а!!

Андрей с рёвом стал царапать лицо, пытаясь содрать с него следы крови. Несколько капель попали в рот, и Андрей закашлялся, ощутив на языке резкий солоноватый вкус.

Это помогло ему справиться с истерикой. Открыв оба крана, он подставил под них руки, надеясь отмыться от преследовавшего его кошмара.

Вода потоком хлынула наружу.

Жуткая боль прорезала руки Андрея; казалось, их сжигают на костре.

В отчаянии Андрей схватил полотенце и стал смахивать воду с ладоней. К его ужасу, вместе с водой на кафель посыпались обрывки кожи, сухожилий и кусочки костей.

Андрей завопил и бросился в прихожую.

Навалившись на дверь, он пытался открыть её, но два оборота ключа мешали этому. Плача, он неосознанно молил только об одном - чтобы дверь открылась.

И она открылась.

Он уже знал, что там кто-то есть. Он понял это сразу, когда обитое кожзаменителем дерево внезапно сдвинулось с места. И он даже догадывался, кто именно.

Да, это была она. Бесспорно, безумно красивая в ветрах окружавшей её тьмы. Тёмные волосы рассыпались по обнажённым плечам; блузка веснушчатого цвета и линялые серые джинсы укутывали тело, а в холодных зелёных глазах блестел азарт.

- Ты, - еле выговорил он, - ты…

- Да, это я, - ответила она, входя и закрывая дверь.

Андрей попятился к двери в другую комнату, но снова поскользнулся и упал навзничь, инстинктивно выставив локти. Боли он не почувствовал.

- Привет, - как-то обыденно произнесла она. - Видишь, я вернулась.

В голове роились сотни вопросов. Куда, зачем, как? Но Андрей понимал, что задавать их не имеет смысла.

К горлу подкатил тугой комок; судорожно дёргаясь, Андрей старался проглотить его, но тот будто приклеился к гортани, вырастая и множась.

Собравшись с силами, Андрей прохрипел:

- Пощади…

Склонившись над ним, она похлопала его по щеке и даже улыбнулась.

- Ну-ну, - ободряюще проговорила она, - будь умным мальчиком.

Сознание помутилось и расплылось. Где-то, где он ещё был кем-то, белели облака, усыпанные горными пиками. Почему-то это было хорошо.

Затем облака рассыпались цветной мозаикой. На смену им пришла чёрно-серебряная зима. Она дарила холод.

Уютный холод.

* * *

Она вышла на площадку и присела, достав из кармана джинсов огрызок карандаша и мятый блокнот. Повозилась, отыскивая нужную страницу.

Вздохнув, она сосредоточилась. И стала писать.

Порядковый номер клиента: 67532401. Исполнено в ночь с 13 на 14 августа 2011 года в 2 часа 17 минут 6 секунд по местному времени.

Как бы чего не забыть. Всё-таки она ещё новичок в этом деле.

Причина смерти: самоубийство на почве нервного истощения. Временной ареал: сутки.

Кажется, так. В управлении она не раз слышала, что старожилы за то же время успевают обслужить трёх-четырёх клиентов. И как это им удаётся?

Исполнитель: специалист пятого разряда...

Подпись.

Она покосилась на золотые часики-браслет в изумрудной оправе, прижавшиеся к левому запястью, и тихо вскрикнула.

Господи! Она же опоздает на свидание!

Что поделаешь, работа. Унылая и однообразная.

Работа работой, но и про личную жизнь забывать нельзя.

Она выхватила из воздуха светлую сумочку под цвет блузки и тут же, выудив оттуда косметичку, засуетилась, прихорашиваясь в тусклом свете лампочки и еле слышно напевая популярную сейчас в близких ей кругах мелодию.

Наконец, довольная собой, она убрала сумочку и полетела по ступенькам вниз.

Она предвкушала заслуженный отдых.

До наступления следующих суток.

14.08.09

[Project A]

Ай умничка........
Замечательно, с удовольствием прочитал!!!

[Wonderer]

Как-то уж очень по-женски все... Я о последнем рассказе.

Сообщение отредактировал Wonderer - 19.8.2009, 17:42

[Maline]

Думаю, там дело было не в мести за обман. Смерть Андрея была предопределена. Просто ему дали шанс изменить это... И он этот шанс упустил.

[Roquefort]

Прочитала и прониклась. Написано очень красиво. Масса мелких деталей, создающих реальность описываемой атмосферы, меня искренне порадовали. Аж дух захватывает. Единственное, что я так и не смогла понять - целевая принадлежность рассказа. Начинается он с не привлекающих особого внимания, но характерных именно для Спасателей ситуаций - доступность для детско-юношеской аудитории очевидна (не говоря уже о самих героях). Однако далее сюжет переходит к такой серьёзной драматической фабуле, что вряд ли стоит такое предлагать детям на ночь (смерть предмета обожания многих даже взрослых мальчиков во всём мире всё-таки)... Нет, повторюсь - написано натурально, жизненно; если мысленно заменить имена Спасателей, белых пуделей и мышей на имена людей, рассказ не изменится к лучшему - он и так хорош. Просто не все способны оценить такое смешение детской, юношеской и взрослой аудиторий. Супер!

З.Ы. Капибара пишется с одной "р".

Спасибо за столь тёплый отзыв! Честно, не ожидал... Целевая аудитория говоришь? Ну, у нас на форуме, в основном, одна молодёжь собралась - от 18 до 32... Так что, я бы сказал, что это недетский рассказ с детскими персонажами(согласно тематике форума). Конечно, воспринят он был по-разному, но, в целом, мой достаточно смелый эксперимент, смею надеяьтся, удался...

Насчёт предмета обожания(то есть, Гайки) - здесь надо подразделять две его разновидности(думаю стоит объяснить, чтобы не было недопонимания). Первая - "культисты". Предмет обожания и фанатичного поклонения - это, как раз, к ним. Всё, что с этим связано - табу для любого нормального фаната. Вторая - фанаты и поклонники, как собственно сериала, так и его главных персонажа(к коим относится и ваш покорный слуга). Понемногу пишем, рисуем, обсуждаем... В рамках приличия и адеквата, разумеется. И, кстати, раз уж тебе понравился подобный стиль, то могу предложить прочитать культовый комикс Криса Фишера "Мышиная бойня" ("Of mice and mayhem") - очень жёсткая и серьёзная вещь. Это действительно шедевр в данном жанре.

И в конце, как и положено, благодарности. Во-первых, авторам телесериала "Анатомия любви" за столь захватывающий и драматичный сюжет одноимённой серии. И во-вторых, моему соавтору Олегу за прекрасно выполненную им общую редактуру рассказа и художественное оформление обоих концовок (самая драматичная часть - это его рук дело).

Ещё раз спасибо за тёплый отзыв! Рад нашему знакомству!

[Roquefort]

Я люблю природу и всё, что с ней связано (да, вот такой я романтик! ) Написал недавно такой вот рассказ.

Старик и леший.

- Дедушка, а лешии в лесу бывают? - спросил меня Виталька.
- Лешии? - я перестал точить свой «грибной» ножик и добродушно усмехнулся. - В лесу всё бывает, внучок. Вот в прошлом годе, пошёл я за белыми грибами, а принёс одних сыроежек...
-Да ну... - Виталька махнул рукой. - Это ты просто на сыроежную поляну случайно напал... Вот и набрал их целую корзину.
- Случайно, говоришь? - я усмехнулся. - Может, и случайно, конечно... Кто его знает? Не каждый день, ведь, на целую поляну сыроежек натыкаешься...
- Деда, а ты возьмёшь меня завтра с собой за грибами? - Виталька вопросительно посмотрел на меня.
- Посмотрим на твоё поведение... - усмехнулся я, возвращаясь к прерванному занятию.
- Деда, а расскажи про леших! - Виталька решил сменить тему. - Ты их когда-нибудь встречал?
- Леших? - я задумался. - Как сказать... Не всегда, ведь, встреча с Хозяином леса к добру... Чаще, даже наоборот — если ты ведёшь себя в лесу спокойно, не шумишь напрасно, зверей зазря не убиваешь, то Хозяин тебя тронет, даже может помочь грибов или там, ягод набрать свежих, да чистых. Но, если разгневаешь ты его, рассердишь чем-нибудь, то он тебя в такую глушь заманит, что и не выберешься, пока прощения у него не попросишь, да ещё и напугать может, при этом, не на шутку!
- А правда, что он может превратиться в кого угодно?
- Правда, внучок. И в зверя, и в птицу, и в рыбу, и даже в дерево...
- Ничего себе! - Виталька аж присвистнул от удивления. - Прямо, как терминатор!
- Боюсь, внучок, - я ласково усмехнулся, твоему терминатору такие превращения и не снились... Может он, например, стать ростом выше облаков или ниже травы?
- Нет...
- Вот то-то и оно! - я ласково потрепал его по вихрастой чёлке. - Если завтра будет хорошая погода, возьму тебя с собой в лес за грибами...
- Ур-ра! - Виталька радостно запрыгал. - Может быть, мы даже лешего встретим!
- Как знать, - я загадочно улыбнулся, как знать...

Однако, за ночь погода совсем испортилась... Ближе к утру заморосил дождик, сначала мелкий, он постепенно становился всё сильнее и сильнее, пока не превратился в самый настоящий ливень... Пришлось отложить грибную охоту до следующего утра. Не больно всё же приятно лазить в поисках груздей или подберёзовиков в сырых после дождя кустах. Мало того, что весь промокнешь, так ещё и мокрыми ветками тебя всего исхлещет... Исходя именно из этих соображений, бабушка запретила Витальке идти сегодня со мной в лес. Чтобы не расстраивать его ещё больше, я пообещал ему, что завтра мы с ним обязательно сходим за грибами, и может быть, даже попробуем вызвать лешего... Виталька радостно согласился и убежал гулять на улицу. Я же, оставив дома заготовленную загодя корзинку, отправился проверить свои лесные угодья — не случилось ли чего за ночь... По правде сказать, за лес я был спокоен — у него и без меня был свой защитник, но мой долг, как лесника, повелевал мне самому убедиться, что всё в порядке, на всякий случай...
В лесу было тихо и свежо. Дождь разогнал установившуюся было в последнее время жару и принёс такую необходимую всем — и людям, и животным — долгожданную прохладу. Вокруг царила практически абсолютная умиротворённая тишина. Лишь где-то вдалеке было слышно, как щебечут, переговариваясь друг с другом, какие-то птицы, да, нет-нет, пронесётся, словно метеор, какой-нибудь ошалелый от дождя жук... Я присел на поваленное дерево и, вынув сигаретку, закурил, задумчиво глядя вдаль.
- Здорово, Ляксеич! - послышался вдруг рядом со мной чуть хрипловатый голос с характерным «деревенским» акцентом.
- Здорово, коли не шутишь! - я, усмехнувшись, повернулся к неожиданному гостю. Это был невысокий, достаточно крепкий на вид старик с густой, длинной, белой бородой. Одет он был в белый долгополый кафтан, причём, запахнут он у него был не на правую, как положено, а на левую сторону. На голове у него была потемневшая соломенная шляпа, из-под которой выбивались густые, нерасчёсанные, белые волосы. В руке он держал большой, сучковатый посох, навершием которого была огромная сосновая шишка. Это был здешний Хозяин леса — леший Никодим.
- Хороший нынче дождичек прошёл... - заметил леший, присаживаясь рядом. И лесу благодать, и зверюшкам облегчение. Опосля этакого пекла, прохладный дождь, что глоток воды в пустыне.
- Это верно - согласился я. - Вот если бы ещё и грибной...
- Ну, это дело поправимо... - усмехнулся леший. - Тебе опят али маслят?
- Не надо ничего... - я махнул рукой. - Я сегодня не за грибами пришёл. Лес проведать, да капканы проверить — не стоят ли где...
- Ну, не хошь, как хошь — леший пожал худыми плечами. Я достал из-за пазухи приготовленные старухой два куска свежего, приятно пахнущего соляника и протянул один ему:
- Угощайся, Хозяюшко.
- Спасибо на добром слове и сытном угощении — поблагодарил он, взяв соляник. Мы молча перекусили и хотели было продолжить разговор, как вдруг невдалеке раздался громкий выстрел.
- Странно... - я удивился. - Кто бы это мог быть? Охота же, ведь, ещё запрещена...
- Непорядок... - отозвался леший, вставая. - Надо проведать.
- Идём! - я поднялся и мы направились в сторону, откуда раздался выстрел. Вскоре, всё разъяснилось. Оказалось, это местный браконьер Мишка Косой решил открыть сезон охоты заранее...
- Надо бы его проучить... - строго заметил Никодим, хмуро глядя из кустов на браконьера, который, стоя на поляне, оглядывался по сторонам - видимо, пытался понять, попал он или нет. Однако, все птицы разом смолкли и в лесу стояла безмолвная звенящая тишина.
- Проучим, Хозяюшко! - я хмуро кивнул. - Но сначала узнать бы надо, не поставил ли он где капкан какой...
- Это правильно — отозвался леший, выпрямляясь. - Сейчас, погоди... - он ударил своим посохом оземь и превратился в старого глухаря. Взмахнув крыльями, глухарь на удивление легко, для его веса, взлетел ввысь и, мгновением спустя, скрылся в лесу. Прошло пять минут, прежде, чем Никодим вернулся обратно. Приземлившись на мягкий влажный мох, глухарь вновь превратился в старого лешего с его незменным посохом. Глаза его горели яростным огнём.
- Что случилось? - спросил я.
- В соседнем леске этот нехристь капкан свой поставил, да не один! - сердито ответил леший. - Взрослые-то звери загодя их чуют, стороной обходят, а несмышлёные детёныши, бывает, попадаются. На них он, видно, и рассчитывал...
- Кто? - хмуро спросил я, поняв, куда он клонит.
- Лосёнок годовалый — последовал ответ. - Ногу заднюю раздробило сильно...
- Надо ему помочь — я двинулся было в указанную сторону, но Никодим, остановил меня:
Не волнуйся, с ним всё в порядке. Капканы я в болото выкинул.
- Это хорошо — я с облегчением вздохнул. - Но надо наказать Мишку за его самоуправство!
- Накажем... - леший нахмурился. - Не сумлевайся... - он поднял свой посох и хотел было ударить им оземь, но я остановил его:
- Погоди, Хозяюшко, здесь хитрость нужна. Надо так его напугать, чтобы не только ему, но и другим браконьерам неповадно было! Слушай... - я наклонился к нему и зашептал на ухо свой план...

Мишка Косой был известным в деревне браконьером, промышлявшим, в основном, охотой на птиц, но не брезговавший и капканами. Никакие уговоры на него не действовали, он только усмехался, заявляя, что ничто не заставит его отказаться от своего преступного промысла. Разве что, сама Мать-Природа запретит ему браконьерствовать...
- Ффухх! - из соседних кустов взлетел старый жирный глухарь, и, тяжело взмахивая крыльями, полетел к молодому ельнику, видневшемуся вдали.
- Ну-ка, погоди! - Мишка быстро перезарядил ружьё и бросился следом за улетающей дичью. Глухарь, гулко ухая, не спеша летел через поляну, словно и не догадывался, что за ним идёт охота. Ельник был уже близко - ещё немного, и он скроется в густых еловых зарослях... Видя, что дичь вот-вот ускользнёт от него, Мишка остановился и, вскинув ружьё, выстрелил вслед глухарю. Однако, тот даже и бровью не повёл — словно не слыша выстрела, он спокойно скрылся среди густых разлапистых ветвей молодых елей и сосенок.
- А, чёрт! - выругался браконьер, досадуя на свой промах. - Теперь придётся возвращаться с пустыми руками... Капканы, что ли, пойти, проверить... Эй, а это ещё что? - он вдруг заметил, что возле ельника, в нескольких метрах справа от него, что-то темнеет. Неужели, ему, наконец, повезло и кто-то попал в его капкан? Возможно, волчонок или даже матёрый хищник... Подойдя ближе, он увидел, что это всего лишь маленький лосёнок. Он жалобно стонал, пытаясь вытащить застрявшую в капкане заднюю ногу.
- Ага! - браконьер довольно ухмыльнулся. - Вот и мясо на шашлыки... Он вытащил свой охотничий нож и нагнулся к лосёнку с намерением добить его, но тот вдруг хищно оскалился и изумлённый охотник увидел, что на него смотрит уже не лосиная, а медвежья морда.
- Что за... - он помотал головой, решив, что это ему померещилось, но нет — это, действительно, был маленький медвежонок. - Как... где... - Мишка не мог ничего понять. Только что, он своими собственными глазами видел попавшего в капкан лосёнка, а теперь, перед ним в том же самом капкане лежал медвежонок. - Ну ладно... - решил он, так даже лучше, больше мяса достанется... Сжав в руке свой охотничий нож, он злобно усмехнулся и сделал шаг к испуганному медвежонку, намереваясь добить его, но тут произошло нечто совсем уж невероятное... Медвежонок вдруг перестал дрожать и пристально посмотрел на него. Взгляд его был холодный и строгий, словно это человек, а не зверь смотрел на него. Он словно говорил: «лучше уходи, а то хуже будет!». Не выдержав его пристального взгляда, браконьер смутился и на секунду опустил руку с ножом, и в этот момент, маленький медвежонок буквально мгновенно превратился в огромного рычащего медведя, ростом на добрых две головы выше самого охотника. Выронив от страха нож, браконьер попятился назад... Вскинув мощные лапы вверх, медведь оскалил свою огромную пасть и издал жуткий рык. Сорвав с плеча ружьё, браконьер дрожащими руками прицелился в разъярённого зверя и нажал на курок, но то ли руки у него дрожали слишком сильно, то ли прицелился он неверно, но только выпущенные им пули прошли мимо медведя. Самого медведя это разъярило ещё больше — мощным ударом лапы он вышиб у него из рук ружьё, а другой лапой замахнулся на самого охотника. Мишка не стал ждать пока разъярённый зверь вышибет из него дух и, развернувшись, задал такого стрекача, что только пятки сверкали меж кустов... Медведь подождал, пока он скроется из вида, и, постепенно уменьшившись в размерах, превратился в невысокого белобородого старика в белом кафтане.
- Здорово ты его напугал! - усмехнулся я, выходя из соседних кустов, откуда наблюдал за происходящим.
- В другой раз будет знать, как капканы ставить... - усмехнулся леший.
- Да, он теперь точно долго в лес не сунется... - заметил я. - А, заодно, и своим дружкам-браконьерам расскажет про встречу с медведем.
- Думаешь, они ему поверят? - леший с сомнением пригладил свою длинную бороду.
- Поверят... - я загадочно усмехнулся. - Если надо будет, подтвердим, хе-хе!
- Ну ладно, пойду я... - леший повернулся ко мне. - Дел в лесу нынче много. Спасибо за угощение и за дружескую беседу...
- Не за что, Хозяюшко — улыбнулся я, глядя, как он растворяется в лесу. Достав сигаретку, я прикурил её и не спеша направился домой. Солнце уже поднялось достаточно высоко, обогревая лес своими тёплыми лучами. С уходом браконьера, вновь тут и там запели разнообразные птицы, наполняя лес своим переливчатым свистом. Лёгкий ветерок шелестел густой листвой в раскидистых берёзовых кронах. День обещал быть солнечным и тёплым...

[Romantic Warrior]

Замечательный рассказ

[Roquefort]

Спасибо!

[katerina77]

"Я зову дождь... вчерашний дождь..."

В тишине, переполненной смыслом,
Не справляясь с лавиною чувств,
Он доверил дождю свои мысли,
А она - свои слёзы и грусть.

Они встретились, чтобы расстаться,
Чтобы мимо друг друга пройти,
Чтоб чужими, как прежде, остаться,
Разминуться и молча уйти..

Они случайно встретились. Столкнулись. Чуть коснулись друг друга. Разошлись.. Столкнулись, как два метеорита. Взглядами. Коснулись мыслями. Разошлись судьбами.
Никто не заметил этого. Никто не услышал..
Она шла, рассеянно и жадно собирая глазами перемены. Фотографировала свои же иллюзии. Удивлённо узнавая знакомые улицы, её шаги оставляли следы там, где уже проходил Он..
Лицо. Точки. Плечи. Руки. То тесно, то почти безлюдно.. Одни улыбались, другие - разговаривали, третьи - молчали, смотрели вперёд.. смотрели по сторонам.. смотрели под ноги..
У неё был лёгкий шаг, и следы быстро таяли, растворяясь в гулкой музыке улиц и начинающегося дождя... Она сама была частью этой музыки.. едва уловимой, грустно-светлой мелодии Его сердца...
А её сердце было таким свободным, что Она держала в нём всякую всячину, даже не запираясь на ключ ночью... В нём хватило бы места, чтобы спрятаться даже от проливного дождя.. Она с радостью принимала в нём гостей.
Сейчас окна и двери её сердца были распахнуты свежим чувствам и тем острым, нежным капелькам дождя, которые играли с его ровным ритмом, создавая внутри загадочное, волнующее и каждый раз новое произведение.. Дождь был подлинно её стихией.
Он влюбился в дождь в ту же секунду, как заглянул в её глаза. И буквально через мгновение раздосадованно подумал о том, что дождь - третий лишний. Посторонний. Какой-то нескончаемый, навязчивый, нервный свидетель. Стена, которая с каждым её шагом прочь от него, становилась всё плотнее..
Как много он хотел бы сказать, но дождь, как помеха на любимой радиоволне, мешал услышать её ответ на его главный вопрос.. Кем бы она не была, что бы ни делала, кого бы не целовала под каким-нибудь другим дождём, Он знал - Она всегда была его Музыкой. А дождь был её музыкой, сквозь которую он делал неуверенные попытки узнать её поближе.
Если бы сократить расстояние, если попытаться разрушить эту стену, если бы его шаги и голос могли влиться в музыку дождя, что окружала её, и узнать, о чём Она мечтала в эту секунду, то, пожалуй, Он мог бы предложить ей и свои мечты?...
Он оглянулся в последний раз.. Дождь полностью поглотил её образ, погасил последние искры надежды, рассеял в предрассветном тумане все его мысли о ней..
А дождь оставил себе на память её отражение в зеркалах мокрого асфальта и солоноватый от слёз вкус её губ..
Дождь прошёл, сохранив их тайны: её слёзы и его невысказанную боль...

[Yandex Bot]